Золотая клетка для светского льва - Юлия Климова

    – Больше года, отлично справляется со своими обязанностями. У меня к ней претензий нет.

    – Она замужем?

    – Да, но с ее мужем я незнакома, даже ни разу не видела.

    – А где она живет?

    – Недалеко. Минут пятнадцать на маршрутке, я так и искала себе помощницу, чтобы жила рядом. Боялась – привыкну к человеку, а потом услышу: «Извините, устала к вам ездить и нашла себе другую работу, поближе к дому». Такое же часто случается.

    Евдокия Дмитриевна подошла к трельяжу, тщательно изучила свое отражение и, придя к выводу, что один локон слишком уж непозволительно выбивается из прически, поправила его и кокетливо повела плечом.

    Тихон, косясь на женщину, которая с каждым днем все больше занимала его мысли, пытался сосредоточиться на персоне Леночки. Если представить, что муж – сообщник, то все даже очень неплохо вытанцовывается. Подвернулся удачный момент: она позвонила супругу, и он спешно выехал к дому Корнеевых. Они встретились, Леночка отдала брошь и бросилась обратно. Это могло занять десять-пятнадцать минут… Но есть в таком предположении небольшой пробел: Леночка сказала, что из дома не выходила. Смущаясь после рассказа о шантаже Вадима, она подтвердила свою мимолетную связь с Берестовым, но настойчиво отвечала «нет» на вопросы об отлучке.

    – А почему вы так интересуетесь Леночкой? – спросила Евдокия Дмитриевна. – Вы думаете, это она украла брошь?

    – Уверенности такой нет, пока я просто собираю сведения.

    – Спасибо, что вы взялись за это расследование…

    – Ну что вы, это вам спасибо… за доверие…

    – Да как же можно вам не доверять?..

    – Но все же…

    Щеки Евдокии Дмитриевны и Тихона вспыхнули. Пауза затянулась, и надо было срочно что-то говорить.

    – А когда вы вернулись от портнихи, вы не заметили ничего странного?

    – Нет, – не сразу поняв вопрос, ответила Евдокия Дмитриевна.

    – Подумайте, для меня важны даже мелочи, – Тихон откашлялся и побарабанил пальцами по углу трельяжа.

    – Нет, все было как всегда. Я зашла, положила коробку с платьем на полку шкафчика, повесила шубу в шкаф, переодела сапоги… Я не сразу нашла свои тапочки – это важно?

    – Важно, – кивнул Тихон, не столько потому, что его волновали тапочки, сколько от того, что ему хотелось как можно дольше разговаривать с Евдокией Дмитриевной. – И где же они оказались?

    – Под сапогами Леночки. Сапоги высокие, завалились набок, да еще в гардеробной одна лампочка перегорела, вот я их и не сразу нашла.

    – Значит, вы надели тапочки… а дальше что?

    – Нет, я их не надевала. Мысок оказался мокрым, видимо, с сапога натекло, и я их отправила на батарею, а сама взяла другую пару, ту, что у нас лежит для гостей.

    Тихон тряхнул головой – разволновался, растекся, размечтался и перестал понимать, о чем ему говорят! Простофиля! Сапоги упали на тапочки – ну это ладно, бывает, но на них явно был снег, который растаял… А это что значит?

    – Она выходила на улицу, – пробормотал Тихон.

    – Что вы говорите?

    – Огромное вам спасибо, вы даже не представляете, как мне помогли!

    – Правда?

    – Еще как!

    Поцеловав Евдокии Дмитриевне руку, Тихон заторопился на первый этаж к Леночке. Оторвав ее от приготовления ужина, наполнив голос строгими нотками, он задал напрашивающийся вопрос:

    – Почему вы меня обманули?

    – Когда? – Леночка вытерла руки клетчатым полотенцем и, взяв со стола яблоко, принялась его чистить.

    – Сегодня. Я вас спрашивал: не выходили ли вы из дома на протяжении того времени, пока Евдокия Дмитриевна ездила к портнихе? И вы мне ответили «нет».

    Леночка промолчала, и Тихон, не вдаваясь в подробности, каким образом он наткнулся на правду, сказал:

    – Вас видели выходящей из дома. Где вы были и что делали?

    – Понимаете… ну, я же не каждый день… ну, вы понимаете… после того, что у меня случилось с Максимом Леонидовичем, я очень разволновалась и захотела покурить… я вообще-то не курю, но держу пачку так, на всякий случай, – затараторила Леночка. – Я никуда и не ходила, просто зашла за дом и выкурила всего одну сигарету.

    Тихон решил быть суровым до конца:

    – Значит, у вас есть пачка на случай стресса или плохого настроения… хорошо, покажите мне ее.

    – Но… это была последняя сигарета, а пустую пачку я выбросила.

    Вся эта натянутость Тихону не понравилась, но он решил сделать вид, будто объяснения его устраивают.

    – Ладно, – махнул он рукой, – вы меня убедили, но, надеюсь, в следующий раз на мои вопросы вы будете отвечать честно.

    – Извините, – виновато улыбнулась Леночка. – Я просто очень боюсь, что до мужа дойдут какие-нибудь слухи… С Максимом Леонидовичем как-то случайно так получилось.

    – Понимаю, – тоже улыбнулся в ответ Тихон. – А курить бросайте – вредно. Минздрав, сами знаете, предупреждает об этом очень настойчиво.

* * *

    Окончательно успокоиться Акулина Альфредовна так и не смогла. Выпив рюмку травяной настойки на спирту, она всплакнула, витиевато высказалась в сторону неведомого ей Курносова и устроила в комнате Виолетты обыск. Что уж она там собиралась найти, пожалуй, она и сама не знала, но, переворошив кровать и шкафы, она почувствовала невыносимую усталость и, прихватив Ирму, отправилась на прогулку.

    Прохаживаясь вдоль домов, она корила Виолетту и предрекала ей сладкую жизнь с голой задницей. Идейная подруга внимательно слушала, со всем соглашалась и часто кивала в ответ. Ирма, правда, никогда не понимала, почему Акулина Альфредовна настаивает на таком женихе, как Феликс (за душой у него практически ничего не было), но все же не возражала, полагая, что на это есть какие-то свои особые причины.

    Нагулявшись вдоволь, частично выплеснув свое негодование наружу, Акулина Альфредовна вернулась в дом и, посадив Феликса за составление гороскопа на целый год вперед, направилась в свою комнату. Надев домашние брюки, она сунула руку в карман и, нащупав шуршащую бумажку, вынула ее на свет. Раздраженно разворачивая лист, она не слишком-то задумывалась, что перед ней, но, когда картинка предстала в полном великолепии, Акулина Альфредовна закрыла рот рукой и издала странный звук: «Й-й-и-й».

    На нее дерзко смотрела обнаженная Китти-наездница: точеная девушка с явно тянувшей ее к земле грудью сверкала белозубой улыбкой, сжимая в одной руке хлыст, а в другой – потертое седло.

    – Й-й-и-й, – повторила Акулина Альфредовна, отшвыривая от себя листок.

    Китти упала на пол, но сверкать зубами не перестала.

    Почечуева наклонилась, подхватила запечатленную на глянце «падшую женщину», гневно порвала бумагу, смяла кусочки и, спустившись в кухню, выбросила в мусорное ведро. Подозревать в подобной выходке она могла только одного человека – Вадима, поэтому решила сначала успокоиться, а уж потом разобраться с ним в полной мере.

    Подойдя к кровати, она легла поверх пледа и уже собралась представить себе, как Виолетта вернется обратно и, рыдая, станет молить о прощении, проклиная Курносова, как вдруг что-то хрустнуло… Вскочив, Акулина Альфредовна откинула плед – на простыне лежал листок: пышнотелая блондинка, утопая в стоге сена, отчаянно протыкала небо грудью.

    – Нет… – выдохнула Акулина Альфредовна. Она и в страшном сне не могла представить, что однажды ей придется разделить собственную постель с одной из падших женщин. – Убирайся отсюда! – взвизгнула она, сминая листок и швыряя его под журнальный столик.

    Интуиция холодком пробежала по спине, и Акулина Альфредовна медленно подняла подушку. Зеленоглазая рыжеволосая Алекс, демонстрируя единственный атрибут одежды – красный шарфик, застыла в такой акробатической позе, что, глядя на нее, наверняка у каждого второго мужика начинала кружиться голова. «Таких берут в космонавты!» – было написано яркими оранжевыми буквами у ее ног.

    Акулина Альфредовна бросилась к шкафу. Под каждой кофточкой, футболкой, чулками лежали они – роскошные и почти всегда голые: Марианны, Жужи, Донны и прочие сирены. На этот раз звук, который она издала, был такой частоты, что человеческое ухо его уловить и распознать не могло. Подскочив на месте, тряся в воздухе кулачками, она выпалила то, во что сейчас глубоко верила:

    – Я убью тебя! Я убью тебя, грязный растлитель порядочных женщин!

    С этими словами она вылетела из комнаты – воплощать желаемое в жизнь.

    – Ох, и достанется же тебе сейчас, – вздохнула Дашенька, поднимаясь с кресла. Она сидела около лестницы, ожидая развязки. – Прости, Вадим, но иначе никак нельзя.

    Она почесала затылок и стала считать.

    Один, два, три, четыре… извини, но надо же как-то отбить у тебя охоту шантажировать Берестова… пять, шесть, семь, восемь… извини, но это тебе пойдет на пользу… девять, десять, одиннадцать…