Филарет – Патриарх Московский - Михаил Васильевич Шелест

ответил я. — Примнилось мне и сидел этот домик в мыслях. Мешал про другое думать. Вот и пришлось мне его построить. Получилось ведь ладно?

— Ладно, — согласился царь.

— Ну, так вот… Теперь хоть о другом думать могу. А новое, или приживается, или отваливается до других времён.

— Это ты правильно говоришь. И у меня так. Столько мыслей в голове. Тоже роятся, как пчёлы. Их бы по домикам рассадить. А куда их, в какой домик, то ли в старый, то ли в новый? Где приживутся лучше?

— Ты о чём, государь? Не пойму я тебя.

Иван Васильевич посмотрел на пасечника и тот отошёл в сторону. Воевода Данила Романович с братом Василием и другие дворяне стояли поодаль, опасаясь подходить к пчёлам.

— О том, что пытаемся мы новшества ввести в военную справу, а для того новое государство строить приходится. Уклад менять надо. Тут мне понятно, для чего дом новый строить, а пчёлам и так не плохо живётся.

— А-а-а… Понял, — улыбнулся я. — Вот ты о чём. Ну так и сделай, как я. И старые колоды оставил, и новую поставил. Где будет лучше пчёлам и пасечнику, та и будет стоять.

— Да-а-а… — Иван Васильевич почесал бороду. — Пасечнику нужен мёд и воск, а пчёлам надо выжить.

— И я по то же. Можно и выгребать воск из колоды, не думая о пчёлах, а можно брать, но и им слабину давать. Мне не трудно слепить новую рамку для пчёл, зато они быстрее начнут мёд носить. А то ведь бывает, что и не успевают до морозов.

— Ну да, ну да… Пчёлы и медведь.

— Да! Тому вообще не до пчёл. Набил брюхо, и рад, а то, что разломал колоду и пчёлам негде жить, медведю не важно.

Царь нахмурился.

— Это ты сейчас меня с медведем сравнил?

Я всплеснул руками.

— Господь с тобой, государь. Мы же пчёлах говорим.

— Ты о пчёлах, а я о государстве. Не знаю, какой домик для моих пчёл построить и как шершней извести. Ведь многие местечки, где наместники правили у упадке: земля не родит, людишки разбежались. Монастыри позахватывали земли и не платят в казну. А с чего государю кормиться?

Глава 14

— Вот земщину вводим. Трудно идёт, медленно. Продолжают князья да бояре обирать люд, мешают жить по-новому. Разбойничать начали на дорогах. Соляные обозы грабят. А губным старостам не подчиняются.

Я молча слушал.

— Что мне с ними делать? Знаю ведь, что многие бежать в Литву настроились. Что делать?

— Ты меня спрашиваешь, государь?

Царь кивнул.

— Тех, кто бежит, — ловить и на кол сажать. Семьи и дворню не бить. Люди — пчёлы твои, государь. Вылетели из колоды, так поймать их надо и в другую колоду пересадить. Земель много неосвоенных. Взять, хотя бы по реке Воронеж, да на Дону. Пусть там городки и засечную полосу строят. На Туле железо роют.

— В полон их там заберут, — вздохнул царь.

— Крымский полон и литовские почести — две большие разницы.

— А ты откуда знаешь про железо под Тулой? Грек рассказал? — царь усмехнулся.

— Слышал где-то, — пожал плечами я. — Больше переселяй туда людей. С захваченных западных земель переселяй. Возьми те земли в опричнину. Сам ими владей и управляй.

— Как-кую, опричнину? — нахмурился царь, явно насторожившись.

— Ну ведь эти земли — Слобода — когда-то были опричными землями отца твоего — царя Василия и Елены Глинской. Управляли они ими так как хотели. Вон сколько чего понастроили. А ты, государь, сам сказал, что для твоих нововведений нужно много денег, поэтому и перемести часть «пчёл» в другой домик с другими правилами. Слабые земли оставь земщине и ненадёжным боярам, а богатые возьми под свою руку и посади на них своих пчёл. Тьфу! Людей! Ты же сам это говорил про Строгановские земли: соль и серебро.

— Тихо ты! — царь приставил палец к губам и осмотрелся. — Это слово даже молвить не смей!

— Я тихо.

— Они по губам читают.

— Понятно. Так от того и слово такое на ум пришло: «опричные земли». Другие значит.

— Пчелиные домики, говоришь? И пусть стоят рядом?

Царь посмотрел на мой очень даже симпатичный, свежевыструганный пчелиный улик.

— Так это же ещё придумать надо его! Тебе вон пришло на ум, как строить, а мне пока не пришло. Что хочу от пчёл — знаю, а как к этому прийти, не знаю. Не хватает денег.

— Оно само в голову постучится. Господь вразумит.

— И то так, — согласился государь и, приобняв меня за плечи, увлёк за собой в сторону строящегося длинного многоэтажного здания.

Мы прошли мимо него. Иван Васильевич спросил: «когда крышу покроют?». Данила Романович ответил в конце лета. Государь поднял «руки горе», словно взывая к всевышнему, а я отлип от Ивана Васильевича и потихоньку отстал, не желая присутствовать при взрослом разговоре. Группа «ответственных работников» тоже попыталась отстать, но царь-государь начал расспрашивать то одного из них, то другого, и им пришлось держаться к нему, как можно ближе. Из вопросов мне стало понятно, что это главы местных дворцовых «палат», «приказов», «изб» и всего остального дворцового управленческого аппарата и я напряг уши.

Царь распекал главу ямчужного[18] стола за то, что тот не уберёг мастера-фрязина, когда мне послышалось, что упоминаются Строгановы. Сочетание слов селитра и Строгановы, мне показалось странным. Прислушавшись, я понял, что их роль в процессе получения селитры и изготовлении пороха почему-то существенная. Кое-что о производстве пороха мой «спящий демон», видимо, знал, потому что сразу начал выдавать всевозможные рекомендации. Мне порох был не интересен, и я, отодвинув «демона» подальше, просто продолжил напрягать уши. Тут царь произнёс латинское слово «лабараториум», а следом русское слово «стекло» и, повернувшись к уже построенному полутороэтажному зданию, махнул в его сторону рукой, и я встал в «стойку».

— Да ты судья, или кто? — вдруг повысил голос царь. — Был у фрязина подмастерье, где он?

— Сбежал, великий государь. Прикинулся, говорят, иноком, и сбежал.

— Да, что ж такое? Куда не кинь, всюду клин! Данила Романович, ты воевода… Почему у тебя люд через ворота ходит без спросу?

— Это надо судью стрелецкого приказа спросить, — шмыгнув носом, как дитя малое, сказал воевода и главный дворецкий.

— Ну, так спроси! — Вскрикнул царь и повернулся к «пороходелу». — А ты, сучий сын, где хочешь, а мастера ямчужного найди. Нам здесь порох нужен.

— Где ж я такого мастера найду. Он ведь ямчуг из Строгановской соли выпаривал.

— Значит сам в Ватикан езжай и проси другого мастера!

— Этот подмастерье с