Филарет – Патриарх Московский - Михаил Васильевич Шелест

жизнь». И даже не было интересно чужое лекарское знание. И если бы не болезнь царицы, которую мне было искренне жаль, я бы и не стал копаться в «чужой» памяти в поисках лечения, а тем более уделять столько времени поиску лекарственных растений. Мне была интересна драка, военное дело, или, как это не парадоксально, — наука.

Кроме воинских, во мне нашли, как не странно, отклик знания по математике и химии. Вдруг осознав опасность заражения какой-нибудь болезнью и возможностью элементарно «загнуться», не дожив до седин, я озадачился вопросом собственно выживания. Хотя об этом даже не задумывался редыдущие восемь лет, живя, как и все вокруг, в антисанитарных условиях. Это понимание тоже пришло после посещения царицы и оценки лечебный способностей «лучших лекарей» Европы.

Просто, когда я в день отъезда царя пообщался с британскими лекарями, расспросив их об ингредиентах предлагаемых царице снадобий, я едва не выпал в осадок, если говорить словами любимой мне химии.

Оказалось, что в составе порошка были какашки овец, сурьма и, естественно, ртуть. И лекари гордились своей рецептурой. На вопрос, «а что-нибудь, кроме говна у вас есть?», британец обиделся и перестал со мной вообще разговаривать.

К моему удивлению, здесь же в Слободе оказался и Ченслер, который, увидев меня, сначала напрягся, потом удивился, а потом стал искать со мной встречи, чего я легко избегал, настропалив охрану отсекать любые несанкционированные контакты с иностранцами.

Британцы по «просьбе» воеводы уехали в Москву на следующий, после отъезда царя, день.

Так вот о лекарственных растениях.

Вокруг Слободы мне удалось найти: расторопшу, которая есть — «чертополох» и лопух. На полях и огородах произрастали для меня полезные: овёс, свёкла, чеснок. Хлореллу, в изобилии цветущую в лужах, и весьма любимую пасущимися рядом коровами и овцами, я собирать поостерегся, ибо даже её исследование насторожило моих охранников.

Чужая память помогла мне составить меню «лечебной диеты», состоящей из: куриных и говяжьих бульонов, риса, приготовленного на отваре овса, свёклы с чесноком, приправленной конопляным маслом, отварных клубней лопуха, очень похожих на картофель и взвара из чертополоха и различных ягод, выглядело вполне себе привлекательно для любого гурмана.

Когда царица узнала, чем я рекомендую её лечить, она сначала сильно удивилась, а потом расплакалась.

— Ты меня жалеешь, мой хороший, — отрыдавшись сказала она. — Значит никакие лекарства мне уже не помогут, раз ты почуешь меня такой едой и ягодами. Слышала я, как ты заставил девок ежедневно собирать землянику. Спасибо, Федюня.

— Ты удивишься, государыня-матушка, но все эти продукты попадая в организм, выводят ртуть, которая была в тех лекарствах, которыми тебя лечили. Даже если бы во время приема лекарства ты выпивала два куриных белка, то отравления можно было бы избежать. Жаль, что сейчас пока нет ни иных ягод, ни фруктов. Они все выводят ртуть. Поэтому, если ты больше не будешь принимать отраву, — ты выздоровеешь. А отраву я тебе больше давать не дам.

— Спаси тебя Бог, Федюня! Спаси тебя Бог! — царица снова зарыдала.

Как врач я знал, что для пациента важно поверить в выздоровление и поэтому накачивал царицу позитивом. Не смотря, что ей уже было тяжело ходить и даже стоять, я заставил её делать лёгкую дыхательно-оздоровительную гимнастику.

Когда я в первый раз сказал: «Сделай вздох, подними руки, представь, что ты взяла солнце, а теперь выдыхая, разотри его по телу», дьячок взъерепенился и забубнил: «То язычество есть… Не Богоугодно сие…». Тогда я изменил подход к терапии, объявив сие действо — разумным молением.

— Набирай, государыня, обеими руками солнце и обеими же руками крестя себя и выдыхая, говори Иисусову молитву: «Господи Иисусе Сыне Божий помилуй меня грешную». Так можно? — спросил я служителя культа.

Дьячок почесал под шапочкой голову крестом, висящем у него на чётках, и посоветовал креститься правой рукой — справа на лево, а левой — слева на право.

Я удивился, что так, оказывается, можно, и пожав плечами, «разрешил».

— Да будет так!

Потом мы начали очень медленно двигаться. Сначала вращая тело расслабив руки, как плети, а потом по одному шагу влево, вправо, вперёд, назад.

На седьмые сутки, то есть к приезду царя, царица встречала Ивана Васильевича стоя на «золотом» крыльце. Видимых изменений кроме восстановления функций органов движения не наблюдалось, но мы все радовались и этому. Запустила себя царица в своей болезни, следуя советам иностранных лекарей, нянек и мамок, а мы постепенно эти устои начали ломать. И в этом мне сильно помогала чужая память, которой я был искренне благодарен.

Мне кровь из носу нужен был пенициллин. Как его добыть я знал, но знал и то, что то, что у меня может получиться из зелёной плесени, во-первых, не очень-то будет пенициллином, а во-вторых, моментально превратится в хрен знает что, если его не заморозить. Но я всё же решил попробовать.

В первый же день нахождения в Слободе, я замочил в молочной сыворотке краюху ржаного хлеба и, прикрыв тряпицей, оставил её плесневеть. Уже на пятый день я получил на хлебе плесень нужного мне цвета и качества. Дав ей «заколоситься», я приготовил творог, аккуратно снял с хлеба пенициллин, добавил его в будущий сыр, который заложил в форму, поставил под гнёт.

Надо сказать, что рецепт варёного сыра я взял тоже из чужой памяти. Раньше я не знал, как готовится сыр, который ел, и не знал, что он может быть твёрдым. Сыр, который я знал, был мягким. По сути, это был творог, получавшийся простым сворачиванием молока и сцеживанием сыворотки без сильного пресса.

Я, преследуя определённую цель, а именно — сохранение свойств пенициллина, решил сварить твёрдый сыр. Для молоко подогрел в котле, плеснул туда лукового сока, для сворачиваемости, немного помешал деревянной ложкой и переложил творог в тонкую тряпицу типа марли.

Получив творог, я переложил его в котёл поменьше посолил и хорошо перемешав нагрел продолжая перемешивать на водяной бане, выпаривая влагу. Вот потом я добавил в него пенициллин, снова перемешал и, переложив в заранее изготовленные из липовых досочек квадратные формы, поставил под не очень тяжёлый гнёт для выдавливания влаги.

* * *

Когда через условленную неделю в Слободу вернулся государь и зашёл ко мне в комнату, он сразу стал принюхиваться.

— Что это у тебя и луком и сыром пахнет?

— Да вот, сыр сварил, — небрежным тоном сказал я.

— Как это сварил? — спросил царь уставшим голосом.

— Попробуешь?

Государь пожал плечами.

— Давай.

Подняв крышку сундука, я «откопал» из-под овечьих шкур сыр, лежащий уже без гнёта на песке со льдом, положил его