Сопроводитель - Дмитрий Красько

— Я не еврей, Соломон.

— Ха! И он будет мне рассказывать, кто есть еврей, а кто есть не еврей!

— Ладно, считай, как хочешь, — поспешил сказать я, пока он опять не начал размазывать сопли своих слов по стеклу моего мозга. — Ты мне вот что скажи, пока у меня солнечный удар не случился и я не упал на этой жаре в обморок. Я тороплюсь, Соломон. По какому поводу ты меня вспоминал?

— По какому поводу?! А я что, как старый друг не могу вспомнить тебя без всякого повода? Ну хорошо, ты угадал: я вспоминал по поводу. Тебя опять искал Игорь Водолазов. Спрашивал, не моя ли это машина, на которой ты ездишь. Ну, ты же знаешь, Мойша! Есть у старого Пипуса слабость: любит он похвастаться. И я сказал Игорю: да, это я подарил моему другу Мойше Мешковскому хорошую машину, которая будет служить ему верой и правдой до самой смерти, даже если он до нее вообще не доживет. Это все, Мойша.

Я покрылся испариной и заорал в трубку:

— Пипус, детка, одно слово: «да» или «нет»! Он номер спрашивал?

— Да.

— И ты его назвал?!

— Да. Ну, ты же знаешь старого Пипуса, есть у него маленькая слабость…

— Потом, Соломончик, потом, — оборвал я его. У меня для тебя имеется новость. Маленькая, но жутко вонючая. Только это, натурально, не телефонный разговор. Нам нужно встретиться где-нибудь тет на тет, и как можно быстрее.

— К чему такая спешка? — удивился он, но, сообразив, что вчера я начал заниматься делом, в котором он кровно заинтересован, заговорил по-другому. — Слушай, Мойша. На улице поэта Пушкина есть маленький ресторанчик «Славянский». Будь там через полчаса. И прихвати валидол. У меня слабое сердце!

— Я шприц с инсулином принесу, — буркнул я и положил трубку. Пусть пошевеливается. Хватит болтать, а то он скоро в этом искусстве меня переплюнет.

Ехать до «Славянского» на машине я не решился. Если он сообщил номера Игорьку, то автомобиль выдаст меня с головой — в большом городе его отыскать гораздо легче, чем человека-одиночку. Поэтому я воспользовался троллейбусом. Ощущения испытал острые и малопривычные, но время от времени необходимые, чтобы почувствовать себя ближе к народу.

Пипус ошибся, «Славянский» был далеко не ресторанчиком — перерос. Но не в этом дело. Я приехал на десять минут раньше срока, потому что не знал, за какое время люди добираются из одного места в другое посредством общественного транспорта и, чтобы не рисковать, пошел на остановку сразу после телефонного разговора.

Добравшись до пункта рандеву, я занял столик и стал терпеливо ждать. Измаяться, однако, не успел — Пипус был человеком пунктуальным и нарисовался в дверях за две с половиной минуты до назначенного срока. Осмотрел зал и, увидев меня, широко улыбнулся, отчего его мясистый нос стал похож на лампочку Ильича — ну, такой же красный.

За Пипусом в зал вошли двое. Видом — натуральные человеки-невидимки, им разве что вес мешал. По сотне кило на каждого. Все остальное — среднее: средний костюм, среднее лицо, средний цвет волос. Не знаю, как им это удавалось, но они были совершенно средние. Аж завидно. Однако уселись они не в середине, а с краю, у входа, чтобы держать его под наблюдением. У Пипуса слабое сердце.

Тем временем он сам подошел к занятому мной столику и уселся напротив.

— Мойша! Ты даже не поверишь, но мне приятно тебя видеть.

— Поверю, — буркнул я. — Чай, полгода не виделись. Срок, если тебя не оскорбляет это слово.

— Ай, перестань, — он махнул рукой. — Я уже не в том возрасте и не в том положении, чтобы обижаться с этих глупостей. — Он сделал пальчиками официанту, и тот мгновенно материализовался рядом. Это профессиональный секрет всех официантов — умение вычислять, кто из клиентов наиболее влиятелен, даже если тот не относится к числу завсегдатаев. И обслуживать такого с особенной быстротой. Глядишь, и чаевые будут посолиднее. Это не в качестве насмешки или упрека — боже упаси, у каждого свой хлеб. Сам проработал таксистом девять с лишним лет, знаю.

Пипус принял протянутое меню, посмотрел и несколько раз воткнул палец в листок. Официант забрал его и так же загадочно, как появился, рассосался в воздухе. Соломон посмотрел на меня и слегка виновато развел руками:

— Кушать хочу. Я как раз обедать ехал, когда ты позвонил. Ну, ничего. Тут покушаю.

— Сутягин мертв, — без раскачки, сразу, в лоб, сказал я.

— Оп! — хлопнул ртом Пипус. Покраснел от натуги и стал мрачным. Известие ему радостных эмоций явно не доставило. Вынул из кармана коробочку валидола — оказывается, свой имел, — взял таблетку и положил ее под язык. Потом посмотрел на меня повлажневшими глазами: — А ведь мы с ним когда-то вместе учились, Мойша.

— Он говорил, — я кивнул и стал ждать следующей его реплики.

— Говнистый, конечно, был человек, если начистоту, — просипел Пипус. В этот момент подошел официант и стал перемещать заказ с подноса на столик. Соломон некоторое время рассеянно рассматривал гарсона, потом немножко — меня, после чего неожиданно выпалил: — Бутылку водки! Живее!

Официант кивнул и привычно рассеялся в воздухе, оставив поднос на столе. Через полминуты нарисовался вновь, поставил две стопки — одну перед Пипусом, вторую — передо мной, ловко скрутил бутылке башку и аккуратно и поровну налил. И только после этого продолжил свое дело — сгружать блюда с подноса. Он оказался с понятием, этот парень с изумительной белизны салфеткой на локте.

Пипус поднял свою рюмку до уровня глаз и посмотрел на меня:

— Хоть и говнистый был человек, а помянуть надо. Нехорошо это — когда раньше времени умирать заставляют.

— Нехорошо, — согласился я и поднял свою стопку. Пить, откровенно говоря, не хотелось. И даже не в том дело, что Леонид Сергеевич не нравился мне, как человек. Просто я догадывался, чем может кончиться попойка, протекающая под разговор на тему чьей-то недавней смерти. Опять передо мной поплывут лица ушедших когда-то друзей — Бэка, Четыре Глаза… И если будет достаточно водки, то она, водка, начнет плакать, душа потребует чьего-то участия и, в конце концов, я проснусь сам не зная, где, и, вполне возможно, сам не зная, с кем. Но была альтернатива — пить мало или пить через раз, что, в принципе, одно и то же. У меня была еще одна немаловажная причина оставаться сегодня хотя бы относительно трезвым. Мне еще предстояло что-то делать с Игорьком и его друзьями, если я намеревался жить дальше в тишине и спокойствии, не боясь, что однажды появятся эти парни и предъявят счет.

Пипус выпил. Я тоже. Он взял с тарелки пучок зелени и закинул в рот. Я тоже. Прожевав и проглотив, он спросил:

— Кто это сделал?

— Я видел только труп, — я развел руками. — Мертвые неразговорчивы, этот — не исключение. Не знаю.

— А он мне был нужен, — угрюмо пробормотал Пипус. Официант уже ушел, и ему пришлось самому обслужить себя и меня. — Очень нужен.

— Скушай пельмешек, — попросил я.

— Зачем? — он с подозрением уставился на меня, ожидая какой-нибудь хохмы. И я не подкачал:

— Потому что это слегка успокоит тебе нервы, а то я хочу сказать тебе еще одну вонючую неприятность. Игорь играет за другую команду. Это он после твоего отказа начал снабжать Коновалова топливом. А потом подумал и решил, что и весь твой бизнес — аккурат его размерчик. Так что Сутягин — тоже его работа. Не лично, ты же понимаешь… Но сценарий писался им.

Пипус окаменел, но не больше, чем на минуту. Когда она истекла, он замахнул в себя водку и недовольно буркнул:

— Я еще не съел пельмешек, а ты меня уже добиваешь, — однако тарелку к себе придвинул и принялся уплетать, указав одновременно на вторую такую же — мол, не отставай. И я не отстал, поскольку тоже еще не обедал.

Ел и думал, что реакция Соломона на последнюю реплику совсем не такая, какой можно было ожидать. Он даже не стал глотать валидол или, на худой конец, воздух ртом. Он просто выпил водки и стал пожирать пельмени. Странная какая-то реакция, положа руку на сердце.

Отодвинув от себя опустевшую тарелку, я спросил, стараясь развеять недоумение в собственной голове:

— Ты не очень удивлен, Соломон, да?

— Таки нет, — он покачал головой и тоже отодвинул от себя пустую тарелку. — Не удивлен. Я чего-то подобного ожидал. Нужно быть либо идиотом, каких не бывает, либо врагом народа, чтобы отправить моего Леню куда-то к черту на кулички в такой момент. Водолазов, натурально, не идиот. Иначе бы он не стал тем, кто он есть. Поэтому я предполагал, что он, может быть, враг, — поковыряв зубочисткой в зубах, он налил себе еще, попытался налить и мне, но, увидев, что у меня полная, удивленно спросил: — Ты чего ждешь?

— Я через одну, — объяснил я. — У меня сегодня еще дела. Много дел.

— Ну, как хочешь. Бери пюре, — сказал он и выпил, и на этот раз я последовал его примеру. Пипус, хоть и был евреем до мозга костей, но — русским евреем. Водку пил, как абориген. Закусив, посмотрел на меня и спросил: — А ты, Мойша, совершенно уверен в своих словах?