Хальдор из Светлого города - Елена Хаецкая

Но барон неожиданно опустил руку с мечом и отвернулся. Его терзала острая жалость к этому перепуганному солдату, который был старше его лет на десять.

– Господин писарь, – хрипло сказал солдат, – не говорите Верзиле…

– Ладно, – сказал барон.

Солдат перевел дыхание и тут же снова перестал дышать. В дверях безмолвно высился Верзила Кьетви – с побелевшими губами, неподвижный, с яростью в светлых глазах. Солдат с ужасом, почти суеверным, смотрел на капитана. Кьетви шагнул с порога, оттолкнул барона и дважды резко ударил солдата по лицу, после чего треснул его головой о стену и отпустил. Солдат тихо сполз на пол. Кьетви для верности пнул его сапогом и повернулся к барону.

Мальчик отступил на шаг и поднял меч. Серые глаза, почти черные в полумраке комнаты, сморели хмуро и бесстрашно.

– Господин капитан, – сказал он негромко, – я не позволю бить себя.

Кьетви дернул уголком рта.

– Почему этот подонок напал на тебя? – спросил он, мотнув головой в сторону солдата, безропотно утиравшего кровь из-под носа. Барон увидел на разбитом лице страх и злобу, и ему стало противно.

– Он вовсе не подонок, – сказал барон. – Я показывал ему один неплохой боевой прием, вот и все.

– Ты так хорошо владеешь оружием?

Барон кивнул. Верзила Кьетви немного подумал.

– Писаря вернуть прежнего. Все равно из него тяжелый пикинер… гм. Будешь обучать солдат Ордена. Что у тебя на столе?

– Протокол, господин капитан.

– Опять кто-то напился?

– Да этот… с «миллиметриками». Который из барака решето сделал.

Капитан протянул руку к бумаге.

– Дай сюда.

Барон подал ему протокол. Он знал, что Верзила не умеет читать и если бы он хотел ознакомиться с текстом, то распорядился бы прочесть ему вслух. Кьетви разорвал листок пополам, обрывки скомкал и бросил на пол.

– Я с этим балбесом без протокола разберусь, – сказал он и вышел, хлопнув дверью.

Барон проводил его глазами и снова уселся за стол. Солдат уже утвердился на ногах, все еще шмыгая носом. Встретившись взглядосм с бароном, он сказал без улыбки:

– Здоров же Верзила драться… Скажи, парень, это правда, что ты барон?

– Я мэтр д'арм, – сказал барон.

Солдат прищурился с недоверчивым видом.

– Чего? – спросил он. – Поясни для серого люда.

– Учитель фехтования, – ответил барон.

26.

Кабак Зеленоглазой Блондинки был пуст по случаю утреннего часа. Солнце, каким-то чудом просочившееся сквозь толстые пыльные стекла, ползло по деревянным стенам, расписанным сценами из пастушеской жизни. Тусклая краска – синяя, зеленая и мутно-красная – успела за долгие годы основательно облезть, однако роспись придавала интерьеру некоторую фешенебельность и, устраивая разнос очередному разбушевавшемуся клиенту, Блондинка неизменно простирала длань к картинам, которые неоспоримо доказывали, что здесь вам приличное заведение.

Стулья тесно облепили все столы, за которыми вчера кутили многочисленные компании. Прочие столики, на долю которых после этой перестановки стульев не хватало, выглядели ощипанными.

Над стойкой покачивалась подвешенная за нитки деревянная фигурка, изображющая одноногого моряка с черной трубкой в зубах. Волосы моряка были сделаны из пакли и повязаны выгоревшим и пропыленным лоскутом.

Сама хозяйка, навалившись могучими локтями о стойку, наблюдала с неподдельным интересом за действиями какого-то несчастного, ползающего с мокрой тряпкой в руках по грязному полу. Он путался в ножках стульев, сопел, ронял на себя мебель и успел уже два раза наступить в таз с водой. Время от времени Блондинка подбадривала его ругательствами и угрозами, указывая властным пальцем то на один, то на другой недостаток. Глубоко страдая от похмелья, он хлюпал под столом, одинокий и покорный.

Дверь кабака хлопнула.

– У нас уборка! – рявкнула Блондинка, не поворачиваясь ко входу.

Ожидаемых извинений с последующим прикрытием двери не последовало, и добрая женщина в недоумении посмотрела в сторону вошедшего. Страдалец на полу затих со слабой надеждой во взоре.

Посетителем оказался темноволосый мальчик лет четырнадцати в черном плаще с откинутым капюшоном. Он уселся за столик, привычным движением поправив меч в ножнах. Серые глаза его мельком оглядели кабак, слегка сощурившись при виде наказанного пьяницы (тот почему-то начал усиленно шаркать тряпкой) и, наконец, остановились на хозяйке.

Она была высокой, очень толстой женщиной, вульгарной до поэтичности и могучей почти эпически. На заплывшем лице злобно горели глаза редкостного изумрудного цвета.

– Желаете выпить, господин? – спросила женщина.

Мальчик отважно кивнул. Блондинка вылезла из-за стойки и лично подала ему стакан с темно-красным вином, пахнущим смородиной. Пьяница на полу, уловив волшебный запах, еле слышно застонал, но на него не обратили внимания. Барон отодвинул стул, ловко пнув его ногой.

– Выпейте со мной, хозяйка.

Трактирщица втиснула свой торс между стулом и столом.

– Знаете, что я скажу вам, господин, – заявила она фамильярно. – Не стоит вам ходить по Мокрушам в такой час. Утро – самое неподходящее время, солдаты еще дрыхнут, если что, то и помочь некому.

Она задумчиво придвинула к себе стакан, над которым краснел в нерешительности юный барон, и отпила.

– Винишко неплохое, – заметила она. – Пейте, пейте, господин. Деньги-то у вас есть?

Барон, не глядя, выложил на стол две золотые монеты. Трактирщица метнула на них страстный взор и, склонившись над столом, внезапно поцеловала барону руку.

– Ах вы, антик с хризантемой, – с чувством сказала она. Рот у нее был слюнявый. – Вы по делу ко мне пришли или просто отдохнуть? Такой вы молоденький, свеженький…

Барон слегка отодвинулся от нее.

– Вам знаком портновский подмастерье по имени Хальдор? – неожиданно спросил он.

Лицо трактирщицы приняло непроницаемое выражение. Сейчас она больше всего напоминала статую Матери-Родины, отлитую из чугуна.

– Нет, – сказала она, словно уронив ядро.

Это было очевидным враньем. Женщина не рассчитывала на то, что ей поверят. Ее задача заключалась в том, чтобы дать понять тщетность любых попыток заставить ее говорить. И если бы она имела дело со службой кольцевой охраны, то ей бы это вполне удалось.

Барон искренне возмутился:

– За кого вы меня принимаете?

– За кого надо, – не теряла бдительности Блондинка.

Барон немного подумал.

– Я мэтр д'арм ордена Каскоголовых.

Трактирщица поерзала.

– А мне-то что, – заявила она наконец. – Хоть сам Брион.

Судя по всему, это было кощунственное высказывание, и барону полагалось возмутиться. Но пока он соображал, как это сделать убедительно, возмутился третий, доселе немой участник этой сцены.