Мельничиха из Тихого Омута 2 (СИ) - Лакомка Ната

— О чем ты с ней говорила? — спросил Рейвен. — Что за сосед?

Ух ты, я главное-то он услышал и понял.

— Видишь ли… — промямлила я, пытаясь подобрать нужные слова, чтобы объяснить ему, почему я живу в одном номере с мужчиной, за которым не замужем.

— Витька? — догадался он.

— Пойдём лучше просохнем, — быстро перевела я тему, не желая обсуждать с судьей мою личную жизнь. — Мы мокрые, как мыши. Подхватим ещё воспаление лёгких, а у тебя страхового полиса нет… Будут проблемы с оформлением в больницу.

Рейвен помрачнел, но больше про Витьку вопросов не задавал.

Мы поднялись на пятый этаж, и я долго не могла попасть ключами в замочную скважину — руки дрожали. В первый день заезда мне казалось ужасно милым, что в этом отеле пользуются не картами, а ключами — по старинке, а теперь это раздражало.

— Дай сюда, — Рейвен забрал у меня ключ и в два счета открыл дверь.

Вот у него-то руки точно не дрожали.

Мы вошли в номер, я включила свет, захлопнула двери, и первым делом сбросила корсаж, который напитался водой и стал тяжелым, будто был сделан не из китового уса и ткани, а из чугуна и железа.

— Раздевайся, — сказала я Рейвену, — сейчас халат тебе принесу.

В ванной висели два свежих халата, которые горничная принесла совсем недавно. Я быстро стащила с себя мокрые юбку и рубашку, избавилась от чулок и нижнего белья и с удовольствием завернулась в халат, туго затянув пояс. Второй халат я потащила судье, а когда вышла в комнату — остановилась, как вкопанная.

Рейвен оказался послушным мальчиком и, действительно, разделся — и сейчас прохаживался по комнате, с любопытством поглядывая в окна, а из одежды на нём оставались одни подштанники длиной до колен, облепившие тело так неприлично, что я покраснела.

— Надевай, — я сунула ему в руки халат и развила бурную деятельность, чтобы хоть немного отвлечься от греховных и соблазнительных мыслей — собрала нашу мокрую одежду и развесила сушится, включив кондиционер.

Фу, Светочка! Ты и думать уже начала, как средневековая ханжа! И даже покраснела, будто никогда голых мужиков не видела.

Но в то же время я понимала, что тут смущение другого рода. Совсем другого, потому что Рейвен был совсем другим мужчиной. Не похожим ни на одного из тех, которых я встречала раньше. А Витька…

— Значит, это — твой дом? — Рейвен надел халат, который оказался ему коротким и тесным в плечах.

— Вообще-то, это — не дом, — ответила я. — Это — гостиница. Постоялый двор. Мы сюда в отпуск приехали… — тут я резко замолчала, потому что вспоминать про Витьку стало противно и стыдно. — Снимай штаны, — сказала я резче, чем хотелось, и взяла со стола газету, проверяя число.

В самом деле, и суток не прошло с тех пор, как я провалилась в Тихий Омут. Как всё странно…

— Здесь красиво, — судья снял подштанники и теперь держал их в руке, не зная, что с ними делать.

— И шумно, — проворчала я, забирая у него штаны и развешивая на спинке стула. — И тут, между прочим, прошел всего день. Представляешь? Здесь день, а у вас несколько месяцев.

Я замолчала, затаившись, ожидая, что ответит Рейвен.

— Про царство фей и эльфов так и говорят, — сказал он, теперь внимательно разглядывая настенный светильник, который горел мягким белым светом. — Те, кто попадал к эльфам, отсутствовали годами, а когда возвращались, им казалось, что прошло всего несколько часов.

— А они… — я в волнении облизнула пересохшие губы, — они как возвращались? Такими же, как ушли?

— Да, — Рейвен заинтересовался холодильником, и я открыла его, показывая, что внутри. — Такими же…

Я с облегчением выдохнула. Мне совсем нем хотелось, чтобы Рейвен вернулся в Тихий Омут дряхлым стариком.

— Ледник безо льда? — спросил судья, сунув ладонь в холодильник.

— Это не колдовство, — торопливо объяснила я. — Просто наука. Хочешь бутерброд? — тут я сообразила, что это слово вряд ли известно Рейвену. — Поесть хочешь?

— Давай, — согласился он. — Интересно попробовать, что едят в твоем мире. Наверное, цветочную пыльцу и нектар?

— Какой только ерунды здесь не едят, — отозвалась я с наигранной весёлостью, потому что нервничала всё сильнее, сама не понимая отчего. — Есть такие, которые предпочитают пыльцу, нектар и стебли сельдерея. Но я предпочитаю хорошую ветчину. Сейчас сделаю нам по бутерброду, а потом можно будет заказать ужин в номер.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Заказать? — Рейвен вольготно расположился в кресле. — Слушай, а здесь даже печки нет.

— В этом мире в печках уже нет необходимости, — я нарезала ветчину, положила её на два кусочка хлеба, сдобрила салатными листьями и кружочками помидоров и добавила сырный соус, купленный в ближайшем супермаркете.

— Тут даже хлеб уже нарезан? — усмехнулся судья, увидев, как я открываю пакет с хлебной нарезкой.

— Да, в этом мире физические усилия сводятся к минимуму, — согласилась я. — Даже хлеб здесь предпочитают покупать уже нарезанный на ломтики.

— Чудно, — Рейвен хмыкнул и взял протянутый бутерброд.

Мне совсем не хотелось есть, но я заставила себя откусить кусочек, с трудом прожевала и проглотила. Насколько свободнее я чувствовала себя в Тихом Омуте, а здесь…

Рейвен сидел передо мной, уминая угощение с завидным аппетитом, и посматривал на меня своими чёрными цыганскими глазами. А под халатом у него, между прочим, ничего нет. И у меня, между прочим, тоже.

— Совсем неплохая еда у эльфов, — сказал Рейвен, приканчивая бутерброд.

— Ты удивишься, но сейчас модно питаться так, как питаются у вас, — я схватилась за новую тему разговора, как за спасительную ниточку. — Органической натуральной пищей, без добавок…

— Тем, кто побывал в мире эльфов, — перебил меня судья, — тоже всё очень нравилось. Они возвращались, рассказывали о чудесах, которые там видели, а потом… очень быстро старели. Дряхлели прямо на глазах. И почти сразу же умирали.

— Что?! — я уставилась на него, похолодев от ужаса.

Как так — дряхлели? Старели, что ли? И быстро умирали?!.

— Сам-то я не такого не видел, — в чёрных глазах Рейвена плясали смешливые искорки. — Мне бабушка рассказывала. Она знала много сказок. Например, про паренька, который по бобовым стеблям забрался на небо, где жили великаны.

— Ты меня дурачишь! — возмутилась я. — Ну и нахал!

Он засмеялся, блеснув белоснежными ровными зубами, и вдруг рывком поднялся из кресла, оказавшись рядом со мной.

— А ты, вроде как, смущена, — сказал он и без лишних слов обнял меня за талию, притиснув к себе.

— Совсем нет, — возмутилась я. — С чего ты взял? И с чего это ты начал обниматься, Рейвен? Тебе надо совсем не об этом думать…

— О чём же? — мурлыкнул он и провёл большим пальцем по моей нижней губе. — Но если честно, ни о чём другом думать просто не хочется. Только о тебе. И обо мне.

— Отличненько, — пробормотала я, продолжая упираться ладонями ему в грудь. — Но сейчас…

— А сейчас я тебя поцелую, фея, — сказал он и подкрепил слова делом.

Да как подкрепил!..

Я и опомниться не успела, а мы уже целовались с таким усердием, словно решили в одну минуту выполнить годовую норму по поцелуям. И топтались при этом, как пьяные медведи — сначала налетели на стол, потом на кресло, а потом каким-то образом повалились на кровать — огромную, двуспальную, застеленную кремовым покрывалом.

Совсем некстати вспомнилось, что в прикроватной тумбочке лежала пачка презервативов. Я вспомнила об этом и… и не смогла. Увернулась от Рейвена, у которого глаза были совсем очумелыми, выскользнула из-под него, поправляя распахнувшийся на груди халат, и отвернулась, чувствуя, что горят щеки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мне было стыдно.

Мамочки! Мне было стыдно!..

Для Рейвена этот мир казался миром фей и эльфов из детских сказок. Где полно чудес, и люди не стареют, а на самом деле — тут совсем не сказка. И стоит только подумать, что я могу предложить Рейвену по меркам современного мира заняться сексом, и предложу предохраняться… Это было противно, как тухлая рыба. И ещё — фальшиво. Потому что Рейвен — это был Рейвен, Чёрный Человек, некромант и судья из Тихого Омута… И видеть его в реалиях моего мира было неправильно. Потому что мне было стыдно перед Рейвеном за многое, что было в моём мире, хотя не я была в этом виновата.