Жестяные игрушки - Энсон Кэмерон

Все время, пока мы продираемся сквозь пробки северных Мельбурнских окраин, я смотрю на светящийся зеленым жидкокристаллический дисплей моего мобильника. В надежде, что он вот-вот замигает. В надежде, что он завизжит мне, что я не могу не обращать на него внимания. Молясь на человечность. Молясь на технику.

Говорят, месть — это блюдо, которое вкуснее всего есть холодным. Знаете, как готовить его холодным? Спустя пять десятилетий после окончания самого события вы можете быть мужчиной-бугенвилльцем среднего возраста в драных шортах, и память ваша основана исключительно на рассказах вашей матери. Вы можете встретить исключительно красивую женщину-японку, попавшую в ваш мир. Женщину-японку, дядя которой, или отец, или свекор, или дед мог быть, а мог и не быть вовлечен в это событие… а если не они, то уж вовлеченных просто соотечественников пруд пруди — вовлеченных по самое не хочу.

Вы можете взять приводной трос от элерона брошенного и насквозь проржавевшего истребителя «Мицубиси А6М5 Зеро», оставив сам элерон болтаться на ветру или валяться в зелени, и вы можете связать ей руки за спиной этим тонким стальным тросом, и привязать ее этим тросом к дереву. И спросить у нее: «Японка?» — и сказать ей: «У нас, на Бугенвилле помнят японцев. Мы, бугенвилльцы, пропащие граждане Великой Восточно-Азиатской Сферы Всеобщего Процветания. Замечательная японская инициатива».

Вы можете взять две оси гироскопов с авиакомпаса «Ниссомо», установленного на приборной доске бомбардировщика «Мицубиси G4M1», брошенного здесь японцами в середине сороковых. Вы можете сказать ей: «Эти иголки сняты с механизмов, с помощью которых вы нас искали». Вы можете кивнуть и иронически улыбнуться ей. Вы можете взять одну из этих осей и воткнуть ее в роговую оболочку левого глаза этой японской женщины, пронзив глазное яблоко так, чтобы конец оси вышел около слезовыводящей протоки. Вы можете взять вторую ось и повторить то же самое с правым глазом этой женщины. Эти тонкие иглы из нержавеющей стали изготовлены с такой точностью, что даже не нарушат ее зрения. Ей даже не будет больно, хотя оба ее глазных яблока проткнуты стальными осями гироскопов.

Вы можете выдернуть из-под приборной доски этого же бомбардировщика несколько тонких проводков и привязать ими все четыре торчащих конца гироскопических осей к верхней части пустой жестянки из-под «НУМБАБАНСКОЙ КОНСЕРВИРОВАННОЙ ГОВЯДИНЫ», состряпанной династией Вести для того, чтобы кормить рабочих на плантациях. Вы можете повесить эту жестянку на ветку перед ее лицом, и смотреть, как она вздрагивает от каждого ее качка на тонких проводках, отдающегося в этих гироскопических осях. Вы можете подвесить над банкой кокосовый орех, и просверлить в его дне дырку так, чтобы молоко капало в банку. По капле каждые пять секунд. Постепенно вес кокосового молока в банке выдернет глаза из глазниц или вырвет оси из роговицы. Это уж как получится.

Вы можете предложить ей шанс на спасение. Вы можете сказать ей: «Освобождение возможно, только если ты поделишься с нами знаниями, чтобы возместить великое зло, что вы нам принесли. Телевизор, например. Мы знаем, что телевидение доставляет вам много радости. Мы знаем, что японцы по части телевидения чемпионы. Нам здесь нужно телевидение. Чтобы расплатиться за те другие вещи, что вы принесли сюда… ты должна рассказать нам, как сделать телевизор. Если ты расскажешь, как сделать телевизор, который нам нужен, я тебя освобожу».

И ты, исключительно красивая женщина-японка, вероятный потомок строителей Великой Восточно-Азиатской Сферы Всеобщего Процветания, ты и представить себе не могла, что капля может быть такой разрушительной. Может быть бомбой, разрывающейся в твоих зрачках.

Сначала тебя будет тошнить, когда кинетическая энергия каждой капли, падающей в жестянку из-под «НУМБАБАНСКОЙ КОНСЕРВИРОВАННОЙ ГОВЯДИНЫ», будет дергать эти тонкие иглы в твоих глазах, и искривлять твои хрусталики, заставляя горизонт изгибаться и раскачиваться. Завиваться вокруг тебя воронкой и разлетаться пузырями, волнообразно деформируя весь окружающий мир. Тебя будет рвать, как от морской болезни, но ты постараешься не шевелить лицом.

Потом тебя начнет тошнить от боли.

Потом тебя начнет тошнить при мысли о том, что все это содержащееся в кокосовом орехе молоко сделает с твоими глазами. Увеличивающийся вес молока в жестянке начнет выдергивать глазные яблоки, подарив тебе на короткое время зрение как у рыбы. С углом зрения в триста двадцать градусов. Так, что ты сможешь видеть собственные уши. Сможешь увидеть стоящих у тебя за спиной врагов твоего деда. И так до тех пор, пока очередная капля — так сказать, соломина, если считать твои глаза верблюжьей спиной, — не вырвет гироскопические оси из твоей роговицы или не выдернет глазные яблоки, оборвав зрительные нервы, разом погасив для тебя весь мир.

— Я с радостью уберу этот кокосовый орех, — предлагает тебе этот мужчина-бугенвиллец. — Ты только скажи нам, как делать телевизор.

И ты (исключительно красивая женщина-японка) перебираешь в уме все, что знаешь о телевидении. Торопливо, ведь кокосовое молоко все сильнее тянет твои глаза из орбит. Из школьного курса ты помнишь, что телевизионные сигналы передаются через пространство в виде модулированных волновых возмущений электромагнитного поля. Хотя что это такое — модулированные волновые возмущения? И что это за поле такое — электромагнитное? Просто умные слова твоего школьного учителя. Ты смутно помнишь, что во всем этом каким-то образом задействована катодная трубка. И еще антенна… ну да, она же принимает эти самые волны. Кажется, внутри телевизора много медных проводов, и стеклянных трубок, и электроплат. Но как их сделать? Уж не говоря о том, как их собрать вместе. Ты помнишь, что корпус телевизора сделан из стекла, и разных там пластиков, и тонких хромированных полосок, а иногда — из дорогого красного дерева. И еще ты помнишь, что тебе велели держаться подальше от задней панели, потому что родители всегда говорили, что тебя может убить током. И ты помнишь, что «Я Люблю Люси» до сих пор передают в черно-белом изображении в ранние часы для страдающих бессонницей и тех, кто работает в ночную смену, чтобы те сидели, зевая, перед телевизором с физиономиями, окрашенными в бело-голубой цвет светом с экрана. Вот и все, что ты помнишь про телевидение.

Что может любой из нас захватить с собой в каменный век? В Третий Мир? Что любому из нас известно об устройстве тех повседневных вещей, которыми мы пользуемся в сегодняшнем Первом Мире? Вот какой вопрос задаешь ты сама себе.

Поэтому ты никак не можешь изобрести машину для этого мужчины и его народа, чтобы расплатиться за те, другие вещи, которые ты принесла к ним. Это невозможно. И ты резко отдергиваешь голову от качающейся на тонких проводах жестянки из-под «НУМБАВАНСКОЙ КОНСЕРВИРОВАННОЙ ГОВЯДИНЫ», уже на треть наполненной кокосовым молоком, и выдергиваешь свои глаза, или выдергиваешь из них гироскопические оси, прорывая роговицу. И тот искаженный мир, который ты видела в последние минуты, мгновенно гаснет. Гаснут зелень, грязь, зелень. Грязь, зелень, грязь. Зелень, грязь, зелень.

От такой холодной мести зубы сводит столь сильно, что они крошатся. Но это только мысли, которые лезут ко мне в голову, пока я сижу на заднем сиденье продирающегося сквозь пробки северных окраин Мельбурна «Ниссана-Урван», глядя на зеленое свечение дисплея своего мобильного телефона в ожидании звонка Кимико, которая только что звонила мне с одним-единственным молящим «Хан…»

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Боль, Сильнее Которой Не Бывает

Тебе придется глодать себя. Бередить рану и нагнетать страх, воображая себе всякие ужасы, пока это не сведет тебе судорогой живот, а в горле не застрянет комок. Пока ты не ощутишь себя овдовевшим. Пока ты не убедишь себя в том, что то, что было в твоей жизни всем, возможно, превратилось в ничто.

Не делать этого означает утратить веру. Означает предательство. И никакого удовольствия.

Боль, сильнее которой не бывает, начинается с этакой медицинской консультации у тебя в голове. Словно ты разом и консультант, и консультируемый. И голос, задающий вопросы, принадлежит Тебе — Великому Специалисту по Психологическим Травмам, и голос, отвечающий на эти вопросы, принадлежит Тебе же — Травмированному, Растерянному тебе. И Травмированный, Растерянный Ты отчаянно пытается убедить Тебя — Великого Специалиста по Психологическим Травмам, сколь овдовевшим оставила тебя эта женщина.

— Ну? И что в ней было такого особенного? — спрашивает Ты — Великий Специалист по Психологическим Травмам.

— Что в ней было особенного? Ну… не знаю. Просто никто другой с ней не сравнится. С самой первой нашей с ней встречи мне ни разу не хотелось другой женщины, — объясняет Травмированный, Растерянный Ты.