Жена пилота - Анита Шрив

 Я люблю музыку, а вот моя бывшая жена — нет, — усмехнулся Роберт. — Музыкальный центр и большинство компакт-дисков она, правда, оставила себе… А вот один из наших сыновей унаследовал мой музыкальный слух. Он играет на саксофоне в школьном оркестре. Однако другой музыкой не интересуется.

 Мэтти играет на кларнете. Я хотела, чтобы она научилась играть на пианино, но ничего кроме головной боли из этого не вышло.

 Кэтрин вспомнила часы, которые она провела с Мэтти за пианино. Дочь всеми доступными ей средствами саботировала уроки музыки, с преувеличенным нежеланием разминая пальцы перед каждой гаммой и долго-долго почесывая спину. Заставить Мэтти сыграть мелодию детской песенки от начала и до конца было уже значительным достижением, а уж о повторном исполнении нечего было и мечтать. Часто все кончалось тем, что Мэтти заходилась в истерическом плаче, а Кэтрин, едва сдерживая вспышку гнева, выходила из комнаты. Через год тяжелой и безуспешной борьбы мать поняла: либо она перестанет третировать дочь, либо станет для нее врагом.

 Сейчас, конечно, Мэтти жить не может без любимой музыки, как человек без кислорода. Музыка сопровождает ее повсюду — в спальне, в машине, в плеере во время пеших прогулок…

 А ты сам играешь? — спросила Кэтрин.

 Когда-то играл.

 Она добавила еще один штрих к портрету Роберта, который начала рисовать со времени их первой встречи.

 Он обмакнул кусочек омара в растопленное масло и отправил себе в рот.

 Вечером накануне своего отъезда, — сказала Кэтрин, — Джек заходил в комнату Мэтти и сказал ей, что его друг достал для него два билета на игру «Селтикс», которая должна была состояться в следующую пятницу… Хорошие места… Я вот спрашиваю себя: будет ли отец приглашать свою дочь пойти вместе с ним на бейсбол, если в ближайшем будущем он запланировал совершить самоубийство?

 Роберт вытер подбородок салфеткой.

 Покончит ли счеты с жизнью мужчина, прежде чем увидит игру «Селтикс»? — округлив глаза, спросила Кэтрин.

 Нет, — быстро заверил ее Роберт. — Это противоречит человеческой природе. Бессмыслица какая-то!

 Джек попросил меня позвонить Альфреду, — продолжала женщина. — Надо починить душ. Сантехник должен был подъехать в пятницу, когда муж вернется домой. Если Джек намеревался покончить с собой, зачем тогда он просил позвонить сантехнику, почему вел себя как ни в чем не бывало?

 Роберт потянулся за стаканом воды и откинулся на спинку стула.

 Помнишь, — промолвила Кэтрин, — о чем меня спрашивали во время допроса сотрудники отдела безопасности? Их интересовало, были ли у Джека близкие друзья в Англии.

 Да, помню.

 Женщина посмотрела на миску с пустыми панцирями омаров.

 Извини. Я на минутку, — вставая, сказала она.

 Взбираясь по лестнице, Кэтрин пыталась вспомнить, стирала ли она те джинсы. Два дня она проходила в них, а затем бросила в бельевую корзину, не в свою корзину, а в корзину Мэтти. Нет, не стирала. Дочь — у Джулии, поэтому стирать приходилось там, а не здесь.

 Джинсы нашлись в кипе грязного постельного белья и одежды, которую они с Робертом засунули в корзину пару часов назад. Из карманов Кэтрин вытащила мятые бумажки и чеки, несколько отсыревшие от близости с выброшенным в стирку влажным полотенцем.

 Когда Кэтрин вернулась в «длинную» комнату, то застала Роберта сидящим на своем месте и внимательно наблюдающим за снегопадом. Отодвинув свою тарелку, женщина разложила бумаги на столе.

 Взгляни на это, — протягивая Роберту лотерейный билет, сказала она. — Я нашла его в кармане джинсов Джека в день его гибели. Они висели на крючке на двери ванной. Тогда я не придала этому никакого значения: просто засунула билет себе в карман. Посмотри! Видишь надпись? «М в А». А вот цифры. Они тебе что-нибудь говорят?

 Роберт внимательно изучил ряд цифр, и по блеску его глаз Кэтрин поняла: он пришел к тому же выводу, что и она.

 Британский телефонный номер, — констатировал он.

 Лондонский. Вот, смотри, один, восемь, один… Это код центральной телефонной станции Лондона.

 Ты права.

 Думаешь, такой номер существует на самом деле? — спросила Кэтрин.

 Не уверен.

 Давай проверим, — предложила она.

 Женщина протянула руку, и Роберт неохотно вернул ей билет.

 Мне любопытно, — словно оправдываясь, сказала она. — Если это и впрямь телефонный номер, то почему его написали на лотерейном билете? Смотри! Он новый. Джек, должно быть, купил его накануне вылета.

 Кэтрин посмотрела на дату выдачи билета.

 Так и есть! Все верно. Четырнадцатое декабря.

 «Я веду себя очень разумно», — подумала она, подходя к висящему у дивана телефонному аппарату.

 Подняв трубку, женщина набрала номер. Почти тотчас же она услышала далекие гудки. Они почему-то ассоциировались в ее сознании со старомодными парижскими телефонами, которые она видела в кино.

 Алло!

 Кэтрин вздрогнула от неожиданности. Она не знала что ей сказать.

 Алло! — с раздражением произнес женский голос, не молодой, но и не старый.

 Вдова взглянула на Роберта, словно прося у него помощи. В ее голове сам собою родился вопрос: «Вы знаете человека по имени Джек Лайонз?» — но Кэтрин так и не решилась его озвучить, посчитав слишком глупым.

 Должно быть, я не туда попала, — сказала она. — Извините за беспокойство.

 Кто это? — несколько встревоженно спросила незнакомая женщина.

 Кэтрин молчала, не решаясь назвать свое имя.

 В телефонной трубке раздался легкий щелчок, уведомивший Кэтрин, что ее собеседница повесила трубку.

 Руки Кэтрин дрожали. Она повесила трубку на рычаг и села на диван.

 Когда-то, еще учась в школе, она набралась смелости позвонить мальчику, который ей очень нравился, но затем так разволновалась, что не смогла назвать своего имени. Ее тогдашнее состояние во многом напоминало теперешнее.

 Лучше позволить событиям идти своим чередом, — посоветовал ей Роберт. — Не зацикливайся на этом телефонном номере.

 Пытаясь унять дрожь в руках, женщина провела ладонями по обтянутым джинсами бедрам.

 Ты можешь кое-что для меня выяснить? — спросила Кэтрин.

 Могу. А что именно?

 Имена всех, кто летал с мужем. Полный список. За все годы.

 Зачем тебе это? — удивился Роберт.

 Возможно, я узнаю чье-то имя и вспомню что-нибудь любопытное.

 Ну, если хочешь… — растягивая каждое слово, произнес он.

 А я и сама не знаю, чего хочу.

 Пока Роберт закачивал через Интернет список коллег Джека, Кэтрин разложила на столе мятые бумажки и пристально рассмотрела их. Чек из почтового отделения на двадцать два доллара.

 «Возможно, и не за марки», — внимательно разглядывая чек, подумала женщина.

 Разгладив листочек белой линованной бумаги, Кэтрин прочитала переписанное Джеком четверостишие:

 На скалах, обдуваемых холодными ветрами,

 Извечная кровавая вражда

 Кипит в котлах измены, зависти и злобы,

 Как масло, раскаленное в аду.

 «Что значит это четверостишие?»

 Женщина посмотрела на белую пелену за окнами. На лужайке перед домом выросли сугробы, и Кэтрин подумала, что нужно позвонить Джулии и спросить, как чувствует себя Мэтти, проснулась ли она или еще спит.

 Она развернула второй листок линованной бумаги, содержащий памятку Джека.

 «Бергдорф халат Фэд-Экс 20», — прочитала женщина.

 «Странно, — подумала она, — но посылка с халатом Фэд-Экс так и не была доставлена двадцатого декабря».

 В этом Кэтрин была абсолютно уверена.

 Ей не давали покоя строки четверостишия. Они казались полной бессмыслицей, но Кэтрин пришла в голову мысль, что если она сможет отыскать стихотворение или поэму, из которой Джек переписал их, то все прояснится.

 Женщина подошла к высокому стеллажу с книгами, сбитому из неокрашенных деревянных досок и брусков. Муж читал книги по авиации и биографии выдающихся людей. Иногда он почитывал «серьезные» романы. Кэтрин увлекалась книгами, написанными исключительно женщинами. Она предпочитала современных писательниц, хотя отдавала должное творчеству Эдит Вартон и Виллы Катер.

 Старую антологию поэзии она нашла на нижней полке.

 Присев в уголке дивана, женщина положила книгу себе на колени и принялась перелистывать страницы. Поняв бесполезность такого беглого листания, она решила серьезнее подойти к поискам. В начале антологии были помещены стихи, написанные еще в позднем средневековье. Сравнивая язык четверостишия с языком, которым написаны стихи, Кэтрин быстро дошла до середины книги. Только там начиналась поэзия, чья лексика и грамматика соответствовали искомому четверостишию.

 Сверху раздался крик Роберта: