Самые странные в мире. Как люди Запада обрели психологическое своеобразие и чрезвычайно преуспели - Джозеф Хенрик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В отличие от более крупных деревень региона Сепик, любая деревня мачигенга традиционно насчитывала не более примерно 25 человек. Когда среди жителей возникали споры, деревни разделялись на нуклеарные семьи, которые перебирались к своим садам на отшибе. Людей, стремившихся стать лидерами сообщества и время от времени выдвигавшихся на первые роли, обычно просто игнорировали или возвращали с небес на землю, подвергая публичному осмеянию. После Второй мировой войны североамериканские миссионеры и правительство Перу попытались поселить мачигенга в постоянных деревнях, построенных вокруг начальных школ. Но даже по прошествии трех поколений эти деревни остаются непрочными агломерациями отдельных семейных хозяйств. При первой возможности семьи возвращаются к уединению и спокойствию своих расположенных на отшибе садов. Характер общественной жизни мачигенга подчеркивается тем фактом, что у этой народности традиционно не было личных имен. К каждому обращались с помощью родственного термина, например «брат», «мать» или «дядя». Лишь в 1950-х гг. американские миссионеры начали раздавать мачигенга, поселившимся в деревнях, испанские имена, позаимствованные из телефонной книги столицы Перу Лимы[152].
Образ жизни мачигенга представляет собой своего рода культурную адаптацию как к экологии тропических лесов, так и к опасностям, исходящим от более крупных сообществ. Еще до Колумба более сложно организованные племенные группы, жившие по берегам крупных рек, совершали на мачигенга набеги, стремясь захватить рабов. До прихода испанцев представителей мачигенга продавали на невольничьих рынках державы инков. Позже на смену инкам пришли европейцы, но торговля рабами не прекратилась. Даже и в XX в. «каучуковая лихорадка» означала то, что любые чужаки, поднимавшиеся вверх по реке, скорее всего, сулили большие проблемы[153].
Проживая в крошечных деревушках или отдельными нуклеарными семьями, привыкнув прятаться при любом признаке вторжения, племя мачигенга выжило и в конечном итоге выросло в численности. Несомненно, отсутствие у них больших поселений сильно снижало их привлекательность для работорговцев. Выискивать рабов в разрозненных семейных хозяйствах, спрятанных вдоль отдаленных притоков, — занятие нелегкое и затратное. Даже в последние десятилетия приближающийся к уединенному дому мачигенга антрополог мог обнаружить там еще тлеющий очаг, хотя домочадцев уже и след простыл.
Такой набор институтов и практик определил психологические особенности мачигенга. Представители этой народности независимы, самостоятельны, эмоционально сдержанны, трудолюбивы и щедры с близкими родственниками. Им необходимо развивать эти качества, чтобы стать уважаемыми и успешными в своем обществе. Точно так же, как и люди Запада, когда мачигенга ищут объяснения чему-либо, они чаще рассматривают поведение других людей, а также животных и духов как результат их склонностей, желаний или черт характера. Они также считают, что действия людей имеют значение и могут влиять на их судьбу[154].
Суть психологических особенностей мачигенга подчеркивается неэффективностью стыда. Во многих традиционных обществах стыд оказывается доминирующей эмоцией в системе социального контроля. Однако антропологи и миссионеры давно заметили, как сложно пристыдить мачигенга. Уловив эту их особенность, падре Андрес Ферреро объяснял:
Мачигенга не допускают ни принуждения, ни критики. Если кто-то, даже миссионер, чей моральный авторитет они признают, попытается давать им указания, корректировать их поведение или что-то им запрещать, мачигенга немедленно уйдут со словами: «Здесь жить нельзя; сплошные сплетни и слухи; я ухожу туда, где меня никто не побеспокоит и я никого не побеспокою»[155].
Во многих отношениях мачигенга даже более индивидуалистичны и независимы, чем люди Запада, но в социальном плане они довольно сильно от них отличаются. У многих мачигенга круг доверия резко обрывается на окраине родной деревни. Они с подозрением относятся даже к дальним родственникам и рассуждают о скрытых мотивах внешне дружелюбных гостей. На больших собраниях многие мачигенга заметно нервничают, особенно если там присутствуют посторонние; в противовес этому большинство предпочитает уединенную жизнь среди близких членов семьи[156].
Мачигенга и другие подобные популяции, которые можно встретить по всему миру, дают ценное представление о природе человеческих обществ, а также о роли институтов и истории в формировании нашей социальности и психологии. Эти группы важны, потому что наблюдатели из числа людей Запада, как подмечено во взятых в качестве эпиграфа словах падре Ферреро, часто заявляют, что люди «ультрасоциальны», то есть гораздо более склонны к кооперации, чем другие виды. Я на это всегда отвечаю вопросом «Какие люди?», потому что наша социальность и психологические особенности во многом зависят от наших институтов. Чтобы понять современную социальность и многообразие человечества, нам нужно изучить историю человеческих институтов[157].
Когда, как и почему возрастал масштаб обществ?
На протяжении большей части насчитывающего не менее миллиона лет эволюционного прошлого нашего вида климат, в котором жили наши далекие предки, был более прохладным, сухим и изменчивым. Начиная с момента примерно 130 000 лет назад и до появления земледелия и скотоводства резкие перепады температур, случавшиеся каждые несколько столетий, препятствовали окультуриванию растений, которым необходимо адаптироваться к определенным климатическим условиям. В то же время более низкие концентрации CO2 в атмосфере замедляли рост растений, что делало первые попытки ведения сельского хозяйства непродуктивными, а растительные источники пищи в дикой природе — сильно рассредоточенными в пространстве. В этих пограничных условиях широкие в географическом плане социальные сети, созданные мощными, основанными на родстве институтами, описанными в предыдущей главе на примере кочевых охотников-собирателей, позволяли собирателям эпохи палеолита осваивать большие территории, получать доступ к рассредоточенным ресурсам вроде водоемов, кремневых карьеров и фруктовых рощ, а также выдерживать природные катаклизмы,