Тёмный Принц - Дэвид Геммел

— Я чувствую, что вы не друзья. Почему он отправился с тобой в это странствие?

— У него свои причины, — молвил Парменион. — Первая из них — это убедиться, что один я не спасу Александра. Он жаждет разделить эту славу и ради этого готов рисковать жизнью до конца.

— Ну а ты, Парменион? Ты напуган?

— Конечно. Этот мир для меня чужой; мне в нем нет места. Но я не теряю надежды. Я нашел Александра и, на какое-то время, мы в безопасности. Этого вполне довольно.

Александр вышел на солнечный свет и забрался к Пармениону на колени. — Я знал, что ты придешь, Парменион. Я говорил, ведь так, Хирон?

— Да, ты говорил, юный принц. Ты прекрасно разбираешься в людях.

— Почему Аттал тоже здесь? Он мне не нравится.

— Он здесь, чтобы помочь тебе, — сказал Парменион. — А теперь, почему бы тебе не пойти к морю и не подружиться с ним?

— А я должен?

— Он — первый из доверенных воинов твоего отца, а Филипп такое доверие легко не оказывает. Иди. Поговори с ним. Тогда и составишь свое мнение.

— Ты просто пытаешься избавиться от меня, чтобы поговорить с Хироном.

— Совершенно верно, — подтвердил Парменион с широкой ухмылкой.

— Что ж, хорошо, — сказал мальчик, спрыгнул на землю и ушел.

— Он — прекрасный ребенок, — заметил Хирон, — и ты очень дорог ему.

Пропустив сказанное, Парменион встал и размял спину. — Расскажи мне об этом мире, маг. Дай мне почувствовать себя чуть менее чужим.

— Что ты желаешь знать?

— Расстановку сил. Начни с Филиппоса. Когда он взошел на престол — и как?

Хирон наполнил кубок вина и отпил из него прежде чем ответить. — Он убил своего брата Пердикку десять лет тому назад и захватил корону. Затем отправил войска на Иллирию и на север, захватив их города и отняв копи. Афины объявили ему войну, города Трезубца сделали то же самое.

— Трезубца?

— Земли Халкидики?

— Ах, да. Халкидонский полуостров. Продолжай.

— Филиппос разбил войска Трезубца три года назад, затем захватил Фракию.

— А что же Персидская империя?

— Какая империя? — переспросил Хирон, смеясь. — Как столь неотесанные варвары сумели бы создать империю?

Парменион откинулся на спинку. — Так кто же тогда правит землями Азии?

— Никто. Это дикая равнина, населенная кочевыми племенами, которые режут и уничтожают друг друга в череде бессмысленных войн. Там есть греческие города на побережье, которые когда-то управлялись Афинами и Спартой, но нет… никакой империи. А там, откуда ты явился, стало быть, есть?

— Да, — ответил ему Парменион, — величайшая империя из когда-либо созданных за всю историю мира. Царь Царей правит от границ Фракии и до самого края света. Даже Греция… Ахайя, как ты ее называешь… платит дань Персии. Но ты рассказывал мне о завоевании Фракии.

Хирон кивнул. — Армия Македона прошла через эту страну, словно лесной пожар, уничтожая всё на своем пути, каждый город, каждую крепость. Всё население было продано в рабство, или вырезано. Затем, в прошлом году, Филиппос отправился походом на Фессалонику. Сражение произошло неподалеку отсюда против объединенных войск Кадмоса и Афин. Они были разбиты наголову. Затем Царь обошел Кадмос и напал на Афины, сжег акрополь и убил всех граждан, кроме тех немногих, кто спасся морем. Теперь его ярость направлена на Кадмос. Долго он не продержится. За ним последует Спарта.

— Отчего он так непобедим? — спросил Парменион. — Ведь наверняка же есть способ его одолеть?

Хирон лишь покачал головой. — Кода он был ребенком, его… как и Ахиллеса когда-то… окунули в Реку Стикс. Он неуязвим для оружия. И его мать не держала его за пятку, как Ахиллеса. Ни одна стрела не может в него попасть, ни один меч не способен порезать его. Потом, когда ему было двадцать лет и он короновал себя, он попросил могущественного чародея создать ему золотой глаз, всевидящее око, которое позволит ему читать сердца людей. Чародей сделал, как он просил. Филиппос взял этот глаз, затем вырвал свой у себя из глазницы, заменив его магическим. Теперь ты видишь, Парменион: никто не может ни сразить его, ни перехитрить. Он предвидит все планы врагов на много шагов вперед.

— Что же случилось с тем могущественным чародеем? Уж он-то, верно, знает, как победить свое собственное создание.

— Нет, мой друг. Ведь это я тот чародей, и я ничем не могу тебе помочь.

***

Аттал сидел на пляже, ощущая солнечное тепло на своем лице, но даже оно не было столь горячим, сколь его гнев. Вынужденное путешествие с жалким Спартанцем уже само по себе было достаточно неприятным фактом, но он-то предполагал поход во Фракию либо на Халкидики, чтобы спасти принца. А не в этот ужасающий, вывернутый и безумный мир.

Вспомнив летучих тварей, он вздрогнул. Как может обычный воин сражаться с такими чудищами?

Сняв нагрудник, он снял свои одежды и окунулся в море, наслаждаясь внезапной прохладой, омывающей его тело. Нырнув вперед, он поплыл под водой, отталкиваясь длинными гребками, и вынырнул на поверхность на некотором расстоянии от берега. Мелкие прозрачные рыбешки плыли под ним сверкающими косяками, и он поднял брызги рукой, засмеявшись, когда они рассеялись во все стороны.

Хотя бы это было знакомой ему реальностью, и он отдыхал, испытывая это чувство.

Наконец он начал уставать от моря и направился обратно на берег, сев в мягкий песок и выжимая воду из своих длинных волос.

Александр поджидал, стоя рядом с его доспехами. — Хорошо плаваешь, — произнес мальчик.

Аттал проглотил ругательство. Этот ребенок был ему не по нутру. Демон, говорили о нем, не совсем человек, способный убить одним касанием. Мечник кивнул в знак согласия и пересел на камень, давая солнцу высушить свою мокрую кожу.

— Ты напуган? — спросил принц с обезоруживающе непосредственным выражением лица, голова его при этом была чуть отклонена вбок.

— Я ничего не боюсь, мой принц, — ответил Аттал. — И любой, кто будет утверждать обратное, ответит за это перед моим мечом.

Ребенок серьезно кивнул. — Ты очень храбр, раз отважился проделать такой путь и найти меня. Я знаю, мой отец щедро вознаградит тебя.

Аттал рассмеялся. — У меня три поместья и богатств больше, чем я смогу потратить за всю жизнь. Мне не нужна награда, Принц Александр. Но я бы отдал царский выкуп за то, чтобы снова увидеть Македонию.

— Мы обязательно увидим ее. Парменион отыщет путь.

Аттал подавил в себе злое замечание. — Хорошо иметь веру в героев, — вымолвил он наконец.

— Он тебе не нравится, правда?

— Мне не нравится никто из людей — кроме Филиппа. А ты глазастый. Будь осторожен, Александр, такой дар имеет и оборотную сторону.

— Никогда не вставай против него, — предостерег принц. — Он убьет тебя, Аттал.

Мечник не ответил, но улыбнулся с искренним ехидством. Александр немного постоял молча, потом взглянул македонянину в глаза. — Знаю, о тебе идет молва как о лучшем мечнике царства, а также как о первом доверенном… убийце на службе моего отца. Однако же знай, что если Парменион и умрет по загадочному стечению обстоятельств, я приду именно за тобой. И смерть твоя не заставит себя долго ждать.

Аттал вздохнул. — Я отправился в этот дерьмовый мир не для того, чтобы слушать твои угрозы, мальчишка. Я пришел тебя спасти. Тебе вовсе не обязательно любить меня — и в самом деле, за что? Я не самый привлекательный человек. Но — если у меня когда-либо и появится причина биться с Парменионом — твои угрозы меня не остановят. Я принадлежу лишь самому себе и следую своей дорогой. Запомни это.

— Мы оба запомним, — сказал Александр.

— Чистая правда, — согласился мечник.

***

— Не думай о способе победить Филиппоса, — произнес Хирон. — Это просто невозможно.

— Нет ничего невозможного, — заверил его Парменион, когда они шли вдвоем по прилегающей к дворцу земле в гаснущем свете заходящего солнца.

— Ты меня не понял, — продолжил Хирон. — Есть более важные предметы для размышлений. Как думаешь, почему высшая сущность, наделенная столь великой силой, тяготеет к воплощению в бренной человеческой оболочке — пусть даже в теле царя?

Парменион остановился у ручья и сел на деревянную скамью. — Объясни, — сказал он.

Хирон растянулся на траве и вздохнул. — Это не так-то просто объяснить. Дух Хаоса не имеет природной формы. Он… ОНО… суть дух, очевидно бессмертный и вечный. Так вот, настоящий вопрос — это как он существует. Смекаешь?

— Пока нет, маг, но я очень прилежный ученик.

— Тогда давай рассудим постепенно. Каков один-единственный величайший момент в твоей жизни?

— А какое это имеет отношение к теме? — переспросил Парменион, смутившись.

— Доверься мне, воин, — велел Хирон.

Парменион глубоко вздохнул. — Много лет назад — словно в другой жизни — я полюбил юную девушку. Она сделала для меня солнце ярче. Она показала мне, что такое жить.