Избери жизнь - Людмила Георгиевна Головина

лестнице? Помнишь башню посредине юзерхаузов – из этой башни всегда идёт чёрный дым, потому что внутри в печах сжигают содержимое этих вагонеток. Да-да, и юзеров тоже. А второй путь – тот, который прошёл ты – к нам. Согласись, это лучше, чем превратиться в пепел и сажу.

Юзер кивнул головой. Он всё понимал, но прежней жизни всё же было жаль.

– Впрочем, – сказал Михаил Алексеевич, – ты свободен и можешь попытаться вернуться в юзерхауз. Мы даже можем помочь тебе добраться до города юзеров. Только вот, как попасть внутрь, как снова получить комнату в юзерхаузе – этого мы не знаем. Ты ведь не смог вернуться в свою комнату когда был на галерее, не так ли? И почему всё это с тобой произошло? Что именно случилось? Ты ведь не рассказывал об этом. Так что, если есть желание, можешь со мной поделиться, вместе подумаем, как тебе жить дальше.

Юзер сидел с низко опущенной головой, уставившись в пол. Михаил Алексеевич не торопил его с ответом, он понимал, какая буря бушует в душе юноши, и ждал. И вдруг Юзера словно прорвало. Волнуясь и путаясь в словах, перескакивая с одного на другое, он стал рассказывать о событиях последних дней. Почему он не говорил об этом ни с Верой, ни с Аней, трудно сказать. Но он просто не мог больше нести в себе те беды, которые неожиданно обрушились на него в последние дни. Часа два продолжалась их беседа. Юзер чувствовал, что Михаил Алексеевич сопереживает ему и хочет помочь, поэтому подробно отвечал на все вопросы, вспоминал какие-то новые подробности. Но самое главное – психолог всё время чувствовал невысказанный вопрос: Что будет дальше? Неизвестность томила и пугала Юзера. Когда он закончил, Михаил Алексеевич неторопливо заговорил. Он стал рассказывать о событиях почти двадцатилетней давности, о Катастрофе, о том, как люди выживали после неё, о возникновении юзерхаузов и уходе в них множества людей, о том, как постепенно стала открываться людям страшная правда, о рассказах тех, кому чудом удалось вырваться из плена "Светоносца".

Лавина новой информации с трудом вмещалась в сознание Юзера. Всё, что он услышал совершенно не соответствовало тому, что он знал о мире, находясь в юзерхаузе. Он привык преклоняться перед Светоносцем, почитать Великого Координатора, слушаться советов и приказов Анализатора, верить в мощь и рациональность Системы, испытывать благодарность за то, как была устроена его жизнь. И вдруг выясняется, что всё, чем он жил, что любил, чему верил – неправда. С этим было очень трудно примириться.

Михаил Алексеевич понял состояние Юзера.

– Сейчас я, пожалуй, пойду. На сегодня достаточно. Подумай, успокойся. А завтра я зайду снова, если ты не против, поговорим ещё.

С этими словами он попрощался и ушёл.

В комнату снова зашла Аня. Она не стала ни о чём спрашивать Юзера, понимала, как нелегко ему переварить столько всего нового.

Потом наступило время обеда, и, надо признаться, новые кулинарные творения Валентины отвлекли Юзера от его дум и даже подняли настроение.

После обеда ненадолго заглянул отец Василий. Юзер был, кажется, рад его увидеть, ему хотелось узнать об этом таинственном и непонятном Боге и обо всех тех, кого он вчера видел на изображениях во дворце, который назывался храмом. Но священник понял, что Юзер буквально переполнен впечатлениями (тем более, что Аня ему успела кратко сказать об их утреннем разговоре и о посещении психолога). Поэтому отец Василий решил пощадить ум Юзера и стал с ним разговаривать о самых простых вещах: о здоровье (не простыл ли он вчера), о том, понравилось ли ему поселение, чем бы он хотел заниматься, умеет ли Юзер читать и так далее.

Но Юзер внезапно попросил:

– Расскажи, как ты жил в юзерхаузе?

– Ну что же, если интересно, слушай.

И отец Василий поведал ему свою историю.

– А потом? – спросил Юзер.

– Что было после того, как я поправился? Сразу пошёл пешком в ту деревню, где жили мои родители. Мне предлагали телегу с лошадью, но я отказался. В то время каждая лошадь была настоящим сокровищем, потому что их было очень мало. Мало ли что могло случиться на моем пути. Лошадь могли украсть, она могла убежать, заболеть. Наконец, меня могли убить, а лошадь забрать себе. Нет, не мог я взять на себя такую ответственность. Путь был неблизкий, шел я несколько дней, много чего навидался, но нигде не задерживался, очень торопился. Как забилось моё сердце, когда я увидел, что из трубы на крыше нашей избы поднимается дымок. Мама бросилась меня обнимать, целовать, плакала и смеялась одновременно. Признаюсь, я тоже плакал.

– Где ж ты был, сыночек? Я уже не чаяла тебя увидеть, хоть и молилась за тебя каждый день. Отец-то наш тоже тебя ждал, да не дождался, бедный. Как бы он сейчас порадовался! Видно, не судьба…

Мы сходили на наше деревенское кладбище. Я молча постоял у могилы отца и просил у него в душе прощения. Как знать, если бы я после Катастрофы сразу подумал о родителях, возможно, отец был бы жив. Мама сказала, что он умер после сильной простуды, а лекарств и врачей в деревне не было. В деревне кроме моей мамы не осталось вообще ни одного человека, и она уже смиренно ждала того часа, когда отправится за мужем.

Я решил перевезти маму в поселение, но нечего было и думать идти ей пешком. Телег в деревне было сколько угодно, но вот где взять лошадь? Я даже пожалел, что отказался от предложенной лошади, но что поделаешь… Мама, верная своей привычке содержать хозяйство, сберегла корову. Но ведь её не впряжёшь в телегу. Но и тут снова Господь помог мне, а вернее, моей матери, этой скромной и кроткой труженице, тёплой молитвенице. Утром пошёл я в поле, пройтись по родным местам и, заодно, подумать, как перевезти маму в поселение. Я вспомнил моего таинственного помощника, без которого погиб бы в юзерхаузе, и решил обратиться к нему, хоть и без особой надежды, что он услышит. Я попросил его не ради себя, но ради моей мамы, помочь мне что-нибудь придумать. Сначала ничего не случилось, да я особо ничего и не ждал. Но через несколько минут я вдруг услышал вдалеке лошадиное ржание. Я устремился на звук, и за небольшой рощицей увидел лошадь, спокойно пасущуюся на поляне. Я тихо подошёл к ней, лошадь не сделала никакой попытки убежать. Я снял с себя ремень и накинул на шею лошади, она восприняла это спокойно Мне удалось привести лошадь в деревню. Мама, увидев мою находку, вознесла горячую благодарность Богу, а потом стала собирать вещи. Взяли