Два с половиной человека (СИ) - Дибривская Екатерина Александровна

Если я чего и понял в общении с гражданкой Маргаритой Тумановой, так это то, что стоит лишь приласкать малышастика и сказать парочку слов поддержки, так она готова простить многое. Мне. И, надеюсь, только мне.

– Ладно, подхалим, – довольно жмурится девушка. – Идём завтракать, я уже страсть как голодна. Ещё и твоя девочка…

– Да, я понял, понял, – с усмешкой поднимаюсь я. Прячу за этой усмешкой болезненную гримасу, потому что жгучая резь проходит в месте ранения. – Идёмте, мои красавицы, мои девочки…

К списку задач добавляются ещё парочка: зачем же, в таком случае, старая санитарка диспансера Нагорска упомянула о Рите, которая наблюдалась у врачей в гораздо более позднем возрасте, тот мальчик, что напугал Риту в детстве, не её ли брат?!

И самое главное: как его найти?

Выбирая между собственным удобством и комфортом и безопасностью матрёшки, я, конечно, долго не думаю. Как бы Ритка насуплено не смотрела на мои сборы, я не отступаю, попутно пытаясь достучаться до неё:

– Рит, сейчас лучше поступить так, а не иначе. Я же не бросаю тебя. Буду навещать так часто, как получится. Здесь тебе будет лучше и гораздо безопаснее, чем в городе. Здесь природа, свежий воздух, ты, вон, щёки наконец отъела, – говорю неосмотрительно, и она начинает плакать. – Чёрт, матрёшка, не разводи сырость, хочешь, чтобы я весь день думал, как ты тут, вместо того, чтобы сконцентрироваться на деле?

– Ты грубый и невоспитанный хам! Щёки я отъела?! Да?! Да я себя уже мамонтом ощущаю с этим огромным пузом, а если ей есть хочется, так непременно подавай дурацкие быстрые углеводы. Скоро я попросту не помещусь в дверь, но давай, расскажи мне очевидное! Я поняла! – ахает она. – Ты жалеешь!

Опускается на край кровати и воет белугой, обхватывая свой живот обеими руками:

– Я некрасивая, толстая, страшная, и ты так и скажи лучше, что тебе противно находится рядом со мной!

Протяжно вздыхаю и пересекаю комнату. Опускаюсь на корточки рядом с кроватью, обвивая руками эту глупышку и причину её нервозности.

– Эй, матрёшка, ну что за бред поселился в твоей голове? Ты самая красивая девушка, которую я когда-либо видел, и особо очаровательна сейчас. Я, наоборот, переживаю, чтобы ты хорошо питалась, чтобы пузожитель набирался нужными силами… – как же сложно совладать со взрывными гормонами беременной женщины! Но я несу всё, что приходит в голову, и постепенно Рита затихает, прислушиваясь к моим словам. – Я хочу быстрее уладить все проблемы, чтобы мы могли полноценно быть вместе, чтобы нашим отношениям ничего не угрожало, чтобы наш ребёнок родился в комфортных условиях. Рит, я не бесчувственный чурбан. Больше всего на свете я хочу сделать тебя счастливой. Но для этого мне просто необходимо разрешить целый ворох проблем, хитро закрученных вокруг тебя. Пожалуйста, позволь мне сделать это, и я обещаю, что больше никогда не оставлю вас вот так, как оставляю сейчас.

– Я такая дурочка, да? – смеётся девушка, и я утираю слёзы с её лица. – Давай, Ярослав, ступай и убей этого чёртового мамонта, пока я снова не придумала очередную проблему!

Но к моменту, когда я уже стою на пороге, её глаза снова полны тихой грусти. Я надеюсь, что чёртово дело рано или поздно окончится логичным и закономерным задержанием настоящего преступника. Что и говорить, оно у меня уже в печени сидит. Мечтаю закрыть его, сдать все документы и взять отпуск. Возьму в охапку свою матрёшку и поеду куда глаза глядят. Или, что ещё лучше, закроемся с ней дома и подготовим детскую. Других вариантов исхода своего расследования я и не рассматриваю.

Но дни складываются в недели, и пока им не видно конца и края. Я вынужден мотаться между городом и крохотной деревенькой так часто, как позволяют дела и обстоятельства.

Я погрязаю в изучении завещаний, копии которых наконец попадают ко мне на стол, но всё прозрачно как слеза младенца. К слову, о младенцах, раз уж зашла такая тема. Они теперь грезятся мне везде. Чем больше проходит времени, тем больше опускаются мои руки от слепой ярости и бессилия. Мой ребёнок родится слишком скоро, а зацепок по-прежнему нет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В очередной день своего расследования мы с Ангелиной беседуем с директором школы, в которой училась гражданка Туманова, в девичестве Пелевина. Константин Дмитриевич Ломакин, седовласый почётный житель нашего города, вот уже тридцать лет руководит учебными учреждениями среднего образования. Он неплохо разбирается в детях, однозначно, имеет своё мнение и о Рите.

– Маргарита была отличницей, – рассказывает нам мужчина. – Никогда проблем в учёбе не наблюдалось.

– А в чём наблюдались проблемы? – моментально цепляется за слова Геля.

Он усмехается:

– Риту недолюбливали одноклассники. Как же иначе? Любимица учителей, способная ученица, схватывающая всё на лету, обладающая прекрасной памятью, первая красавица класса. Конечно, ей завидовали. А потом откуда-то прошёл слушок, что Рита наблюдалась у психотерапевта, и девочку начали открыто травить. Тогда и произошёл этот инцидент.

– Какой? – спрашиваю, откровенно скучая.

Для меня уже очевидно, что Рита просто умница, красавица и вообще не при делах, впрочем, разве это не было очевидно с самого начала? Только моя первоначальная ошибка могла стоить ей свободы, если бы не та встреча в подворотне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Одноклассница Пелевиной Василиса Дружинина больше всех задирала девочку. Всё они Павлика Проскурякова поделить не могли, я даже выдохнул, когда пацан перевели в лицей с углублённым изучением иностранных языков. Но Дружинина никак не могла простить Пелевиной, что та увела её парня. И узнав последние слухи о конкурентке, поспешила подкараулить её после школы. Сами понимаете, что там было, что она говорила никому не известно, да только Рита дала отпор обидчице… Сильный удар пришёлся прямо в челюсть, говорили, что у Василисы раскрошились все передние зубы… Заявление подали сразу же, но буквально на следующий день его забрали, как и документы со школы, а сами Дружинины впоследствии переехали из этого района. Я подозреваю, что Виктор Пелевин каким-то образом замял это дело, но точных доказательств у меня, конечно же, нет.

– И что было дальше? – с любопытством спрашивает Ангелина.

– Да, собственно, на этом всё. Рита как ходила в школу, так и продолжала ходить. Разве что совершенно не реагировала на выпады одноклассников, которых хоть и стали побаиваться Пелевину, но шпынять не прекращали вплоть о выпускного. Знаете, мне даже жаль её было. Всегда одна. Встанет в стороне у окна и читает книгу. Никогда не повышала голос, не спорила. Послушная и тихая, да, наверно, это как раз полностью её характеризует.

– В тихом омуте… Сами знаете, кто водится, – вставляет Ангелина. – Ангелочек, а челюсть подруге выбила.

– Никто не знает, что там было на самом деле, – разводит руками директор, и мы торопимся проститься.

Сегодня долгожданная пятница, и я рассчитываю уехать в дом тёти Нюры. Весьма невежливо прощаюсь с Власовой до понедельника, ссылаясь на плохое самочувствие. И это вовсе не ложь. Воспаление от пореза беспокоит меня, но не настолько, чтобы я бросил всё и отстранился от дела. Я чувствую, что мы уже близки к разгадке.

– Ангелин, попроси ребят отыскать этих Дружинину и Проскурякова, поболтаем на неделе с ребятами, если они в городе, авось и приоткроется завеса тайны, что же тогда случилось после школы.

– Боже, Власов, ты ещё не понял? Туманова опасна. Сколько тебе ещё нужно доказательств её неадекватности?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Вот получим выписку из её медицинской карты и поймём, что за проблемы вынудили Пелевиных обратиться к психотерапевту. А до тех пор не будем торопиться с выводами, ладно? Ты тоже можешь выбить кому-нибудь челюсть, но это вовсе не означает, что ты психованная.

– Мне кажется, или ты не веришь в причастность Тумановой к убийствам родителей и мужа? – проницательно интересуется Власова. – Я тебя прекрасно знаю, ты же оттягиваешь момент её задержания, откладываешь поиски беглой преступницы…