Черный бриллиант Соньки Золотой Ручки - Анна Князева

– Завтра?

– Зачем так затягивать? Пожалуйста, посмотрите налево…

Востриков отвел телефон и посмотрел в боковое стекло. Рядом с ним остановилась машина. Стекло опустилось, и Дуло помахал рукой из салона.

– Ну так что? – В трубке прозвучал голос следователя. – Вы ко мне или я к вам?

– Я к вам, – Леонид Николаевич дал отбой и, как только перебрался в машину к следователю, резко спросил: – Следили за мной?

– Просто наудачу подъехал к сауне, – так же прямо ответил Сергей. – Не будем терять время. После нашего последнего разговора у меня осталось неприятное чувство.

Востриков испуганно вскинул голову:

– В чем дело?

Дуло продолжал говорить так, как будто все ясно не только ему.

– Вы многое утаили. Чтобы получить от вас нужную информацию, я не стал еще раз приглашать вас в мой кабинет. Замечу, сегодняшний наш разговор будет носить консультативный характер. Можете верить или не верить, но у меня нет при себе звукозаписывающей аппаратуры. В сложившихся обстоятельствах это несущественно. Мне нужен Шешель. Помогите его найти.

– Я не понимаю… – начал Леонид Николаевич.

Но Дуло его прервал:

– Послушайте. Рано или поздно вы все расскажете. Это я гарантирую. Поэтому сделаем так. Я задаю вопросы, а вы отвечаете.

– Не нужно меня пугать.

– Когда же я вас пугал? – бесхитростно поинтересовался Сергей.

– Минуту назад.

– Ну так что? – Сергей Дуло развернулся, чтобы видеть его лицо.

– Спрашивайте, – сказал Востриков.

– Итак, я считаю, что вы не все рассказали.

– Предположим.

– Вот видите, мы находим общий язык.

Востриков снова посмотрел на часы:

– Меня ждет жена.

– В прошлый раз вы не сказали, кому передали «зауэр». Даже если расследование дела Литовкиной не возобновится, мне нужно знать.

– Опять вы за свое…

– Придется вам рассказать.

– Ну хорошо. Оружие я отдал Ване Епишкину.

– Кто такой?

– «Торпеда»[22] из банды Шешеля. Его свои прикончили в девяносто шестом.

– Значит, это он застрелил Литовкину?

– Он.

Помолчав, Дуло заметил:

– Здесь что-то не сходится. Литовкина никогда бы не открыла дверь незнакомцу.

– Она и не открывала ему. Она открыла своей знакомой, можно сказать, подруге. – Забеспокоившись, Востриков огляделся. – Предупреждаю, не вздумайте меня притянуть!

– А то что? – провокационно прищурился Дуло.

– Пойду в отказную.

– Ладно, рассказывайте.

– А я все рассказал. Чего вам еще нужно?

– Значит, к Раисе Ивановне пришли двое… Эта знакомая, – Дуло повторил его же слова: – Можно сказать, подруга… Не та ли это мадам, которая познакомила вашу жену с Литовкиной?

– Именно она. Сусанна, кстати, была любовницей Валеры Валета. Он – пацаненок, она – зрелая женщина…

Дуло напрягся:

– Как вы сказали?

– Что? – не сообразив, переспросил Леонид Николаевич.

– Как звали женщину?

– Сусанна.

– Редкое имя. Фамилию не припомните?

– Сенина.

Немного успокоившись, Сергей снова спросил:

– Вам известны детали этого преступления?

– Они всем известны. Пришли. Выстрел в затылок. Забрали бирюльки – и ходу.

– Я читал материалы дела. Кто из них стрелял из «зауэра»?

– Ваня Епишкин.

– Роль Сениной какова?

– Во-первых, лицом посветить. Ну, чтобы старуха открыла им дверь. Во-вторых, она знала, где спрятаны брюлики.

– Значит, драгоценности забирала она?

Востриков кивнул:

– Сусанна забирала.

– Теперь признайтесь: это вы сообщили ей, где искать драгоценности? – Задав этот вопрос, Дуло не дождался ответа. Востриков промолчал. – Да у вас целая операция была разработана! Лично ваше участие вытягивает на хорошенький срок.

– Вы же обещали, – взмолился Леонид Николаевич. – Это, если хотите, ошибки молодости.

– Ошибка – это когда дорогу в неправильном месте переходят. Здесь – убийство.

– А как же срок давности?

– Ну, это на усмотрение прокурора…

Выдержав долгую паузу, Востриков вдохнул, выдохнул и как будто на что-то решился.

– Ну хорошо. Я все расскажу. – Он нервно сжался. – Мало вам не покажется.

– Отлично, – поддержал его Дуло.

– Но вы поклянитесь: если что…

– Я постараюсь вас вытащить.

– Обещаете?

– Даю честное слово.

– Я уже говорил, что Шешель просил меня рассмотреть старухины драгоценности. У него на них был заказчик. Он даже описал самые дорогие ее украшения. Ну, значит, чтобы я обратил на них внимание и потом подтвердил. Пользуясь расположенностью Раисы Ивановны, я осмотрел их, но там возникло кое-какое несоответствие…

– В чем оно заключалось? – поинтересовался Сергей.

– Шешель не сказал мне о самом дорогом бриллианте ее коллекции. По-видимому, он просто о нем не знал. А я не стал его информировать, решив, что неприятности мне ни к чему.

– Не понимаю…

– Я рассудил так: мало ли что? Дойдет до него камень – хорошо. Не дойдет – я ни при чем.

– И что? Не дошел?

– Нет, не дошел. Его забрала Сусанна. Она знала, что Шешель не в курсе, и потом его продала.

– Кому? Не знаете?

– Как не знаю… Кустодиеву.

– Вот как!

– А что тут такого? У нее был бриллиант. У него – деньги. А камень, между прочим, примечательный. Черный бриллиант в триста карат!

– Такие разве бывают? – спросил Дуло.

– В триста карат? Бывают и больше!

– Я имею в виду – черные. Они же все вроде прозрачные.

– Сам видел. Старуха рассказала о нем. Только я не очень верю во все эти истории.

– Помните?

– Что? – Востриков испугался.

Сергей Дуло сказал, раздражаясь:

– Историю! Не заставляйте меня клещами вытягивать из вас каждое слово!

– Литовкина рассказала, что, когда ей было двадцать, а она уже была звездой кино, ее познакомили с военным дипломатом, сыном английского лорда.

– Здесь, в Москве?

– Конечно. Кто бы ее выпустил за границу?

– Ну и что было дальше?

– Между ними случилась любовь. И, когда, закончив свои дела, дипломат уезжал в Лондон, а они оба понимали, что больше не встретятся, англичанин подарил ей этот бриллиант.

– Он был при нем?

– Бриллиант прислали из Лондона дипломатической почтой, так сказала старуха. Может, и приврала.

– С трудом во все это верится. Подобные сокровища так просто не дарят, они – семейное достояние.

– Я, помнится, сказал об этом Литовкиной. Но она объяснила: ее любовник в то время вступил в права наследства после смерти отца. Он сам решал, дарить или нет.

– Теперь все понятно.

– Англичанин пересказал Литовкиной историю драгоценного камня. У бриллианта, кстати, имеется имя – «Черный утес». Его в середине позапрошлого века нашли в Центральной Африке. Долгое время он принадлежал африканскому князю, но был похищен во время его путешествия по царской России.

Дуло ухмыльнулся:

– И выбрал же место с бриллиантами путешествовать.

– Камень украл его собственный слуга-переводчик.

– Что было потом?

– Переводчика убили. Бриллиант, конечно, исчез. Долгое время его судьба была неизвестна. Однако спустя много лет, уже в начале прошлого века, камень вновь появился в Лондоне. Какому-то русскому ювелиру удалось избежать революции и вывезти его из Москвы. В Англии бриллиант был выставлен на продажу.

– И его купил отец дипломата?

– Именно так.

– Удивительно! И как вы все это запомнили?

– Но ведь интересно же, согласитесь?

– Короче, эта ваша Сусанна обставила Шешеля. Ее счастье, что он не узнал.

– Ну как не узнал… Узнал.

– Вы же сами сказали, что черный бриллиант до него не дошел.

– Не дошел.

– Вы намекаете…

– Я не намекаю! – Разволновавшись, Востриков распахнул автомобильную дверцу.

– Бежать собрались? – спросил у него Дуло.

Леонид Николаевич схватился за грудь:

– Сбежишь от вас…

– Так что ж вы?

– Сердце прихватило, воздуха не хватает. – Он вытащил из внутреннего кармана пузырек и, достав из него таблетку, сунул ее в рот.

Немного подождав, Дуло спросил:

– Правильно ли я понял, что Шешель к вам приходил?

– Когда?

– Разумеется, сразу после своего чудесного возрождения.

– Да, в первый раз он был у меня месяца три назад.

– И что? Пришел и сказал: вот он я, Шешель?

– Просто зашел в кабинет и сел напротив меня.

– И как вы отреагировали?

– Я сразу его узнал, и мне стало не по себе.

– Выходит, за двадцать лет он нисколько не изменился?

– Да что вы! Внешне – другой человек.

– Как же вы узнали его?

Востриков закрыл дверцу машины и чуть слышно сказал:

– Знаете, когда встречаешь змею, внутри, – он показал, где именно, – вот здесь, в животе, все холодеет. Раньше при виде Шешеля я всегда испытывал такое же чувство. И теперь узнал его по этому холодку.