Хорошая плохая девчонка - Скотт Брэдфилд

«Te amo, te amo, моя голубка, моя тыковка, дай мне обнять тебя, я тебя спасу, моя голубка, позволь мне спасти тебя. Все будет хорошо. Мануэль здесь. Мануэль обо всем позаботится». Или что-то в этом роде.

Потом Мануэль дал мне снотворное, которое было очень кстати, после чего я заснула и больше не видела профессора Пенденнинга.

Когда же к вечеру я проснулась, или это уже было два дня спустя, профессор Пенденнинг безвозвратно канул в Лету. Кочерга висела на крючке позади камина. Оранжевые кирпичные стены были отчищены до блеска. А Мария сметала паутину с потолка и мыла окна.

Мануэль тоже исчез.

Он частенько так поступал. Исчезал на несколько месяцев, а потом возвращался через окно в ванной и спасал меня от обвинения в убийстве. И опять исчезал.

Моя милая Мария. В ее глазах было столько любви и заботы.

— Я нужна вам завтра? — спросила меня она. У нее была своя собственная семья, но она всегда находила время, чтобы позаботиться о своей Ла.

— Нет, Мария, — сказала я ей. — Мне просто нужно поспать, и со мной все будет в порядке. Завтра твой выходной день. Ты должна провести его со своими детьми.

Одним из самых больших потрясений/разочарований в моей жизни был тот день, когда Мария согласилась свидетельствовать против меня на моем первом судебном процессе в Техасе по обвинению в серийных убийствах, она рассказала обо мне столько лживых вещей, ведь ей пообещали защиту в программе для свидетелей.

Да уж, muy diabolita.[19] У меня чуть не разорвалось сердце, когда она выступала на суде. И это после того, как мы столько раз ели вместе приготовленные ею мексиканские лепешки с курицей, и после того, как я давала ей стодолларовые купюры по праздникам.

Самое смешное в убийстве профессора Пенденнинга, в котором я сознаюсь, — это то, что не было найдено никаких улик, даже следов ДНК на полу или кочерге.

И единственными людьми, которые знали, что я убила профессора Пенденнинга, были я, Мануэль и, конечно, сам профессор Пенденнинг.

С того самого дня я не могла спокойно есть, спать и даже ходить в туалет. Я все время думала о профессоре Пенденнинге. Мне постоянно снились кошмары о том, что профессор Пенденнинг ждет меня в аду, где намеревается бить меня кочергой по голове целую вечность без остановки. Или я думала о том, что буду обречена вечно блуждать в космических сферах в своей следующей жизни в полубессознательном состоянии с одной единственной мыслью в мозгу. Бедный профессор Пенденнинг, бедный профессор Пенденнинг, мне так жаль, так жаль, что я убила профессора Пенденнинга. И так будет повторяться снова и снова, без конца.

Я не могла больше наслаждаться ни своим прекрасным домом, ни прогулками по пляжу, ни поездками за покупками в «Кросс Конерз». Я знала, что должна признаться.

Иначе я не смогла бы быть в мире с самой собой.

Мои первые несколько посещений полицейского департамента Малибу обошлись без особых приключений, за что надо отдать должное лейтенанту Сашетти, который очень хорошо ко мне отнесся.

— Скажи правду, детка, ты убила его этими своими глазами? Потому что, позволь тебе сказать… Но эти твои глаза меня самого убивают наповал.

Я хотела выглядеть привлекательно, но по-деловому, поэтому надела свою лучшую белую блузку из «мокрого» шелка, голубую юбку и туфли на каблуках. Обычно я не пользуюсь косметикой, но ради такого случая позволила себе пройтись кисточкой по векам. Когда ты рассказываешь мужчине что-то очень важное, главный акцент нужно сделать на глаза.

Попытайтесь рассказать мужчине что-нибудь важное, когда он пялится на вашу грудь. Это абсолютно невозможно.

— Спасибо вам за теплые слова, лейтенант, — сказала я. Он выдвинул свой скрипучий стул из винила и привстал на время, пока я садилась. — Но я пришла сюда не за комплиментами. Я пришла сознаться в преднамеренном убийстве моего бывшего тюремного психиатра, профессора Элиота Пенденнинга, хотя изначально у меня не было намерения убивать его. Я решила убить его только в тот момент, когда стала бить его по голове кочергой. Вы мне кажетесь честным человеком, лейтенант Сашетти, и я надеюсь, что вы возьметесь за мое дело. Я всецело полагаюсь на вас.

Лейтенант Сашетти сидел за своим чистеньким столом, он был самым опрятным человеком из всех, кого я знала, особенно в постели. Место для всего, и все на месте. Таков был этот лейтенант Сашетти.

— Вы не скажете мне ваше имя, мисс? Или миссис?

— Мисс Дэлайла Риордан, 449078, автострада западного побережья.

— Сразу за Транкасом?

— Да, самый красивейший район.

Лейтенант Сашетти не отрывал от меня взгляда с тех пор, как я вошла в комнату.

— Не хочешь показать мне его, Ла? — Я с самого начала поняла, что в лейтенанте Сашетти есть какая-то изюминка. — Можно называть тебя Ла? Ты похожа на Ла. Не спрашивай почему — просто это тебе идет.

Это привело нас к аспекту habeas corpus[20] моего дела.

На чем мы и застряли.

Лейтенант Сашетти был очень терпеливым человеком с огромным чувством ответственности. Он настаивал, чтобы мы встречались только в свободные от работы моменты и никогда не пил алкоголь и не курил травку на дежурстве. В нерабочие же часы лейтенант Сашетти становился славным добрым малым, которому нравилось весело проводить время и которому было наплевать на то, кто и что об этом подумает.

— Я не могу предъявить девушке обвинение в убийстве, если не найдено ни тела, ни свидетелей, ни оружия, — сказал он мне в ту первую ночь, которую мы провели на заднем дворике моего прекрасного дома в Малибу. (О боже, как я по нему скучаю!) Мы сняли матрасы с шезлонгов и переложили их на кирпичный пол, создав таким образом замечательный «райский уголок», как назвал его лейтенант Сашетти. — Особенно такой девушке, как ты, Ла. На своей работе я не часто встречаю девушек с таким набором качеств, как у тебя.

Лейтенант Сашетти был очень страстным мужчиной со здоровым сексуальным аппетитом, но вдобавок он был чуть-чуть философом. Иногда мы занимались сексом один или два раза за ночь, а остальное время просто разговаривали. Думаю, мне не надо вам объяснять, как много это значит для девушки.

С тех пор меня возбуждает любой мужчина, который разговаривает со мной после секса.

— Когда работаешь следователем в отделе убийств в самом престижном полицейском департаменте Соединенных Штатов, — сказал мне однажды лейтенант Сашетти, когда мы стояли на берегу и наблюдали за метеоритным дождем над нефтяными буровыми вышками, — ты как-то привыкаешь к тому, что тебе приходится встречаться с хорошенькими женщинами, многие из которых совершенно запутались в жизни. Клянусь, это правда. Некоторые из них не могут даже одеться без помощи посторонних или переключить свои взятые в аренду кабриолеты на первую скорость без опытного инструктора. Ты не поверишь, какого рода звонки могут поступать к нам на работу. Девушки, одурманенные кокаином и накачавшиеся слишком большим количеством баночных коктейлей, в таком состоянии им все представляется ужасным. Причиной может быть торговец наркотиками из Колумбии, который грозится перерезать ей горло за то, что она переспала не с тем парнем. Или две ночи спустя та же самая девушка бродит, шатаясь, вокруг какого-то другого дома, и на ней только трусы и майка, клянусь Богом. Она в истерике, потому что у нее перегорела лампочка на кухне, или потому что ее двигатель издает какие-то странные звуки, или же ее последний дружок из «Ай-си-эм» променял ее на более молодую девицу из офиса, и она не знает, к кому обратиться за помощью. У этих девушек полностью отсутствует чувство реальности, Ла. И не то чтобы они были не от мира сего или что-то в этом роде или тронулись умом, нет, ведь они совсем не сумасшедшие. Они просто не замечают реальности вокруг, для них не существует ничего за пределами их собственного воображаемого мира. Если ты переедешь ей ногу газонокосилкой, она даже глазом не моргнет. Она только лишь начнет причитать: «Что же я такого сделала, что он так поступил со мной? Я отдала ему все, а он взял и переехал мне ногу газонокосилкой».

Любимым напитком лейтенанта был «Сомбреро», который он начинал поглощать в больших количествах, как только заканчивал работу около девяти или девяти тридцати вечера. Основой «Сомбреро» является мексиканский кофейный ликер «Кайлуа», туда также добавляется капелька молока повышенной жирности. Можно, конечно, добавлять обезжиренное молоко, но вкус становится совсем не тот.

— Но ты, Ла, Ты совсем другая. У тебя есть чувство реальности. Каждый твой рецептор на коже, языке и даже зубах реагирует на внешние воздействия особым образом. Это делает тебя такой притягательной. Ты просто обжигаешь. Когда ты входишь в комнату, полную мужчин, то воздух начинает дрожать и электризуется. Даже металл начинает плавиться от твоего жара. Обыкновенный парень, как я, мог бы сравнить это ощущение с религиозным экстазом. Не пойми меня превратно, я примерный католик. Но такая девушка, как ты, дает мне почувствовать, будто я значу нечто большее, чем есть на самом деле. Ты внушаешь мне чувство собственной значимости и уверенности в себе. Я теперь не одинок, и жизнь снова наполняется смыслом. Хотя она уже никогда не станет прежней.