Перед тобой земля - Вера Лукницкая

14 июля 1931 года автомобили пришли на Пост Памирский. Одна машина отправилась дальше, и через несколько дней жители Хорога встретили ее красными знаменами и ликованием.

Это событие было первым шагом к автомобилизации Памира. Вскоре началось строительство Большого Памирского тракта.

...Как и в прошлом году, Лукницкий вновь отделился от всех, теперь уже на длительное время. Он хотел исследовать облюбованное им "белое пятно". Начальник отряда "прикомандировал" ему в помощь пограничника. Несколько дней подряд ходил Лукницкий "на разведку", к верховьям Ляджуардары. Ходил сначала один...Наконец, взяв с собой пограничника Поликарпа Мешкова и двух носильщиков из горцев, он углубился в горы и сделал несколько географических открытий - нанес на карту неизвестные ледники, реки, вершины, ущелья и перевалы. Первый открытый им перевал Лукницкий назвал именем Мешкова.

Дело в том, что Лукницкий поставил условием начальнику геологической партии возможность личных исследований и получил согласие еще в Ленинграде в Геолкоме. А начальник погранотряда предложил сопровождающего добровольно, потому что Лукницкий с порученным ему делом справился блестяще и не только был консультантом по бездорожью, но участвовал в становлении всех погранзастав вдоль пограничной территории Памира. За время похода он крепко сдружился с пограничниками, и эта дружба продолжалась до его смерти. Естественно, он стал первым писателем пограничной темы, во всяком случае этого высокогорного края.

ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

Август 1931 г.

Пришло в голову лезть к месторождению прямо вверх, по руслу ручья. Чертовски крутой и тяжелый подъем по склону. Подъем с отдыхом каждые 30 - 40 шагов. У меня заболел живот, но лезу, не обращая внимания на боль. С середины подъема надо сворачивать налево, чтобы выйти к месторождению, но я решил лезть прямо вверх, потом на отвесную скалу, ту, что над месторождением, сзади и поглядеть, нет ли выходов ляпис-лазури там. Юдин и прочие пошли низом. Холодно, ветер, я спускаюсь, огибаю скалу, вновь поднимаюсь к месторождению, брожу, выискивая хорошие образцы, нашел мешочек для образцов с надписью химическим карандашом, потерянный в прошлом году Хабаковым. Тень от горы и холод. Спускаюсь, долго ищу своих, наконец нахожу - в яме. Поставили палатку поперек сухого русла ручья, ибо больше негде на таком хаосе скал ставить. Что, если ночью пойдет вода? Но нет, кругом лед и снег. Чая не будет сегодня - нет дров. Холод, тьма. Отчаянный холод.

9.08.1931

Все на месторождении. Моя попытка найти перевал в Гармчашму. Ходил вчера на ледники и снега. Перевала нет.

Утром таджики, изломав две палки, с которым шли вчера, вскипятили ими воду. Кокчай. Вышло по кружке.

9. 30. Все пошли по месторождению.

11.00. Я вышел один. Пройдя вверх по ручью до обнажившего стену льда ледника, взобрался на ледник и сплошным снегом по крутому подъему стал забираться вверх, чтобы обогнуть громаду горы и дойти до снежного ущелья. Снег слепит глаза. Туфли, конечно, мокры насквозь, ногам холодно. В снегу ступень за ступенью - бугры, на которые лез. Поднимался, пока ущелье не превратилось в цирк и не стало ясно, что перевала здесь нет. Кругом на 300 400 метров встали горы со склонами почти отвесными и обвешанными висячими ледниками. Обратный путь до нижнего ледника - стремителен и головокружителен. Так добежал, докатился до озерка, голубого озерка в белом снегу. Дальше пришлось переправляться через речку. Она здесь глубока - в оледенении. Здесь пил изумительную, как алмаз, прозрачную воду. Снег причудлив, сосульки из оледенелых брызг соорудили такое великолепное зрелище, что увез бы его с собой. Переправа была очень трудна и опасна. Если бы поскользнулся, если бы подломился береговой лед, вода, искромсав, унесла бы под снег. В узкой трещине льда речка кипела холодом. Переправиться помогла палка. Был один. И была тишина. Спустился с ледника, и сейчас же место, где прошел, поползло вниз обвалом, - отбежал в сторону.

Решил осмотреть гору, противоположную месторождению, лез по ней, огибая ее, пересекая осыпи, скаты, снега, оползневую, мокрую, набухшую землю склонов, скалы и дороги "снежных обвалов". Потом вернулся, спустился вниз, перебрался опять через речку, а она бурная в этом году, и вброд, там, где она не разливается на рукава, ее не перейдешь, поднялся к месторождению и пришел в палатку в 4.30, к моменту, когда все пили чай и ели холодное мясо, заменившее обед. У палатки - синяя груда ляпис-лазури - то, что было собрано сегодня.

Лукницкий подробно описывает, с каким нетерпением дождался он утра, как наспех выпил кружку чая и, взяв с собой полевую сумку, свитер и наган, отправился в верховья Ляджуардары. Спустился к речке, переправился и, не желая терять высоты, поднялся по противоположному склону. Он оказался в таком месте, откуда был путь только вверх. Лез туда с риском сорваться, с сознанием, что иного способа выбраться из проклятого места нет. По отчаянно-крутой осыпи вылез наверх. Там оказались глыбы камней. По вершинам, скалистым и диким, прошел вперед, пока не появился отвес ущелья. Спустился по осыпям и склонам на верхушку скалы и оказался над ледниками реки Ляджуардары. Оттуда по снегу стал пробираться к истоку. Он был уверен, что водораздел здесь. Он, конечно, спешил, потому что надо было добраться до водораздела и еще вернуться... Тут и там рушились снежные лавины. Обвалы походили на застывшие гребни волн. Можно представить, как свистели камни, скача по снегу и оставляя фантастические следы. Слепили солнце и снег. А он все шел, все выше, с холма на холм, как по гигантским ступеням. Хребет, который он увидел в прошлом году по правобережью Ляджуардары и который высился над месторождением почти на километр, сейчас был вровень с ним. Зато за ним шли новые громады скал и льда...

Палка и острые носки туфель помогали врубаться в снег. Останавливался передохнуть, снова врубался и наконец долез. Действительно, как он и предполагал, это был водораздел. Ему открылась великолепная картина: внизу, в четырехстах метрах от него, - снежный холмистый цирк, еще ниже, направо, начало долины и верховье какой-то реки. Цирк пересекался поперек острым и скалистым гребнем. Это еще один водораздел, на запад. Он увидел, что западная сторона гребня отвесна и вряд ли там можно спуститься.

Налево и направо по горизонту - цепи снежных хребтов, один за другим, покуда хватает глаз, покуда пространство, ясное и прозрачное, не становится миражным, дымчатым и расплывчатым от громадного расстояния. Он увидел водоразделы Шахдары, Гунта, Пянджа и дальние афганские хребты. За нижним гребнем, пересекающим снежный цирк пополам, - долина реки. Река рядом рукой подать, если бы спуститься туда... по воздуху. Это должна быть Гармчашма, но как угадать? Прямо впереди, на север, - сплетение снежных хребтов, вершин, пиков, отвесов, ледников, скал - все зубчатое, резкое, обрывистое... Если бы спуститься на эти четыреста метров! Но снежный склон дьявольской крутизны. Он перерезан широкими зигзагами трещин, он иссечен полосами - следами обвалов и мчавшихся вниз камней.

Надо было возвращаться. С северной стороны - совсем близко - снег, как волнистая подушка, по ней шагов двадцать до скольжения вниз. И он пошел по этой подушке, провалился по пояс. Едва выбрался, его спасла палка. Пробовал в другом направлении - и провалился вновь. Снег скрипел...

Выбираясь очень осторожно, он не стал рисковать, чтоб не устроить обвал, и вернулся на зубья водораздела. Вот куда завели его прошлогодние мечты! Вот они, его знакомцы, снившиеся ему по ночам, манившие, зовущие его всю долгую зиму! Один. Один наедине с ними. Один...Наверное, это особенное чувство: один там, где никогда не бывал человек! Ни птица, ни зверь. Лишь ветер и звуки грохота обвалов... Он умел радоваться, и он радовался, что он один и что именно такое "одиночество" доставалось ему в подарок от жизни. Устремиться бы вниз по этому снегу, и скользить, и лететь вниз по этой белой крутизне с неизведанной быстротой! Если бы он остался живым, то там, внизу, конечно, можно найти перевал.

Сделал наброски местности и пика, который маячил перед ним на западе, и пошел назад старым путем, с высоты примерно 5600 метров...

Спускался быстро, катился на отполированных подошвах, как на лыжах, управляя одной палкой. А лыжником он был отличным. Потом просто бежал по крутым склонам снегов. Бегуном он был тоже неплохим, но от двухчасового бега устал, сел у ручья. Отдыхал. Поел снега. Попил воды. Съел плитку шоколада. Лег на камни. То здесь, то там срывались и рушились снега.

Вечером был в палатке. Камней перед палаткой - синих, дальше зеленых, голубых - было уже несколько горок. А люди все таскали их, будто собирались забрать с собой все... Пограничник тоже работал, но с понятным нетерпением ожидал возвращения "командира" и друга и его распоряжений о совместном походе. Назавтра Лукницкий действительно решил идти уже с Мешковым вниз, правда к другой реке, попытаться найти перевал в ее верховьях, а если его нет и там, то двигаться к третьей... но непременно найти перевал!