Начало Века Разума. История европейской цивилизации во времена Шекспира, Бэкона, Монтеня, Рембрандта, Галилея и Декарта: 1558—1648 гг. - Уильям Джеймс Дюрант

лордов, миддлингов и сущностей, должна была иметь богатый и разнообразный рацион; она требовала действия, а не пространных отчетов о скрытых действиях; у нее было брюхо для смеха, и она не возражала против могильщиков, разбрасывающихся философиями с принцем; у нее было необузданное воображение, способное перескочить с места на место и пересечь континент по велению знака или намеку на линию. Елизаветинская драма выражала елизаветинских англичан, а не периклийских греков или французов Бурбонов; поэтому она стала национальным искусством, в то время как искусства, следовавшие чужим образцам, не прижились в Англии.

Английской драме пришлось выдержать еще одну битву, прежде чем она смогла дойти до Марлоу и Шекспира. Зарождающееся пуританское движение отвергало елизаветинскую сцену как дом язычества, непристойности и сквернословия; оно осуждало присутствие женщин и проституток в зрительном зале, а также примыкание борделей к театрам. В 1577 году Джон Нортбрук опубликовал яростную тираду против "игры в кости, танцев, пьес и интерлюдий", написав:

Я убежден, что у сатаны нет более быстрого способа и лучшей школы для работы и обучения своим желаниям, чтобы ввести мужчин и женщин в ловушку распутства и грязных похотей нечестивого блуда, чем эти пьесы и театры; и поэтому необходимо, чтобы эти места и игроки были запрещены и распущены, и убраны властью, как бордели и питейные заведения.36

Книга Стивена Госсона "Schoole of Abuse" была относительно умеренной и признавала некоторые пьесы и актеров "не заслуживающими порицания"; но когда Лодж ответил ему, Госсон отказался от всех различий и в "Players Confuted in Five Actions" назвал пьесы "пищей беззакония, буйства, и прелюбодеяния", а актеров - "мастерами порока, учителями распутства".37 Критики видели в комедиях деморализующие картины порока и безрассудства, а в трагедиях - стимулирующие примеры убийств, предательства и бунтарства.38 В первые годы правления Елизаветы воскресенье было обычным днем для спектаклей; трубы возвещали о них, когда церковные колокола созывали народ на послеполуденную молитву, и священнослужители с ужасом замечали, что их прихожане пропускают службы, чтобы попасть в театр. "Разве грязная пьеса с трубным звуком, - спрашивал один проповедник, - не созовет скорее тысячу человек, чем часовой колокольный звон сотню на проповедь?"39 И Норт-Брук продолжал: "Если вы научитесь... обманывать своих мужей или мужей своих жен, играть в блудницу... льстить, лгать... убивать... богохульствовать, петь грязные песни... разве вы не научитесь в такие перерывы заниматься ими?"40

Драматурги отвечали памфлетами и высмеивали пуритан в пьесах, как, например, Мальволио в "Двенадцатой ночи". "Неужели ты думаешь, что раз ты добродетельный, - спрашивает сэр Тоби Белч клоуна в этой пьесе, - то больше не будет пирожных и эля?" И клоун отвечает: "Да, клянусь святой Анной, и имбирь тоже будет горячим во рту!"41 Драматурги, даже Шекспир, продолжали солить свои истории насилием, яростью, кровосмешением, прелюбодеянием и проституцией; в одной из сцен шекспировского "Перикла" показана комната в публичном доме, главный управляющий которого жалуется, что его персонал "при постоянных действиях даже не хуже гнили".42

Городские власти Лондона - некоторые из них были пуританами - считали, что пуритане одержали верх в споре. В 1574 году Общий совет запретил постановку пьес только после цензуры и лицензирования; отсюда строка Шекспира об "искусстве, завязанном властью".43 К счастью, Елизавете и ее Тайному совету понравилась драматургия; у нескольких лордов были труппы игроков, и под королевской защитой и слабой цензурой шесть трупп получили лицензию на постановку пьес в городе.

До 1576 года театральные представления проходили в основном на временных платформах во дворах трактиров, но в том же году Джеймс Бербидж построил первый постоянный театр в Англии. Он назывался просто "Театр". Чтобы избежать юрисдикции лондонских магистратов, он был расположен за пределами Сити, в пригороде Шордич. Вскоре появились и другие театры: "Занавес" (1577?), "Блэкфрайерс" (1596), "Форчун" (1599). В этот последний год Ричард и Катберт Бербидж снесли театр своего отца и построили знаменитый "Глобус" в Саутварке, на другом берегу Темзы. Внешне он был восьмиугольным, но внутри, вероятно, круглым; поэтому Шекспир мог назвать его "этим деревянным О".44 До 1623 года все лондонские театры были деревянными. Большинство из них были большими амфитеатрами, вмещавшими около двух тысяч зрителей на нескольких ярусах окружных галерей и позволявшими еще тысяче стоять во "дворе" вокруг сцены; эти последние и были "землянами", которых Гамлет упрекал за их "немые представления и шум".45 В 1599 году стоимость стоячего места составляла один пенни, места на галереях - два или три пенса; чуть дороже стоило место на сцене. Это была просторная платформа, выступающая от одной стены в центр двора. В ее задней части находилась комната для утомления, где актеры надевали костюмы, а "смотритель сцены" распоряжался имуществом. Среди них были гробницы, черепа, ящики, кусты роз, гробы, занавеси, котлы, лестницы, оружие, орудия труда, флаконы с кровью и несколько отрубленных голов. Машины могли спускать с небес богов и богинь или поднимать через пол призраков и ведьм; "дождь" можно было вызвать, потянув за веревку, а "двойные рубашки" могли подвешивать солнце в небе.46 Эти свойства должны были компенсировать отсутствие декораций; открытая и незанавешенная сцена не позволяла быстро менять обстановку. Взамен действие происходило в самой гуще зрителей, которые могли почти ощущать себя частью происходящего.

Зрители составляли не последнюю часть зрелища. Зрителям продавали табак, яблоки, орехи и брошюры; в более поздние времена, если верить пуританину Уильяму Прайну, женщинам предлагали трубки.47 Женщины приходили на спектакли в значительном количестве, и их не останавливали предупреждения с кафедры о том, что такое общение - это приглашение к соблазнению. Иногда, когда классовая война прерывала драматический спектакль, деревенщины бросали в денди на сцене остатки своих коллажей. Чтобы понять елизаветинскую пьесу, мы должны помнить эту публику: чувства, которые приветствовали любовную историю, сердечный юмор, который хотел клоунов с королями, развязность, которая наслаждалась риторикой, грубую жизненную силу, которая наслаждалась сценами насилия, и близость трехсторонней сцены, приглашающей к солилоквитам и отступлениям.

Актеры были нарасхват. Почти в любом городе в дни праздников можно было увидеть бродячих игроков, которые выступали на деревенской площади, во дворе таверны, в амбаре или дворце, а также на поминках. Во времена Шекспира не было актрис; женские роли исполняли мальчики, и иногда елизаветинские зрители могли видеть мальчика, изображающего женщину, переодетого в мальчика или мужчину. В аристократических государственных школах ученики представляли драмы как часть своего обучения. Труппы таких мальчиков-актеров конкурировали со взрослыми труппами, давая представления в частных театрах для публики и платных зрителей. Шекспир жаловался на эту конкуренцию,48 и после 1626 года она прекратилась.

Чтобы не быть