Заря Айваза. Путь к осознанности - Ж. Славинский

Наш первый сексуальный контакт должен был считаться телемистской инициацией. В Швеции существовал орден Восточных Тамплиеров, но Гунилу особо не интересовали уровни его иерархии. Ее поведение спровоцировало ожесточенную критику среди членов общества, ходили слухи, что ее выгнали из ордена за ее богохульство над королевским мастерством, которым они приукрашивали сексуальные операции.

Я переживал по поводу эрекции в такой ритуальной обстановке, но Гунила рассеяла все мои сомнения. Она взяла меня за руку и подвела к широкой кровати, над которой театрально произнесла следующую фразу: «Frater Omnia Sacrificabo Preter Libertatem — да ступит воля твоя на порог храма Нюита».

Такие столь эффектно произнесенные слова могли рассмешить любого здравомыслящего человека. Теперь мои опасения по поводу своих мужских достоинств вмиг исчезли. Когда твой партнер — такая пылкая женщина, с таким сочным и в то же время похотливым ртом, то беспокоиться по этому поводу не приходится.

Она разлила шампанское в два бокала, один из которых протянула мне.

— За вечную любовь, — произнесла она в том же тоне, — Нюит и Хадит.

— Нюит и Хадит, — повторил я за ней, как только мы опустошили бокалы. Такой поворот дела приводил меня в возбуждение меньше всего, поскольку я не был любителем вина. Она начала было вновь подносить бутылку к моему бокалу, но я покачал головой, дав ей понять, что мне хватит. Она налила себе еще и опустошила бокал, не моргнув и глазом. «От него она запьянеет», — подумал я. Мы пили шампанское, как на том настаивала «Книга Закона», после чего произошел внезапный скачок наших энергий с последующим слиянием Нюит и Хадит. Дальнейшие события привели меня в изумление.

— Пространство расширяется, — послышался голос Гунилы, который с каждый секундой становился все более отдаленным. И само пространство, конечно же, расширялось, перенося меня в совершенно иное, более широкое пространство. Я даже не знаю, как это описать по-другому. Я почувствовал одновременно расширение пространства и спокойную неподвижность. Был слышен лишь звук наших бьющихся сердец. Я попал в водоворот, который начал засасывать меня, все быстрее и быстрее, в голове появился образ вращающегося дервиша с вытянутыми руками, а затем я услышал сильный звук: «ХУМ! ХУМ! ХУМ!»

Мое истощенное тело прислонилось к Гуниле. Она тяжело дышала, ее глаза были закрыты. Белые пряди ее волос прилипли к вспотевшему лицу. У меня даже не было сил сжать руку в кулак — ослабевшие пальцы были практически скованы. Я не понимал, что происходит со мной. Несомненно, это было необычайное переживание, но я не мог осознать его значимость. Мои подозрения по поводу того, что цель всей операции заключалась в том, чтобы задействовать наивысшую энергию, оправдались позднее. Эту энергию нужно было направить на ясный и живой образ желаемой цели. Но как такое возможно, когда сознание человека теряет четкость, границы вещей и тел исчезают, а образы в голове практикующего возникают помимо его воли?

Я решил полностью посвятить себя изучению священного искусства алхимии духа, неважно, сколько сил и времени мне на это потребуется. Я был убежден, что добьюсь желаемого. И вскоре я встретил алхимика.

– 21 –

Слова Джина Дески о том, что он алхимик, подтверждались людьми, с которыми я познакомился в доме у Астрид. Задолго до того, как я повстречал его, Астрид тайком нашептала мне, словно нас могли слышать, что он за свой счет построил и оборудовал госпитали в Кении и Уганде, но никто не знал, откуда у него взялись эти средства. Оук Вилкинсон в своей манере, которую я про себя называл духовной клеветой, заверял, что этот же самый джентльмен пожертвовал значительную сумму денег библиотекам и приютам во Франции, а также полностью профинансировал постройку церкви в Лионе, от заложения фундамента до креста на куполе.

По виду и не скажешь, что Джин Деска был алхимиком. У него была смуглая оливковая кожа, кривой нос и беспокойный взгляд глаз, как у шустрого счетовода. Его одежда словно говорила о том, что он собирался в круиз на яхте, где проводилась какая-то знаменательная вечеринка: морской голубой блейзер с золотыми пуговицами и серо-голубой шарф вокруг шеи. Напомаженные и расчесанные на пробор волосы плотно прилегали к голове. Он больше походил на вора Леванта, чем на адепта тайного искусства. Тем не менее, побыв с ним какое-то время, ты вдруг просто понимаешь, что повстречал настоящего алхимика.

Поначалу Оук Вилкинсон, несмотря на мою настойчивость, отказывался предоставлять мне более полную информацию о нем, аргументируя это тем, что лучше не копаться в том, что представляет некую опасность, но все же он сдался и рассказал его краткую биографию: «Он основал группу „Космическая философия“ в Лионе и сотрудничал с ней на протяжении нескольких лет. В 1960 году он ушел из группы и переехал сюда, в Стокгольм, где и пустил свои корни».

Оук вручил мне вступительный текст к урокам алхимии. Я выяснил, что свое первое духовное пробуждение Деска испытал в храме на Мон-Сен-Мишель. На тот момент ему было всего двенадцать лет, и с того времени у него началась жизнь, полная духовных переживаний, которые он получил в европейских и американских эзотерических кругах. Он изучал и практиковал алхимию, каббалу и связанные с ними учения на протяжении шестидесяти лет. Какое-то время он занимался ядерной физикой и был даже владельцем одной компании по электронике.

— Я верю каждому его слову, — по секрету сказал мне Оук. — Разум подсказывает мне, что среди всех людей, которых я повстречал, он один-единственный, кому удалось ближе всех подойти к несомненному завершению Великой Работы — было бы благоразумно попросить его принять меня в свои ряды, чтобы заняться совместным изучением, хоть я и относительно стар для такого дела. Тем не менее... человеческое сердце не считается с аргументами разума — мое принадлежит к небесным телам и их влиянию на человеческие судьбы.

— Ты сказал, что ему удалось создать золото. Но это же противоречит точке зрения настоящих экспертов, — сказал я, хотя само утверждение, что Джину Деске удалось сделать то, чего не удавалось сделать тысячам до него, несомненно, подстегивало воображение. — Создание золота — метафора, обозначающая психологическую и духовную зрелость. Ну, я могу сказать тебе, что он — настоящий алхимик. Я верю в то, что ему удалось заполучить золото в физическом и духовном смысле слова. И поэтому я его очень высоко ценю. И ты бы тоже в этом убедился, если бы у тебя была возможность получше его узнать.

Мне не посчастливилось. Джин Деска не позволял мне находиться рядом с ним, слушать то, что он говорит, да и вообще, лучше узнать его было очень непросто. На протяжении двух месяцев я лишь дважды в неделю мог видеться ним. К тому моменту я потерял всякий интерес к ритуальной магии, эмоциональным отношениям с Гунилой, а также ко всем историям членов братства Одина.

Джин жил в прекрасном доме в Хагсестре, что на окраине Стокгольма. Линия из редких сосен отделяла его дом от соседей. Дом вызывал ощущение богатства без видимых примет роскоши. Он принял меня в своем просторном рабочем кабинете, походившем на мастерскую архитектора или химика. Домработница впустила меня в дом. Это была стройная женщина с темными кругами под большими глазами, которая ничего не смыслила в алхимии. Она проводила меня в кабинет, где я впоследствии обычно заставал его за рабочим столом, на котором лежали какие-то наброски и цветные чертежи, — казалось, что он занимался картами.

Мои вопросы, возможно, казались утомительными, даже, скорее, назойливыми, но несмотря на это он не подавал никаких признаков раздражения.

— О, пожалуйста, присядь, присядь. Аннет сейчас сделает нам чаю, — с такими словами приветствовал он меня в первый раз.

До сих пор я встречал его только на собраниях в Медборгар Пласен или у Астрид. На стене, прямо над рабочим столом, возвышалась копия знаменитой гравюры Парацельса в алхимической лаборатории — он был запечатлен стоящим, склонившимся над своим рабочим столом. Около него была толстая книга и глобус, символизирующий источник света.

Я ожидал увидеть тестовые пробирки, реторты, горелку... но ничего из этого там не оказалось. Словно прочитав мои мысли, он сказал:

— Моя лаборатория находится в подвале. Она куда лучше годится для практических работ. А здесь я занимаюсь теорией.

Медленным движением руки он указал на ряды книг и рукописей, что были на полках справа и слева от его рабочего стола. На противоположной стороне кабинета горел камин, и если не считать этого изменчивого освещения, то в комнате была только лампа, стоявшая на столе. В этой комнате мерцающих теней Джин Деска не был похож не торговца Леванта, готового обмануть вас; в основном, преобладало ощущение чего-то тайного и мистического. Мы разговорились на повседневные темы, закладывая основы для более полноценного общения. Он не был удивлен моей должности посудомойщика в гостинице.