Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Документальные книги » Публицистика » Книгочёт. Пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями - Захар Прилепин

Книгочёт. Пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями - Захар Прилепин

Читать онлайн Книгочёт. Пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями - Захар Прилепин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 28 29 30 31 32 33 34 35 36 ... 75
Перейти на страницу:

Вы же не скучаете по анекдотам, даже по самым хорошим? – как можно скучать по хорошей прозе.

Пелевин, конечно, не сочинитель анекдотов, но и, пожалуй, не совсем сочинитель прозы. Пусть он будет философ, что ли. Куда-то ведь надо определить его для порядка.

Его преданные читатели, которые и так себя очень уважают, теперь станут уважать себя еще больше: они не просто книжку читают, а, знаете ли, философию.

Чем, собственно, парадокс с клоуном и пидарасами хуже, чем черепаха и Ахиллес, который ее никогда не догонит?

Поклон

Дедушко Личутин

От Владимира Личутина ощущение, что он – да простит меня дедушко – всегда был в зрелом возрасте. Не старик, нет, но полный сил и лукаво приглядывающийся к миру старичок-лесовичок, носитель не только своей собственной мудрости, но мудрости, накопленной за дюжину сроков до нашего бытия.

Говорят, что ему семьдесят лет будет, – так этому и верится, и не верится. Мне, например, всегда казалось, что ему семьдесят лет уже было лет тридцать назад.

Дедушко, может, и обидится, но меня не покидает ощущение, что тот небывалый, густой лад речи, что характеризует Личутина, – он был дарован ему сызмальства, с первых записанных слов, с первой книги. Неужели ж «Вдову Нюру» писал тот, кому едва за тридцать, а «Любостай» – кому и полвека нет? Не смешите.

Не берусь судить обо всем, написанном им: что-то еще и в руки не попало мне. Но на моих книжных полках в керженской деревеньке стоит шесть личутинских книг (не томов, а книг – потому что одна из книг в трех томах) – получается, целая полка. Почти все прочитаны, кроме разве что одной – книги размышлений «Душа неизъяснимая», в которой моя читательская закладка обнаруживается то в середине, то ближе к концу, то опять в начале – потому что читаю я эту книгу уже много лет и всякий раз с разных мест начиная. Что мне ваша «Игра в классики»: у меня тут повеселей игра есть, душевная и неизъяснимая, – разбираться с русским характером, с русской верой и с русским простором. Дедушко Личутин в этой задаче – добрый поводырь.

Когда речь заходит о Личутине, нисколько не удивляет рассказ, как он в компании еще двух старичков-лесовичков шел по улочке, а увидевший их сказал: «Надо ж, вот идут три русских классика». Компанию Личутину составляли, если память мне не врет, Абрамов и Белов. Они, насколько я понимаю, Личутина возрастом постарше будут, и он шел среди них совсем молодой – но это ж не важно вовсе. И если б Личутина видели в компании с Суриковым или с Кольцовым – я б тоже не удивился. Или с Клычковым и Орешиным. Почему бы и нет?

Говорят, что еще Ломоносов приглашал некоего Личутина кормщиком в экспедицию. Все никак не соберусь спросить: дедушко Личутин, как тебе Михаил Васильевич показался? Справный был мужик?

Борис Шергин писал о других Личутиных, братьях, резчиках по дереву, которые в морском походе своем потерпели крушение, оказались на острове и остались там вовеки, сгибли. Но мы тому не поверим: один из тех Личутиных точно выбрался на большую землю, и доказательства налицо – до дедушки можно коснуться рукой, проверить, что он жив и здрав, и по дереву он вырезает по-прежнему так же искусно, как и прежде.

Потому что – что такое личутинское письмо, как не резьба по дереву? Что такое личутинское письмо – как не восхваление Бога и всех Его даров? Что, к слову сказать, может показаться странным: ведь многие и лучшие свои книги написал он еще некрещенным, еще обуянным гордыней, – в чем и сам сознавался.

И пусть да не покажется нам случайным совпадение в наличии трех Владим-Владимировичей в русской литературе. Маяковский, Набоков, Личутин – казалось бы, ничего более дальнего друг от друга и быть не может; да и, сдается, сам дедушко Личутин не относит сих сочинителей к числу своих любимых.

Однако ж и маяковская гордыня, и маяковская жалость к людям и горечь о людях, и даже маяковское неустанное размышление о самоубийстве – разве мы не найдем этого у Личутина? Найдем, найдем. И даже богоборчество отыщем в иных его сочинениях.

А безупречность набоковских словесных одежд и вместе с тем некоторая набоковская словесная манерность – все это разве не заметим мы и в Личутине?

Пишет Личутин и не то чтоб совсем манерно – не совсем подходящее слово! – но на свой лукавый манер. Он замечательно слышит простонародный язык – и люди во многих его книгах говорят живо и сочно, но сам Личутин говорит только по-личутински, выстраивая свой слог любовно и последовательно, растворив в нем не только речь поморскую и речь тех краев, где ему приходилось обитать (от рязанской глуши до подмосковных пригородов), – но и создав в итоге исключительно свой, узорчатый, нарочитый словарь.

Чем не повод для сравнения с Набоковым, который опытным, профессорским путем создавал свой собственный, рукотворно выведенный и трепетно выпестованный язык?

А набоковская тоска о его потерянной Родине – и личутинская тоска о все той же ежедневно обретаемой и обретаемой Родине, которая может вмиг рассыпаться в ладонях, если ее не холить и не хранить: разве не отражаются друг в друге тоска одного и тоска второго?

Но не было бы сегодня повода для разговора, если б не принес Личутин то свое, что многим из нас особенно дорого в его сочинениях.

Я бы назвал это словом любованье.

Отчасти, наверное, и близки Проханов с Личутиным тем, что их взгляд отличает эта неустанная, неутолимая зачарованность миром, когда ангел может вспорхнуть из-за любого куста, а если не вспорхнул – то и не беда: он и так повсюду, этот ангел, и от него сияние идет.

Какой смешной парадокс! – когда два нежнейших и добрейших русских писателя – оба ходят в одеяниях мракобесов, и собак на них навешано столько, что этими сочинителями впору детей пугать.

Но раскройте любую книгу Личутина наугад, и вдруг, едва ли не на первой же странице, вы обнаружите волшебство, созданное, казалось бы, из ничего.

Вот на Мезени купаются мужики – и купаются женщины.

«…мужики, закончив первый упряг, потные, обсыпанные сенной трухою, скидывали заскорбевшую рубаху и забродили в реку по колена, плескали парной водою на лицо и шею, фыркали как кони. Потом садились под копешку покурить. Бабы же омывались чуть осторонь за первым кустом, где поотмелей: подтыкали юбки и бережно, млея, обливали ноги повыше колен, прыскали на щеки и, пристанывая по-голубиному, припускали горстку влаги за ворот ситцевой кофточки на жаркую грудь. Потом, задумчиво постояв, вглядываясь в обрызганный солнцем разлив реки, слегка покачиваясь от протекающего меж пальцев песка и ежась от щекотки, возвращались на стан…»

А? Речь парная – и сам будто умылся, прочитав и перечитав.

Любуюсь твоим миром, дедушко.

Новые писатели

Часть I

Алексей Шепелев

Maххimum Eххtremum

(М. : Кислород, 2011)

«Леша, – говорю, – меня твой герой бесит».

Взрослею, что ли.

С чего бы вроде беситься.

Все тот же почитаемый мною тип сексуально озабоченного маргинала – родом из Генри Миллера и Буковски. Хотя последнего Шепелев не жалует, зато особенно жалует Лимонова, и это заметно (ни о каком подражании речи не идет – Лев Толстой тоже очень жаловал Пушкина, и что теперь?).

Но герои Миллера, Буковски и даже Лимонова – они все-таки по большей части гуляют в совсем иных краях, бродят по Нью-Йоркам и Парижам, и эти дальние страны эстетизируют любую кромешную маргинальность. Есть все-таки разница: на Манхэттене выкрикнуть: «Идите вы все на…» или в тех местах, где обитает Шепелев.

Он обитает в Тамбове.

Ладно бы в Тамбове, там тоже, говорят, иногда красиво. Собственно лирический герой Шепелева (некто О.Шепелев) совсем уж в каком-то свинарнике проводит время. Я книжку читаю и все время чувствую разные немытые запахи. И звуковое сопровождение не менее отвратно.

Бардак на кухне, посуда не мыта, на грязных конфорках варят наркоту, собака наделала прямо посреди квартиры, мужики отливают в таз, так как на улице холодно, включен телевизор, в телевизоре показывают херню, если телевизор выключают – врубают эту их неудобоваримую тяжелую музыку, Шепелев ее любит, а я ненавижу весь этот грохот.

Читаешь и физически начинаешь чувствовать брезгливость ко всему. Вот не могу уже читать – так противно, но они еще разденут О. Шепелева, и водку ему льют в узкую выемку позвонка, и пьют оттуда.

Убил бы.

Далее у Шепелева появляются девушки, весьма желанные лирическому герою. Главная героиня некто Зельцер – плотно сидящее на наркоте существо пышных форм.

Зельцер достаточно вяло отвечает герою взаимностью, но периодически все происходит как у Пушкина в стихах: «…и оживляешься потом все боле, боле, боле / И делишь наконец мой пламень поневоле».

1 ... 28 29 30 31 32 33 34 35 36 ... 75
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Книгочёт. Пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями - Захар Прилепин торрент бесплатно.
Комментарии