Боги и Боты - Teronet

— В этом и есть твоя власть?

— Да. Я запустил в них дух ненасытного воина — нигде не будет им покоя, пока живы — вечно будут сидеть в седле и держать в руках свою саблю!

— Зачем тебе это? Они ведь не приносят тебе свою добычу, не поклоняются, не возвеличивают.

— Я не запускал в них дух рабов. Поэтому они и не поклоняются мне.

— А мог бы?

— Конечно… Но мне этого не нужно было. Тогда я жил другой мечтой.

— И в чём была твоя цель?

— Больше пространства для нашего народа, больше нашего мужского семени должно быть посеяно в женщинах других народов.

— Почему ты учишь меня этому? Я ведь не из твоего племени.

— Я был дурак. Духи меня многому научили с тех пор. И я хочу тебя научить тому же, потому что ты очень напоминаешь мне меня самого в те годы.

— Чему же?

— Сильный не должен убивать и подавлять слабого. Иначе он сам ослабнет. Умный не должен высмеивать глупость дурака. Иначе он сам станет глупее.

— Как это? — я очень хотел логически во всём разобраться и всё ещё верил, что это возможно.

Он глубоко затянулся и выдохнул прямо мне в лицо.

— Сейчас увидишь!

Шаман встал, надел странную шапку со свисающими по всему периметру как дреды верёвками, взял бубен и начал выбивать на нём свой трансовый ритм. Затянул своё унылое грудное пение и начал пританцовывать. Сперва ничего не происходило… но постепенно я стал видеть какие-то смутные образы, всё больше и больше проявляющие свои очертания… вокруг шамана летали самые настоящие духи… они вылетали из его бубна и порхали вокруг, как какие-то медузы. Я сидел, вжавшись в пол, потел и боялся только одного — что они меня заметят.

Через некоторое время духи по очереди стали входить в него. Шаман не прекращал свою песню и танец, стучал на бубне, и всё больше и больше духов перекочёвывали в его тело. Я уже начал успокаиваться, как вдруг… Он внезапно замер, затих и, резко выбросив руку в моём направлении крикнул: «ВОТ ОН!»

Тут же из его глаз и рта на меня понеслись все эти жуткие создания. Я обмер, а когда они влетели в меня — потерял сознание. А точнее приобрёл. То, что я увидел — был тот же мир, но как будто отражённый на негативе, или на плёнке. Все цвета в нём были наоборот.

Это был мир мёртвых, в котором обитали духи умерших людей — он был крайне унылый, тоскливый и ужасающий. Всё та же планета, всё те же пейзажи, деревья, горы, трава и реки — но всё как-то безжизненно. Духи слонялись то тут, то там — их было очень много, гораздо больше живых людей, которые их не замечали… Среди духов было много воинов — они всё так же носили с собой свои доспехи и оружие… Среди них я даже видел известных исторических деятелей, правителей государств, учёных и философов, я видел всех, кто гордился собой при жизни и кому поклонялись народы. Все они уныло бродили среди живых людей и их жизни, но абсолютно ею не интересуясь… это было царство апатии и скорби.

Нескольких часов среди них мне было достаточно, чтобы возжелать смерти — такой, которая бы прекратила все эти ощущения. Лучше вовсе не жить, чем жить так, как они… и точно такая же мысль была на их лицах.

Внезапно хмурые облака разверзлись, и показался небольшой кусок ярко-голубого неба, из которого струился золотистый свет. Все духи на Земле сразу же обратились к нему своими лицами и воздели руки. Из самого этого островка жизни протянулся луч света, по которому спускалась на Землю какая-то фигура. Луч достиг того места, где стоял я, и от его яркости слепило глаза. Когда фигура приблизилась и сошла на Землю, она оказалась невысокого роста и худощавой — все воины и правители склонили перед ней свои колени. Они не могли смотреть из-за яркого света и даже стыдились самих себя, ощущая чистоту и великолепие этой субстанции. Фигура подошла ко мне близко-близко, и мне показалось, что это был совсем ещё юный мальчик. Хотя я был не очень уверен. Меня переполняло счастье. Я был весь в надежде, что меня заберут из этого мира…

…

Я проснулся, вскочив с постели с таким колотящимся сердцем, что казалось, оно сломает грудную клетку или разобьётся об неё в своём приступе паники. Вся постель была мокрая от пота. Я успокаивался ещё минут десять, а потом пошёл в душ и попросил Ботаника сменить бельё. В душе я думал о сне, но ничего не понимал: «Почему они меня отговаривают? Да ещё и такими жёсткими методами? Ведь они же сами говорили…». Если сны посылают мне Эукариоты, у них точно какие-то проблемы с логикой. Или в их рядах появились разногласия… Но… скорее всего — эти сны и не они мне вовсе посылают… Но кто тогда?

— Ботаник! (крикнул я своим горлом)

Никто не отреагировал. Я вышел в полумрак прихожей, где подзаряжался мой бот.

— Ты чё молчишь? — это я уже с использованием артикуляции на него наехал.

— Я Вам отвечал, хозяин. Вероятно, всё дело в гаджете.

— Чо с ним?

— Это органический материал. Он рассасывается в конце дня. Вы вполне могли устранить его остатки, ковыряясь пальцем в ухе. Вам нужно периодически втирать мазь, чтобы оставаться со мной на связи.

Злость и раздражение не прошли. Надо было придраться к чему-то другому.

— Окей, Ботаник, я тебе сейчас вотру кое-что. Вот объясни мне, почему ты одни задачи решаешь практически моментально, а другие, например, связаться с Дваноля — почему-то тянутся сутками, а ты молчишь, ничего не говоришь?

— Дваноля не отвечал ни на какие сообщения. В сети он не зарегистрирован. В Альфе о нём тоже давно ничего не слышно. Боюсь, связаться с ним — невозможно.

— Всё ясно. Есть какое-нибудь снотворное в вашем будущем?

— Есть более простое и безопасное решение.

— Какое? — он подошёл, надавил куда-то на шее и отключил меня.

На следующий день всё утро я провёл в спортзале, а ровно в час уже входил в лифт главного зала ресторана «Большая стена». Зал находился на последнем этаже 55-этажного небоскрёба в деловом центре Москвы. Я поднимался на лифте минуты две, хоть у меня и были варианты сделать этот подъём менее скоростным, как пояснил Ботаник. То есть небольшие перегрузки я всё же испытал. К тому же уши заложило.

— Это из-за мази в ушах. Она усугубляет.

С утра я намазал себе не только уши, но и глаза. Мазь на глазах позволяла мне поддерживать с Ботаником ещё и визуальный контакт. Чтобы он мог посылать те или иные сообщения, оставаясь за пределами зала, в которых ботов не пускали. Застывая, мазь превращалась в линзы, которые накладывали на мой взор какие-то размытые помехи. Я пытался фокусироваться, но на самом деле нужно было делать всё наоборот. Расфокусироваться. Тогда можно было различить маленькие буквы, схемы, иконки и прочие примитивные формы коммуникации. Можно было видеть их и с закрытыми глазами, особенно если фон был слишком пёстрым, и если не нужно было двигаться в этот момент.

— Вруби мне что-нибудь воодушевляющее в эту мазь.

— Не понял…

— Брамса что ли.

— Ах да, конечно. «Венгерские танцы»?

— Давай, — в уши полилась знакомая музыка, и я распрямил спину.

Когда двери лифта растворились, перед моим взором открылась ресторанная площадка размером с футбольное поле. Крыша и стены были прозрачные и без какого-либо намёка на рамы. Но я уже ничему не удивлялся. Просто смотрел по сторонам. А там за окнами-стенами устремлялись к небу небоскрёбы Москвы. Очень похоже на Нью-Йорк — хоть и не такое строго прямоугольное. Преобладали, в основном, округлые линии… И всё та же «дремотная Азия»…

Пока я оглядывался, Ботаник скинул мне на линзы трёхмерную схему зала, которая наложилась на реальную картинку. Непривыкшие глаза сразу заболели от такой нагрузки. Забронированный столик подсвечивался, и к нему бот прокладывал мой путь. Люди в ресторане были одеты крайне экстравагантно. Высокие стоящие торчком вороты, разрезы до пупка, обнажённые груди, весьма пёстрая, кислотная цветовая гамма, анимированные фигурки на рукавах и полах одежды. Видимо таков был негласный дресскод. Я же в своих джинсах и помятом пиджаке казался сам себе и возможно всем вокруг попрошайкой. Мимо сновали боты-официанты и если бы были людьми, то своими косыми взглядами обязательно бы дали мне это понять. Но им было всё равно.

Цвет пола и скатертей на столах соответствовал китайскому стилю в моём понимании — он был тёмно красным, может, даже бордовым. Зонирование производилось посредством шёлковых тканей того же оттенка, либо стилизованными под дерево перегородками.

Наконец я дошёл до столика, который находился слегка на возвышении, так что с этого места можно было не только видеть окружающих, но и наблюдать вид из окна, не приподнимаясь с кресла. Столик окаймлял полукруг из белых диванчиков. Я присел с краю и осмотрелся.