Джули & Джулия. Готовим счастье по рецепту - Джули Пауэлл

Я нарезала телятину так тонко, как только могла, а потом снова слепила эти куски вместе, промазав каждый грибной начинкой. Подмешав немного сыра в теплый соус, я полила им телятину, которая стала похожа на маленькую мокрую бежевую табуретку. В довершение я посыпала ее сыром и полила растопленным сливочным маслом. Моя мама родом из Техаса, и жиром ее не напугаешь, но даже она пришла в ужас, подсчитав, сколько я набухала масла. Перед самой подачей на стол мы отправили жаркое в духовку на полчаса, чтобы оно прогрелось.

Если накормить такой телятиной скаковую лошадь, та тут же отбросит копыта от заворота кишок. Ну и хорошо. Какая разница, что мясо пережарено, если и без мяса там столько всякого дерьма? Жаркое довольно странно сочеталось с тушеными кабачками с сыром, консервированными чили, кукурузным соусом, индейкой и ореховым пирогом, но, в самом деле, какая разница?

Второго января мы улетели в Нью-Йорк. В то утро перед отъездом я сидела за кухонным столом, пила кофе и предавалась легкой тоске, которую всегда приносит первое новогоднее утро. Вошел Хитклиф, потирая глаза; его рыжие волосы растрепались после сна. Вообще-то, Хитклиф не любит рано вставать, и я не думала, что увижу его перед отъездом.

— Привет.

— Привет. Что-то ты рано.

— Мама сказала, что до вашего отъезда надо всем вместе собраться на завтрак.

— А…

Он взгромоздился на стул, взял газету и сонно уставился на первую страницу. Потом я, должно быть, вздохнула, потому что он поднял глаза и с сонной улыбкой произнес:

— Что такое, сестренка?

— Не знаю. Надо возвращаться домой.

— Да брось ты. Все будет хорошо. Будешь опять готовить.

— Мне придется убить лобстера. Живьем порубить его на мелкие кусочки. Не знаю, смогу ли я…

— Джули, я своими глазами видел, как ты шарахнула о стол мышь, да так, что у той мозги вылетели, а потом ты скормила ее своему питону.

— Это ты во всем виноват.

— Ты вполне способна убить какое-то там членистоногое. Соберись, сестренка.

Прилетая в Нью-Йорк после Остина, ты словно оказываешься в пневматической трубе, в безвоздушном замкнутом пространстве, откуда нет выхода. И сколько бы Эрик ни твердил, как здорово, что мы снова увидим своих, кошек, я все равно пребывала в унынии. Ведь меня ожидал омар а-ля американ.

Я и вправду не понимала, зачем это делаю. Мне вовсе не хотелось убивать лобстеров. И даже готовить их не хотелось. Пусть мои читатели будут разочарованы — переживут. Я часто разочаровываю людей и к этому уже привыкла. Как вообще случилось, что мое самомнение раздулось до столь абсурдных размеров, что я возомнила, будто моя писанина о Джулии Чайлд и о французской кухне кому-то нужна? Брось, Джули. Ты всего лишь жалкая секретарша, которая жарит все подряд на сливочном масле, только и всего.

Но я не могла все бросить. Я не могла все бросить, потому что если бы я перестала готовить, то не смогла бы больше называться автором проекта «Джули/Джулия». Тогда бы у меня остались только моя работа, муж и коты. Я бы осталась тем, чем была раньше. Без Проекта я бы так и осталась секретаршей без перспектив, с пристрастием к сигаретам с ментолом, медленно деградирующей на пути к седине в волосах. Я никогда не смогла бы оправдать имя, с которым родилась, имя, которое носила и Джулия.

Забавно, но если бы я не была секретаршей, то мне не довелось бы познакомиться, пусть и по телефону, с одной удивительной женщиной:

— Здравствуйте! У меня свое дело в центре города, и я хотела узнать, могу ли претендовать на деловую субсидию.

— Посмотрим, чем можно помочь. По какому адресу вы находитесь? — Вообще-то, субсидии — это не по моей части, но обычно, когда перенаправляешь людей в другой отдел, их потом целых полчаса посылают туда-обратно, и в результате они снова оказываются у меня на линии, так и не добившись никакого толка, только на этот раз нервные и обозленные. Поэтому в неофициальные обязанности секретарей входит отвечать на все звонки, даже если они понятия не имеют, о чем речь.

— Мы находимся в зоне порта, и многие наши клиенты раньше работали в Центре международной торговли…

— Порт относится к зоне один — вам полагается полная субсидия. Вам нужно позвонить…

— Можно начистоту? — У женщины на том конце линии был низкий голос с хрипотцой, как будто она только что перестала смеяться. Признаться, она меня заинтриговала: работая в правительственном агентстве, не часто услышишь слова «можно начистоту».

— Мм… да, конечно.

— Я хозяйка садомазо-клуба. Это единственный садомазо-клуб в Нижнем Манхэттене. У нас есть одобрение полицейского департамента Нью-Йорка.

— Полицейский департамент дает добро на такие дела?!

— Ну, шеф полиции сказал своим ребятам: «Если уж идти в садомазо-клуб, то только в этот».

Я сидела разинув рот, а хозяйка тем временем призналась, что дело даже не в том, что ей нужны субсидии, — дела идут прекрасно, но просто ей захотелось расширить бизнес, и бухгалтер посоветовал позвонить нам…

— Это просто супер! — наконец отреагировала я, и голос мой прозвучал отнюдь не так невозмутимо и отстраненно, как я рассчитывала.

— Да!

Полагаю, позвонив в государственную компанию с ходатайством о субсидии, она меньше всего ожидала услышать восторженное «супер». Да и сколько нужно иметь смелости, чтобы позвонить сюда; что, если бы вместо меня она наткнулась на шизанутую Натали, которая носит браслет «Что бы сделал Иисус»? Хотя, пожалуй, те, кто из робкого десятка, садомазо-клубы в Нижнем Манхэттене не открывают.

Несколько минут мы обсуждали причуды полиморфных извращенцев, и в конце концов она вспомнила случай — наверное, рассказывает об этом на всех вечеринках — о клиенте, который раз в неделю приходит в клуб, приносит три пары деревянных башмаков и видеозапись шоу «Риверданс».

— Он, полуголый, лежит на полу, а мы танцуем вокруг него ирландские танцы. Я не знаю ни одного па, и вообще я толстая негритянка. Выглядит это конченым идиотизмом. Но что я могу сказать — это моя жизнь. — Она громко рассмеялась, и я почувствовала укол зависти. Нет, я вовсе не мечтаю отплясывать голышом перед финансовыми аналитиками, но и представить, что значит любить свою работу, тоже не могу. Такого в моей жизни никогда не было.

В мою кабинку заглянул Нейт — иногда он ко мне заходит. Я как раз повесила трубку.

— Только посмотрите на мисс Розовые Щечки! Тайный поклонник?

— Что? — Я дотронулась до лица — щеки и правда горели. — Да нет, ничего такого. Как дела?

— Хотел поздравить тебя с выходом статьи.

— Какой статьи?

— Ты разве не видела? В «Христианском альманахе». Кимми наткнулась на нее с утра, когда искала книжку. — Он протянул мне ксерокопию страницы. Мамочки! А я и думать забыла о том репортере, который приходил к нам на мясо по-бургундски.

— Похоже, эта твоя затея с готовкой удалась. — Нейт улыбался во весь рот. Упоминания в прессе всегда действовали на него как наркотик. — Только вот что. Необязательно говорить, где ты работаешь, понятно? Это же к теме отношения не имеет.

— Хм… Ну да, наверное. Извини.

— Нет проблем. Просто заметка на будущее. — Он подмигнул и направился к выходу. — О, кстати. Я заходил на твою страничку. Очень смешно.

— О! Ну… спасибо.

Признаться, приход Нейта заставил меня занервничать.

Моей последней жертвой стал еще один обитатель Чайна-тауна. Он оказался резвее своих предшественников и в метро всю дорогу размахивал клешнями в пакете. Ну и ладно; вонзить нож в спину мертвого лобстера любой дурак сможет.

Вернувшись домой, я ненадолго запихнула его в морозильник, чтобы занемел чуть-чуть и все прошло для него легче, но что лукавить — безболезненной вивисекции не бывает. Через полчаса Эрик умчался в комнату и включил телик на полную громкость, а я достала лобстера из морозилки и разложила его на разделочной доске.

Джулия Чайлд пишет: «Разрежьте лобстера вдоль на две части. Извлеките желудочные мешочки (в головной части) и внутренности. Коралловую и зеленую субстанцию отложите. Удалите клешни и раздробите их. Отделите хвост от туловища».

— Послушать Джулию, так это легче легкого!

Бедняга лежал на столе, вяло шевеля клешнями и усиками, а я стояла над ним, нацелив свой самый большой нож на место соединения туловища и хвоста. Я сделала глубокий вдох, потом выдох.

Это как пристрелить старого умирающего пса — надо набраться мужества ради его же блага!

— И много старых псов ты пристрелила за свою недолгую жизнь?

Давай же!

— Ладно, ладно. Хорошо. На раз… два… три!

Я вонзила нож в то место панциря, где, по словам Джулии, находился спинной мозг.

Лобстер задергался.

— Кажется, это не такая уж безболезненная смерть, Джулия!