Джули & Джулия. Готовим счастье по рецепту - Джули Пауэлл

Я много читала о гуманных способах эвтаназии лобстеров — подержать их в холодильнике, после чего опустить в ледяную воду и довести до кипения (видимо, так они не поймут, что их варят заживо), проткнув предварительно спинной мозг. Но все эти методы казались мне не более чем полумерами, призванными скорее избавить живодеров от эмоциональных страданий, чем избавить жертв от страданий физических. В конце концов я просто вытряхнула лобстеров прямиком из пакета в кастрюлю с кипящей водой, добавив в нее вермут и овощи. После чего настал момент испугаться не на шутку.

Кастрюля для лобстеров оказалась слишком мала. Хотя они и не визжали от ужаса в ту секунду, когда их бросили в кипяток, их неподвижность лишь затягивала этот невыносимый процесс. Это было похоже на те мгновения, когда машину заносит и ты уже не можешь ею управлять, а перед глазами проносятся горящие ярким пламенем покореженные автомобильные остовы, которые и станут твоей судьбой. Я знала, что животные вот-вот почувствуют боль и очнутся от комы, вызванной удушьем, а чертова крышка никак не хотела закрываться! Это было просто ужасно. Пришлось моему отважному/жестокому супругу взять дело на себя. Я думала, что у него случится истерика, как и у меня: он вроде бы никогда не увлекался ни охотой, ни рыбалкой. Но в роду у него были безжалостные техасские рейнджеры, так что гены сделали свое дело, и ему удалось присмирить страшных жуков — те почти и не дергались.

Говорят, лобстеры в кастрюле громыхают клешнями, пытаясь выбраться наружу, и их можно понять. Но я так и не узнала, правда ли это. Следующие двадцать минут я провела за просмотром игры в гольф по телевизору, врубив звук на уровне громкости концерта «Металлики». (Во время рекламы чуть стекла не вылетели.) Когда я наконец отважилась вернуться на кухню, от сильно покрасневших лобстеров не исходило никаких звуков. Джулия утверждает, что лобстеры готовы в тот момент, когда «усики легко выдираются из глазниц». Усики выдрались легко. Бедные зверушки. Достав их из кастрюли, я уварила бульон, добавив тушеные грибы, процедила полученный соус через сито (чтобы избавиться от завалявшихся глаз, усиков и тому подобного), затем, обжарив муку на масле, добавила в нее бульон.

В нашем преступном сообществе Эрик отвечает за убийство, а я — за расчленение. Подумать только: крутой парень, который походя оборвал земное существование двух ракообразных, стремительно покинул комнату, стоило мне зачитать вслух следующие строки: «…расщепите лобстеров вдоль на две части, стараясь не раскрошить панцирь».

Это оказалось совсем несложно. Хоть раз заковыристая фраза Джулии не обернулась катастрофой. Нож с хрустом рассек панцирь от головы до хвоста. Правда, с внутренностями все оказалось не так просто, как можно было бы подумать. Когда Джулия велела «выбросить песчаные пузыри, что находятся в головах лобстеров, и кишки», я сделала верную догадку. В конце концов, песчаные пузыри нельзя ни с чем перепутать. Но, прочитав строки «протрите коралловую и зеленую субстанцию через мелкое сито», я слегка растерялась. Зеленой субстанции там было сколько угодно — но что это за субстанция и почему Джулия использует такую расплывчатую формулировку? Однако единственное вещество оранжевого цвета находилось там, где, по логике, должны собираться отходы жизнедеятельности лобстера, и я решила не рисковать. Покончив с этим, я по кусочку извлекла из панциря все мясо, раздробила клешни щипчиками для бровей (предварительно очистив их от волосков, разумеется) и извлекла мясо из клешней. Процеженную через сито «зеленую субстанцию» взбила вместе с желтками, сливками, горчицей и кайенским перцем, влила полученную жижу в соус из бульона с обжаренной мукой и довела до кипения. Затем на сливочном масле обжарила мясо лобстера, влила коньяк и уварила. После чего подмешала тушеные грибы и две трети соуса. Полученную смесь я разложила по четырем частям панциря, полила остатками соуса, посыпала пармезаном, положила сверху масло и запекла в духовке.

Лобстеры получились просто объедение.

Через неделю я отследила свою третью жертву дождливым вечером в Чайна-тауне, блуждая среди ньюйоркцев, покупающих сумки со скидкой к Рождеству, и китайцев с зонтиками, которые и сами могли кого угодно прикончить. (У китайцев с зонтиками в Чайна-тауне есть существенное преимущество — малый рост. В дождливый день нужно быть очень внимательным, не то можно и глаза лишиться.) Бедное существо прекратило дергать клешнями почти сразу после того, как продавец завязал его в пластиковый пакет, который опустил в другой, бумажный, пакет, и протянул мне в обмен на шесть долларов. Признаться, в вагоне метро я нервничала: а что, если он начнет дергаться и привлекать к себе внимание? Но он сидел тихо, прикидываясь обычным продуктом.

Дома я решила проверить, как там мой подопечный. Целлофановый пакет облепил его, как вакуумная упаковка, и запотел изнутри. Это было похоже на сцену из телефильма восьмидесятых годов, где неудачливая актриса, приняв много таблеток снотворного, собирается покончить с собой, засунув голову в полиэтиленовый пакет. Я разорвала пакет, чтобы впустить немного воздуха (другими словами, чтобы подводное создание подышало), а потом запихнула лобстера в морозилку. Что хуже — задохнуться, замерзнуть до смерти или свариться заживо? Возможно, от предвкушения вечернего кровопролития мой мозг слегка повредился, потому что философские аспекты убийства лобстеров вдруг показались недоступными для рационального анализа.

Следующий лобстер был казнен тем же способом — сварен заживо в воде с добавлением вермута, сельдерея, моркови и лука. Его розово-красный труп был расчленен аналогичным образом: мясо отделено, а панцирь нафарширован обжаренной плотью, только на этот раз в сливочном соусе с бульоном, в котором варилась жертва. Кажется, я ее слегка переварила.

Когда мы с Эриком наконец сели есть нашего омара-о-аромат, я призналась, что испытываю нездоровое удовлетворение, расчленяя лобстеров.

— У меня как будто есть склонность к этому делу.

Эрик взглянул на меня, видимо, размышляя, куда подевалась та добросердечная милашка, на которой он женился.

— Главное, чтобы к концу своего эксперимента ты не начала резать щенков.

Это охладило мой пыл, и я залегла на дно на некоторое время — до самого Рождества. Я успокаивала себя тем, что это все из-за угрозы забастовки транспортных рабочих — кому понравится топать пешком по мосту Квинсборо с живым лобстером в пакете в компании ста тысяч недовольных жителей пригорода и работников физического труда? Но в реальности дело было совсем не в этом. Ведь следующим рецептом в списке шел омар а-ля американ. И хотя я в принципе согласна с утверждением, что каждому мясоеду стоит хоть раз в жизни взять на себя ответственность и убить животное, которое он собирается съесть, перспектива порубить это существо на мелкие кусочки живьем вызывает у меня гораздо больше внутренних противоречий. Но куда больше меня пугала мысль, высказанная Эриком, — а что, если мне это понравится?

Пока я гостила у родителей, мама делала все, чтобы не допустить меня до готовки, — разве что дверь кухни на цепь не запирала. И хотя ее утверждение, что она делает это, чтобы я окончательно не сошла с ума, не лишено смысла, мне кажется, в действительности она просто не хотела, чтобы ее кормили аспиком или совершали убийства на ее кухне.

— Джули, расслабься хотя бы на недельку, — скрестив руки на груди, умоляла она, заслоняя собой плиту.

— Но я тогда не успею! У меня очень напряженный график! А потом, мои почитатели ждут новостей!

— Твои кто?

— Мам, я должна готовить!

— Джули, ты должна расслабиться, тебе нужна передышка. И подумай хорошенько, зачем тебе это. Твоя чертова Джулия Чайлд никуда не денется!

(Привычка сквернословить у нас семейная.)

Почти неделю я не готовила и не ходила за продуктами. Все это время наши с Эриком родители водили нас по мексиканским ресторанам, устраивали барбекю и кормили жареными пирожками с креветками. Мы ели сырное печенье с рисовыми хлопьями, орехи пекан со специями, красную фасоль с рисом и гамбо[31] — короче, все то, от чего ньюйоркцы воротят нос, но что они понимают, эти ньюйоркцы? Ведь ради этого люди и приезжают в Техас к своим родным. Мы с Эриком спали до двенадцати в моей детской спальне — раньше я и не замечала, что в ней царит такая блаженная тишина и прохлада, на огромной мягкой кровати с модными льняными простынями из четырехсот нитей, между которыми не завалялось ни единой крошки кошачьего наполнителя.

Но через пять дней я почувствовала себя несчастной. За завтраком с тоской косилась на шикарную мамину плиту из нержавейки с шестью конфорками. Руки то и дело сами тянулись к «Искусству французской кухни». Время от времени я пробиралась в родительский кабинет и читала блог. Читатели спрашивали, куда я запропостилась и не бросила ли я свою затею, и каждый комментарий вызывал у меня странную пульсацию в животе, как тогда, когда я думала о своих гормональных проблемах и о том, что, возможно, никогда не смогу родить ребенка. Вдобавок к моему мозгу словно подсоединили передатчик. Я не могла разобрать, что доносится из глубоких недр моего разума, но этот бодрый голос казался очень знакомым. Я начала подозревать, что схожу с ума.