От сессии до сессии - Николай Иванович Хрипков

бодрым и деятельным довелось немногим. Поэтому он остался в памяти товарищей, знакомых и гостей, как крепко спящий человек.

Когда все поднимались, умывались, одевались, собирали тетрадки в портфели, смеялись, шли на первый этаж в буфет, чтобы выпить бутылку лимонада «Буратино» с булочкой, он еще спал. Лицо у него было, как у каменного Будды, полностью отрешенного от земной суеты.

Шли в учебный корпус, сдавали пальтишки в гардероб, поднимались на второй этаж, смотрели расписание, встречались, жали руки, смеялись, курили, делились последними новостями. Он досматривал седьмые или какие там по счету сны. И как говорится, в ус не дул. Звонок. Заходили в аудиторию, появлялся преподаватель, здоровался, ставил на стол портфель, долго рыскал в нем в поисках тетради с нужными конспектами, садился, открывал тетрадь и громко называл тему, которую нужно было записать. В это время открывалась дверь и на пороге возникала грузная фигура.

Его можно было принять за снежного человека или Гулливера. Смотря какая у кого фантазия. Формально он опоздал, но фактически явился вовремя, потому что лекция еще не началась. До этого была только прелюдия, разминка перед главными играми. Шарапов шел, и доски жалобно стонали под его железной пятой. Местами прогибались.

Проходил на последний или предпоследний ряд, если последний был занят. Хотя, если бы он пожелал, то любой ему бы уступил место. Стул держался изо всех сил, чтобы не развалиться. Стул был жалко, хотя он был не мягким, местами поцарапанным. Тетрадь! Ручка. Опирался на ладонь левой руки. Правой ладонью прикрывал глаза. получалось что-то вроде роденовского мыслителя. Только грандиозней. Засыпал. Да-да! Самым натуральным образом. Причем мгновенно, без переходного периода. Без всяких снотворных, пересчета овечек и «Спокойной ночи, малыши!»

В детстве родителям, конечно, было скучно с ним. Он не доставлял никаких огорчений.

Будили, когда нужно было перейти в другую аудиторию. Соня переходил на новое место и погружался в сон. Тетрадь его была раскрыта. Левая рука подпирала лоб. Правая рука с авторучкой постоянно двигалась. И преподаватель не мог не заметить усердного студента, который конспектирует всё, что бы он ни говорил, слово в слово, не отвлекаясь ни на что, ни с кем не заговаривая, не поглядывая с тоской в окно. Причем преподаватель был убежден, что он не механически переносит его слова на бумагу, а делает это осознанно, пытаясь осмыслить то, что он слышал.

Он не только на лекциях спал. Несколько раз засыпал в столовой, плотно пообедав. Закон Архимеда в обывательском толковании он соблюдал свято. На то он и закон. Противиться ему может только совершенно глупый человек. Его обнаруживали столовские работники, когда начинали уборку в зале, долго будили, а потом выпроваживали. Соня твердой поступью направлялся в общежитии, чтобы там продолжить сон. Дремал до самого ужина. Тапочки его упирались в стенной шкаф.

Вы должно быть подумали, что по ночам он писал научный труд или художественный шедевр, который должен был прославить его на века. Для чего-то же он копил весь день силы. Или, быть может, вы решили, что с наступлением темноты в нем пробуждалось восточное сладострастие и он рыскал в окрестностях в поисках очередной жертвы, которой он сначала рассказывал сказки Шехерезады, а потом удовлетворял свою неуемную страсть? Может быть… Но хватит! Нечего перебирать. Он спал. Крепко спал. И кажется, без всяких сновидений. Какие могут быть сновидения у каменного истукана? Он не бормотал, не вскрикивал, не переворачивался с бока на бок, не подскакивал и не гулял по общежитию или по его крыше.

Он спал красиво. На спине, вытянув руки по швам. Или на боку, подложив ладони под голову. Товарищи по комнате были довольны. Еще бы! У тебя всегда перед глазами монументальная статуя. Посапывал. Иногда мог чего-нибудь пожевать губами. Не торопясь, с достоинством, как будто он на приеме в иностранном посольстве. Ему снился какой-нибудь ляля-кебаб, перед ним ни одни восточный человек устоять не может.

Что было его огромным достоинством — никогда не храпел. Даже не похрапывал. Если бы он еще и храпел — это при его-то комплекции — то это было бы катастрофой для близлежащих комнат, а, может быть, и всего этажа. Сколько бы хронически не высыпались!

На гулянках, когда студенты через четверть часа начинают сбрасываться и выкидывать пальцы, кому бежать, он равнодушно дремал, примостившись где-нибудь в углу. Засыпал во время дружеской беседы, сказав несколько значимых или незначимых фраз. А чаще всего молчал, свято соблюдая принцип, что молчание — золото. Спал в общественном транспорте, на торжественных мероприятиях, проспал свое посвящение в студенты. И шутливый диплом за него получили товарищи. Передали на следующий день.

Рассказывали, что однажды он пришел на свидание и подарил своей возлюбленной охапку цветов, нарванных им с десятка клумб. После чего припал на колено и предложил ей руку и сердце. Девушка могла спокойно сидеть на его ладони, как в кресле. В этой позе с левой рукой, прижатой к сердцу, и протянутой правой рукой, он заснул. Она решила, что пауза затянулась, несколько раз дала согласие, а потом ушла.

Многие считали, что это вранье натуральное. Согласитесь! Хотя, кто его Шарапова знает. Разбойники всегда непредсказуемы, даже если они ведут себя как кроткие овечки.

Если на счет свидания, можно сомневаться, потому что свидетелей не было, то зато другое несомненно. Многие видели его, прислонившегося к дверному косяку. Шарапов уходил, нагостившись. Одна нога у него была обута. Второй ботинок он держал в руке, приподняв босую ногу, и спал. Это точно видели.

Кто-то даже подсчитал, сколько Сонька бодрствует. Всё-таки студенты — это будущие исследователи.

Прием пищи, переходы туда-сюда, отправление естественных нужд (хотя тут тоже можно поспать) и прочее… Набиралось три часа с копейками. Даже старые коты спят меньше. Многие в эти расчеты не поверили. Сказали новоявленному счетоводу, что он сильно преувеличивает. И опять же, что он стоял с хронометром возле Сони? Время бодрствования он преувеличил и вообще считать не умеет, поскольку гуманитарий. Гуманитарии не обижаются, когда их обличают в незнании таблицы умножения. Это не самое главное для личного счастья и профессиональной карьеры.

Все были уверены, что Сонька дотянет до первой сессии, а потом сделает ручкой. Растворится в неизвестности. Хотя почему в неизвестности? Будет досыпать в родном колхозе. Хотя это ему сделают ручкой.

— До свидания, Сонечка Шарапов! Отправляйся в свой улус! В юртах особенно хорошо спится. Сны на свежем воздухе красивее.

Существовала такая практика, что на первый курс в каждую группу брали кандидатов. Полгода они существовали на птичьих правах. Стипендии,