Саня Дырочкин — человек общественный - Семён Ласкин

— Удалов Пётр Петрович, мой прадед, самый первый из нашей династии, пришёл в город из сибирской деревни Удалихи, совсем мальчонкой. А через десяток лет выточенные им детали были отмечены высшей наградой на международной выставке в Чикаго. Это было давно, задолго до революции. Удалов-первый привёл на завод Удалова-второго, моего деда. А мой дед уже точил детали для турбин Днепрогэса. Удалов-второй тоже был Пётр Петрович, о его золотых руках не раз писали в газетах.

Мы переглянулись.

Пётр Петрович перешёл к следующему стенду.

— Удалов-второй, вон тот, с бородой, умер в блокаду, в сорок втором, прямо в цехе.

Пётр Петрович вздохнул.

— …В сорок третьем в цех приехали командиры с фронта. Вошли и поразились: у станков работали оголодавшие блокадные ребятишки. «А где же рабочие?!» — спросили командиры. «Мы рабочие, — ответили дети. — А наши отцы на фронте».

В музее стало тихо.

И вдруг Севка обернулся к Удаловой и, вздохнув, признался:

— Я был неправ, Люся. Медаль твоего дедушки тоже серьёзнейшая награда!

Потом мы пошли к проходной завода. Пётр Петрович остановился около обелиска с выгравированными на нём фамилиями рабочих, погибших в блокаду. Он снял шапку. И мы тоже сняли.

Среди имён я сразу отыскал имя Люськиного прапрадеда Петра Петровича Удалова, основателя династии, их главного предка.

С завода мы возвращались по набережной. Острый, пронзительный ветер резкими порывами дул вдоль Невы, заставлял нас пригибаться.

Люська держала одной рукой шапку, другой — запахивала полу пальто. Но говорить, став спиной к ветру, было удобно.

Люська в эти минуты казалась задумчивой и печальной.

— Не представляю, — вздохнула она, — что мне в дальнейшем делать?! У нас династия, а у меня, как помните, были другие планы…

— Как же! — воскликнул Севка. — Ты собиралась стать директором магазина!

— Теперь с этим покончено, — сказала Люська. — Мало ли что напридумывается в детстве.

Ветер пронёсся сквозь нас с бешеным воем, пришлось помолчать.

— С тех пор как мы потрудились в «Лисичке», я твёрдо решила стать портнихой. Но наша династия… рушит все мои планы.

— Да, — поддержал Удалову Байкин, — у тебя, Люська, вкус и всё такое. И лучше тебя никто не понимает в одежде.

Удалова с благодарностью поглядела на Севку.

— А впрочем, ничего сложного в твоём положении я не вижу! — улыбнулся обнадёживающе Байкин. — Династия — это же полный титул. Вот и пишись в дальнейшем: Удалова Людмила Петровна, портниха, дочка, внучка, правнучка и праправнучка Удаловых, знатной династии рабочих.

Люська от радости всплеснула руками, и её шапка полетела вдоль дороги, подхваченная ветром.

Мы с криками бросились спасать шапку от стихийного бедствия.

Когда все снова собрались в кружок, Севка сказал обнадёживающе:

— Готов спорить, Люська, что у тебя с удовольствием будут шить наши жёны, если ты, конечно, не возражаешь.

— Заходите в любое время, — пригласила Люська. — Очень вам всем буду рада!

Двадцать второе апреля!

Наконец-то пришло двадцать второе апреля!

Именно сегодняшнее двадцать второе апреля мы ждали целых три года!

Галина Ивановна вошла в класс. Мы встали. Каждый у своей парты.

— Какие красавцы! Какие беленькие! — воскликнула она, разглядывая всех нас в белых рубашках.

— Обещаем покраснеть после второго урока, — тут же сострил Севка.

Даже Галине Ивановне понравилась Севкина шутка.

— Садитесь, — разрешила она и стала серьёзной. — Поздравляю вас с днём рождения Ильича и с днём вступления в пионеры… А теперь будем спрягать глаголы.

Спрягать, когда ждёшь такого?!

Я вздохнул. Мне спрягать вдвойне тяжелее, я был избран хранителем тайны!

Не лёгкое это дело — хранить секреты! Но я старался. Я не подходил к Севке, даже немного от него скрывался.

Какие в моём положении глаголы?! Рта раскрыть невозможно!

Первый урок медленно сменился вторым уроком.

Со звонком в класс прибежала вожатая Лена, осмотрела каждого, поправила воротнички, одёрнула рубашки, напомнила, чтобы мы внимательно слушали слова пионерской клятвы.

— Вы уже не маленькие! — говорила она. И поглядела на меня как на хранителя тайны.

Наконец нас построили парами и повели в актовый зал, где собрались гости.

Я увидел своих папу и маму, прошёл мимо них торжественным шагом.

Правее мамы стояла Севкина бабушка Екатерина Константиновна и Севкин дедушка-профессор. Удивительно, как это дедушка прервал работу над своей книгой?! Видимо, приём внука в пионеры был важнее.

Когда мы поравнялись, Севкин дедушка не удержался и крикнул:

— Привет будущим пионерам!

Никто совершенно не удивился, что дедушка нарушил порядок.

Правее Байкиных стояли Юрий Петрович и Зинаида Сергеевна, сегодня ещё более красивые, чем обычно. Когда мы прошли мимо, то Зинаида Сергеевна и Юрий Петрович подняли свои сомкнутые руки и поприветствовали нас.

Люська, идущая сзади, шепнула:

— Погляди, Дырочкин, на ней — белое платье, на нём — чёрный костюм. К чему бы это?

Я не ответил. Я подумал: «А ведь это мы с Севкой их подружили!»

Дальше стояли дедушка Фешин и родители Удаловы, все трое были крайне серьёзны. И когда Удалиха стала со мной шептаться, то Пётр Петрович сдвинул брови.

Василий Иванович и Полина Герасимовна улыбались, приветствуя Федю. А я пожалел, что они не захватили с собой Юльку, ведь ей тоже было бы приятно видеть в такой день брата.

Но особенно повезло Майке.

Её папа, капитан дальнего плавания, приплыл в Ленинград именно сегодня, так что у Майки получился двойной праздник.

«Молодец, капитан!» — мысленно похвалил я Майкиного папу.

Дальше всех стояла бабушка Бойцова с Таткиной виолончелью. Она обнимала инструмент, как Татку, даже поглаживала его деревянную спину. Предстоял концерт в честь новопринятых пионеров.

Теперь без Татки Бойцовой школьные концерты не проходили.

Раздалась барабанная дробь, и шестиклассники внесли Знамя.

Они торжественно пронесли его вдоль октябрятской линейки.

Впереди шагала вожатая Лена, она высоко поднимала руку в пионерском салюте.

— Смирно! — крикнула Лена общей линейке.

Мы застыли.

Из учительского ряда вышла старшая вожатая школы Анна Алексеевна и стала рассказывать о пионерах.

Загремела барабанная дробь, и слово взял Юрий Петрович.

Он говорил обо мне и о Севке, о Майке, о Люське и о Феде, о Мишке и о Татке, о всей нашей звёздочке, о том, как мы подготавливали к переезду детский садик «Лисичка».

А на меня глядели папа и мама.

Я даже с грустью подумал: «Жаль, что таким меня не увидела Мотька!»

Шестиклассники повязывали нам галстуки, а я вдруг почувствовал, каким же становлюсь взрослым и сколько ещё мы успеем сделать хорошего в жизни.

Мы сказали торжественное обещание.

Я сделал шаг вперёд, пришла пора моей тайны. Словно бы ветерок пробежал по залу, всколыхнул галстуки на Татке и на Майке, на Мишке и на Севке, на Люське и на Феде, на моих друзьях, очень серьёзных теперь людях.

И тогда я громко объявил, что сегодня не только нас приняли в пионеры, но и мы, юные пионеры, по решению пионерской дружины хотим принять в почётные, пионеры одну из самых лучших бабушек нашего класса, героя Отечественной войны и ветерана Екатерину Константиновну Байкину.

— Разрешите повязать вам галстук?!

От неожиданности и удивления дедушка-профессор даже открыл рот, глаза его округлились, и он вдруг закричал: «Ура-а-а!»

А бабушка Байкина наклонила голову, чтобы помочь мне завязать ей галстук, и неожиданно всхлипнула. Это были, конечно, слёзы счастья.

Снова гремели барабаны, трубили горны.

Мы выходили из зала. На бабушке развевался пионерский галстук.

— Эй, Дырочкин! — вздохнул Байкин. — Как же ты утаил от меня такое?! А ещё друг называется! Трудно разочаровываться в людях!

Я ответил, что пройдёт время и Байкин правильно поймёт мой поступок.

Папы и мамы, дедушки и бабушки, Юрий Петрович и Зинаида Сергеевна, Анна Алексеевна и Галина Ивановна шли счастливые рядом с нами.

Василий Иванович Поликарпов то и дело поглядывал на Севкину бабушку. Я подумал, что, наверное, и ему хотелось бы стать почётным пионером, но Василию Ивановичу стать почётным было ещё рано.

Я пожал руку своему закадычному другу. Он ответил мне тем же.

Мы расходились по классам, а я думал, что с сегодняшнего дня для меня, для всех нас начинается новая эра.

И я мысленно сказал себе: «Прощай, Саня, человек семейный! Здравствуй, Саня Дырочкин, — человек общественный!».

Теперь, когда вы дочитали последнюю страницу, закройте на секунду глаза и попробуйте представить себе Саню Дырочкина, Севку Байкина, Люсю, Татку Бойцову или других героев повести. Готов спорить, что вы тут же увидели ребят именно такими, какими их изобразил на своих весёлых рисунках художник Михаил Бычков.