Блудницы и диктаторы Габриеля Гарсия Маркеса. Неофициальная биография писателя - Сергей Марков

Из романа «Сто лет одиночества»: «…Теперь Аурелиано каждый вечер встречался с четырьмя спорщиками — Альваро, Херманом, Альфонсо и Габриелем, — первыми и последними в его жизни друзьями. Для затворника, существовавшего в мире, созданном книгами, эти шумные сборища, которые начинались в шесть часов вечера в книжной лавке и заканчивались на рассвете в борделях, были откровением».

Был в их компании и художник Алехандро Обрегон, родившийся в Барселоне, учившийся в Париже, работавший водителем бульдозера на нефтепромысле, переменивший множество профессий и женщин, которых у него было несколько тысяч. «О его подвигах, — пишет профессор Мартин, — в Барранкилье слагают легенды: как он в одиночку расправился с тремя американскими морскими пехотинцами, оскорбившими проститутку; как он проглотил дрессированного сверчка своего собутыльника; как он с помощью слона, позаимствованного в местном цирке, снёс дверь любимого бара; как изображал из себя Вильгельма Телля, вместо стрел используя бутылки…» Обрегон прославился своей агрессивно-мистической живописью — писал акул, разъярённых быков, барракуд, стервятников, шакалов, пожирающих падаль… «Я многому научился у его живописи, — скажет Маркес. — Прежде всего — умению передать состояние тревоги, не всегда объяснимой, и бескомпромиссности, а также сочетаемости не сочетаемых, казалось бы, элементов».

Как всегда и всюду, друзья были старше Габриеля — на пять — восемь, а то и пятнадцать лет. В молодости ему неинтересно было с ровесниками, он интеллектуально обгонял их.

Прочитав третий, отточенный с помощью учителя и набело перепечатанный жрицей-машинисткой из «Небоскрёба», вариант повести «Палая листва», Херман, наиболее придирчивый и саркастичный из друзей, пришёл в ажитацию. Он заверил, что это будет сильный удар под дых академической, уже давно покрытой плесенью прозе Испании и Латинской Америки, если не считать Борхеса и ещё одного-двух, и полагал, что необходимо искать умного и молодого издателя, который бы понял, с чем имеет дело.

«Другой породы, но того же личностного и интеллектуального уровня, — писал исследователь Сальдивар, — Херман Варгас выделялся в Группе не только своим ростом под два метра, худобой и зелёными, как у Люцифера, глазами, но и особым рвением, прямо-таки фанатизмом, с каким он читал книги, притом любые, и классиков, и начинающих писателей. Открыв книгу, он читал пять-шесть часов не отрываясь, ничего не видя и не слыша вокруг. Его фанатизм к чтению был у друзей притчей во языцех, они шутили, что Херман за книгой и конца света бы не заметил. Но он не просто „глотал“ книги, он будто пробовал слова на вкус, смаковал каждую фразу с упорством термита».

— Рамон Виньес, уезжая, советовал мне писать проще, — сказал Габриель Херману, Альфонсо и Альваро в «Пещере». — Даже рубануть под Хема.

— Да ладно, ты совсем другой! — возразил Альваро.

— И что значит под Хема? — спросил Альфонсо. — «Прощай, оружие!» написать или «Иметь и не иметь»? Фолкнера я люблю больше, но и Хем самобытен, подделать сложно.

— Ну не «Оружие», конечно. А рассказ я бы мог сделать, — вошёл в раж Габриель. — Спорим на пузырь!

И, как бы исполняя завещание каталонца, Маркес сел за «простой» рассказ в стиле Хемингуэя. О том, что хорошо знал.

Получился рассказ «Женщина, которая приходила в шесть» — о немолодой проститутке, убившей «человека, потому что он ей стал омерзителен после того, как она переспала с ним, и не только он, но все, с кем она ложилась», и попросившей безнадёжно влюблённого в неё честного бармена Хосе соврать полиции, чтобы обеспечить ей алиби. Рассказ построен на диалоге, состоящем из коротких рубленых фраз и с по-хемингуэевски драматическим подтекстом, с его навязчиво-однообразными: «сказал, сказала, сказал…». Габо победил в пари, друзья проставились в борделе бутылкой кубинского рома (в приморские бордели были прямые контрабандные поставки, таможенники мзду брали тем же ромом и услугами девочек).

Понравился рассказ и Марии из «Небоскрёба». Но она неожиданно обиделась.

— Габо, этому веришь, так бывает в жизни, — сказала Мария; углы её полных, ярко накрашенных губ опускались при улыбке, что придавало видавшей виды блуднице схожесть с готовой заплакать девочкой. — Но скажи, ты меня описал: «Он увидел её густые волосы, обильно смазанные дешёвым жирным лосьоном. Увидел опавшую грудь в вырезе платья»? Тебе не стыдно? Во-первых, я не смазываю волосы дешёвым лосьоном. А во-вторых, это у меня-то опавшая грудь?

— Что ты, Мария! — отпирался Габриель. — Это для правдоподобия. Пойми, только в журналах для мужчин, которые у вас здесь листают клиенты, все женщины с большой упругой грудью и торчащими сосками. Но это не литература!

— Нет, Габо, я не согласна с тем, что в книжках герои должны быть непривлекательными. Ты в кино давно не был? Сходи, посмотри «Любовь и смерть», там такие женщины! А бюст у меня, как ты видишь, ещё ого-го! Но это про меня — она обещает Хосе привезти заводного медвежонка, а ты прекрасно знаешь, что я собираю медвежат.

По совету того же «учёного каталонца» Виньеса в конце апреля 1950 года хохмачи из «Пещеры» начали выпускать литературный еженедельник «Хроника». Главным редактором стал Альфонсо, ответственным секретарём и художником — Габриель. В «Хронике» печатались статьи, рецензии, обзоры современной литературы, беседы с писателями, переводные с французского и английского языков рассказы. Вскоре издание стало популярным не только в Барранкилье. Даже в Боготе многие считали «Хронику» самым интересным журналом.

Для нас «Хроника» знаменательна тем, что наряду с газетой «Эль Эральдо», в которой за 1950 год было опубликовано более полутора сотен материалов Гарсия Маркеса, послужила как бы предтечей и стартовой площадкой его будущим великим произведениям. С начала июня стали публиковаться фрагменты романа «Дом» как отдельные рассказы с «говорящими» ныне названиями: «Дом семьи Буэндиа», «Дочь полковника», «Сын полковника», «Возвращение Меме», а также оригинальные законченные рассказы: «Глаза голубой собаки», «Женщина, которая приходила в шесть», «Ночь, когда хозяйничали выпи» — рассказ-метафора, основанная на поверье, что выпи выклёвывают глаза тем, кто подражает их крику.

Рассказ «Женщина, которая приходила в шесть» — это и аргумент в споре с Альфонсо по поводу того, может ли Габо или не может сочинять детективные истории. Маркес вспомнил, как их друг художник Обрегон пытался найти натурщицу для картины. Друзья стали ему помогать и вскоре нашли фактурную проститутку, согласившуюся позировать голой. Попросив Обрегона написать от её имени письмо моряку в Бристоль, она пообещала, что на другой день придёт, но — исчезла. В определённом смысле рассказ можно назвать римейком рассказа Хемингуэя «Убийцы».