Блудницы и диктаторы Габриеля Гарсия Маркеса. Неофициальная биография писателя - Сергей Марков

— …Сами эти понятия — коммунизм, социализм, коммунистические идеи в Латинской Америке совсем не то, что в Азии, в Кампучии, например, или в Китае, или у вас в Восточной Европе, — говорила мне на Кубе Мину Мирабаль. — Марксизм, ленинизм, троцкизм у нас — не столько даже форма протеста, сколько способ обратить на себя внимание, быть экстравагантным, в моде. Круто, понимаешь?

— И это заявляешь ты, видная деятельница Компартии? — уточнял я.

— Потому и заявляю, что знаю. А мода на коммунизм, на троцкизм, на перманентную мировую революцию не проходит в Латинской Америке. Не знаю, как в России, но у нас многих уже не устраивает христианство как таковое. Они считают, что в современном виде оно устарело, стало прагматичным, буржуазным, продажным и для установления справедливости на земле необходимо нечто гораздо более радикальное!

— Но вернёмся к нашему Гарсия Маркесу. Его-то как к коммунизму занесло?

— Чтобы ответить на этот вопрос, надо изучить всю его жизнь. И сам менталитет латиноамериканца, колумбийца в частности, — только за последние триста лет на родине Габо произошло двести военных переворотов!..

Россия — посредством литературной классики золотого века — к концу 1940-х годов уже занимала довольно значительное место в сознании Маркеса. Хотя и сильно преувеличенное советскими латиноамериканистами — в ту пору, в молодости, гораздо больше его мысли занимали Соединённые Штаты. Но именно благодаря старому каталонцу-республиканцу в Габриеле зародилась мечта побывать в СССР, «лучше всего в качестве журналиста», как посоветовал Рамон Виньес, чтобы «всё увидеть собственными глазами». Этой мечте суждено было сбыться через семь лет.

Кстати, профессор Мартин, «официальный» биограф Маркеса, сообщает, что «в Барранкилье и поныне ходят слухи, будто каталонец был гомосексуалистом, и, похоже, они не беспочвенны. И Сабала, и Виньес — наставники Маркеса в карибский период его жизни — оба, вероятно, были гомосексуалистами». Что-то в этом древнегреческое.

21

Фонтаном шампанского и пиратским бочонком кубинского рома встретили приехавшего из Картахены Габо хохмачи из «Пещеры». Семнадцатого декабря 1949 года в крупнейшей городской газете «Эль Эральдо» было опубликовано приветствие: «Габриель Гарсия Маркес решил доставить себе изысканное удовольствие — провести отпуск именно в нашем несравненном городе!.. Уйдя от сомнительных обещаний сотворить реальную действительность, Гарсия Маркес сумел, однако, разгадать одну из вечных загадок бытия — человеческую душу, и сделал это с обезоруживающей откровенностью. Хочется верить, что Габриель Гарсия Маркес, или, как зовут его друзья, Габито, и есть тот выдающийся романист, которого так долго ждала наша страна». Подписал приветствие некий Пакк — это был псевдоним писателя, заместителя главного редактора газеты «Эль Эральдо» Альфонсо Фуэнмайора. И через несколько дней Габриеля пригласили на штатную работу в редакцию этой газеты, предложив вести постоянную колонку под названием «Жираф».

Альфонсо Фуэнмайору суждено было сыграть видную роль в судьбе нашего героя. «Это человек уравновешенный, организованный, аккуратный, серьёзный, — писал о нём Дассо Сальдивар. — Эти черты он унаследовал от отца, Хосе Феликса Фуэмайора, собравшего у себя в доме богатейшую библиотеку из книг на испанском, французском, английском языках и обучил иностранным языкам своего сына. Альфонсо был старшим из четверых друзей и считался безусловным интеллектуальным авторитетом. Но рафинированный ум, утончённая интеллигентность, ранимая душа сосуществовали с грубоватым и не всегда безобидным юмором и умением виртуозно сквернословить».

Отметив с хохмачами Рождество Христово и Новый год, пятого января 1950 года Маркес опубликовал в «Эль Эральдо» свой первый материал — «Святой в середине нашего века». И этим было положено начало серии статей, репортажей, очерков, передовиц. В течение полутора лет он печатался в «Эль Эральдо» каждые два-три дня, всего около двух сотен публикаций, что сделало газету необыкновенно популярной, увеличило тираж и доходы от рекламы. В основном писал о Барранкилье.

— Ребята, я не графоман, — говорил он друзьям в «Пещере» 14 февраля, — но я хочу, чтобы и ваш город, как Картахена, имел историю! Г реет душу и то, что гонорарии выше, чем в картахенском «Универсале», аж по четыре песо за передовицу, сумасшедшие деньги! Я понимаю, что деньги — это помёт дьявола…

— Хорошо сказал!

— … но уже не чувствую себя нищим журналюгой и могу, например, угостить всех выпивкой, а потом пригласить отметить День влюблённых у меня в «Небоскрёбе» или «У чёрной Эуфемии»!

Город Барранкилья был основан на берегу реки Магдалена, в некотором отдалении от моря, в начале XVII столетия. И до XX века был глухой, почти отрезанной от столицы и других городов Колумбии провинцией. Но когда углубили русло реки, построили порт, перестроили университет, ставший вторым по значению в стране, Барранкилья ожила, помолодела. И Гарсия Маркес стал её певцом, биографом, знатоком, как русский «король репортажа» Гиляровский — летописцем Москвы. Мало кто знал лучше Маркеса историю и людей Баррио Чино — китайского квартала, карреры Прогрессо, бульвара Боливара, площади Святого Николаса, где устраивались карнавалы, не говоря уж о доме терпимости «У чёрной Эуфемии» (который будет увековечен в повести «Полковнику никто не пишет» и романе «Сто лет одиночества», превратившись в бордель Пилар Тернеры в Макондо).

«Барранкилья дала мне возможность стать писателем, — скажет он через много лет. — Там проживало больше иммигрантов, чем в любом другом уголке Колумбии, — арабы, китайцы и так далее. Она была как Кордова в эпоху Средневековья. Открытый город, полный умных людей, которым плевать на то, что они умные».

Но «У чёрной Эуфемии», где трудились девицы не менее чем из двух десятков стран Америки, Европы, Азии и Африки, находился почти на окраине города. За полтора песо в день Габо снимал четырёхметровую комнатушку в другом борделе, четырёхэтажном «Небоскрёбе», расположенном напротив редакции «Эль Эральдо». Хозяйкой дома терпимости была Каталина ла Гранде, но душой — Мария Энкарнасьон, в которой перемешались французская, испанская, итальянская, еврейская, негритянская, шведская и даже русская крови. «Блудница от Бога», как она выражалась, Мария давала Габриелю уроки французского. Многие черты мадам Матильды из Картахены, Каталины, Марии и чёрной Эуфемии, внучки раба из Африки, просматриваются в героинях Маркеса. (Возможно, читателю всё-таки покажется, что уделяется излишнее внимание притонам и борделям. Но без них «портрет художника в молодости» был бы неполным. И потом, как пояснила мне коммунистка-феминистка Минерва Мирабаль: «У нас в Латинской Америке относятся к домам терпимости терпимо, без паники. Ну, типа того, что иногда муж посещает тренажёрный зал. И тоже повод жене задуматься».)