Тайны английской разведки (1939–1945) - Дональд Маклахлан

Такое наблюдение убедило немецкий штаб в том, что их дешифровальная служба намного опередила дешифровальную службу английской разведки и настолько же искусно изобретала надежные коды и шифры, насколько искусно раскрывала их. В этой связи стоит привести нижеследующие слова Деница:

«За исключением двух-трех сомнительных случаев, выводы англичан основывались на легко доступной для них информации о наших подводных лодках, на данных радиопеленгования работы их радиостанций и на данных прокладки движения лодок в сочетании с вполне осуществимым процессом логической дедукции. Наиболее важный результат нашего исследования — неоспоримое доказательство того, что с помощью оснащенной радиолокацией авиации противник способен с достаточной точностью вскрывать диспозицию наших подводных сил и соответственно изменять направление движения своих конвоев».

Это было написано Деницем в 1944 году, когда немецкие подводные лодки потерпели поражение. В 1941 году штаб Деница, еще не добившийся таких больших успехов в дешифровании английского радиообмена, каких он достиг в последующие годы, был менее уверен в безопасности своей скрытой связи; о периоде 1941 года Дениц пишет:

«Читал ли противник наш радиообмен, и если да, то в какой степени, — установить уверенно, несмотря на все наши усилия, нам не удалось. Во многих случаях резкое изменение курса конвоя наводило нас на мысль, что противник делал это. В то же время было много и таких случаев, когда, несмотря на оживленный радиообмен подводных лодок в определенном районе, одиночно следовавшие суда противника и даже конвои шли прямо в тот район, где только что были потоплены суда или даже имел место бой с атаковавшими конвой подводными лодками».

На более поздних этапах войны, когда успехи в дешифровании английского радиообмена сошли на нет, немецкая разведка стала проявлять большее беспокойство относительно надежности своей скрытой связи. Мучительно переживая свою неспособность предсказать район высадки союзников во Франции в июне 1944 года, немецкая разведка, естественно, еще больше обеспокоилась возможностью того, что англичане добились успеха в дешифровании скрытой связи немцев, которая до этого была, несомненно, более совершенной и более механизированной, чем английская. Экипажи немецких подводных лодок начали проявлять все возраставшее беспокойство в связи с тяжелыми потерями в подводных силах. Архивные материалы противника показывают, что в июле 1944 года, через месяц после вторжения союзников в Нормандию, немецкая разведка утверждала следующее:

«Современное положение характеризуется серьезной тревогой экипажей подводных лодок, вызванной неудовлетворительным ходом боевых действий. Однако каких-либо прямых доказательств ненадежности наших шифров нет… Случаи предательства, которые произошли до настоящего времени и которые обсуждали в ВМС, с нашими главными шифрсистемами связаны не были».

Описание немцами огромного успеха, достигнутого союзниками с помощью радиопеленгования, заканчивается почти абсолютной уверенностью в себе и в непогрешимости своей скрытой связи: «Надежность шифров, используемых в нашей скрытой связи, очень высокая». Принимая во внимание, что это глубокое исследование надежности скрытой связи проводилось под руководством специалиста ВМС по связи, такое хвастовство не удивительно. Экспертов всегда с большим трудом удается убедить в том, что они не правы.

Такая излишняя самоуверенность противника объяснялась и еще одним фактором. Немцы всегда отставали в развитии радиолокационной техники и поэтому имели тенденцию приписывать английским кораблям и самолетам безграничные возможности дальнего обнаружения. Кроме того, из-за ревнивого отношения Геринга к ВМС немецкий флот был лишен чего-либо подобного английскому береговому командованию, выполнявшему задания адмиралтейства.

Наиболее важным результатом этого исследования явилось почти полное доказательство того, что штаб Деница переоценивал возможности воздушной разведки и фотографирования. Все это привело немцев к нежеланию поверить в то, что англичане или американцы могли когда-либо добиться сколько-нибудь значительных успехов в перехвате и дешифровании их радиообмена. Они никогда не теряли уверенности в надежности своих шифровальных систем, использовавшихся всем флотом, и строго следили за своевременностью их смены; малых шифров — ежедневно, крупных — через более длительные периоды, добиваясь таким образом двойной гарантии безопасности. Именно поэтому разведывательное управление ВМС адмиралтейства за период с марта 1942 года и до начала 1943 года не получало от своей дешифровальной службы никаких данных о немецких подводных лодках в Атлантике. И то, что этот период был самым тяжелым в битве за Атлантику, вовсе не является простым совпадением.

И наконец, последнее. Необходимо помнить, что, хотя немецкий флот фактически и не находился под непосредственным влиянием и контролем партии нацистов, он, как и другие виды вооруженных сил, был одержим нацистскими идеями. В Германии был такой режим, при котором больше опасались предательства и нелояльности, чем ошибок и неспособности. Немецкую военную разведку, когда ею руководил адмирал Канарис (он, как обнаружилось в 1944 году, был давнишним противником Гитлера), подтачивали интриги и личное соперничество. В Германии одновременно существовали по меньшей мере четыре соперничающие разведывательные системы. В результате работа службы радиоперехвата и дешифрования в морской разведке была окружена (как, впрочем, и в Англии) строжайшей тайной, и поэтому любые допускавшиеся ею ошибки или обвинения, которые нужно было бы предъявить ей, приписывались после соответствующих расследований предательству; однако, кроме представителей оперативных и разведывательных органов, участвовать в таких расследованиях никто не имел права.

На страницах 326–328 своей книги Дениц заявляет:

«Мы, естественно, должны были предполагать, что в наших базах на территории оккупированной Франции действовала разветвленная шпионская сеть противника.

Хорошо организованная разведка противника во всяком случае имела возможность собирать данные о распределении подводных лодок по различным базам, о времени их выхода в море и возвращении в базы, а возможно, также и о предназначенных для лодок районах действий в море».

Приведенные слова Деница указывают на глубокое уважение английской военно-морской и специальной разведки (немцы не разграничивали эти две службы); немецкий флот питал такое уважение со времен первой мировой войны на основе тщательного изучения военно-морским штабом ее уроков, В действительности английская агентурная сеть в базах немецких подводных лодок, особенно в норвежских базах, стала эффективной лишь на последних стадиях войны, и только тогда оперативно-информационный центр адмиралтейства получил возможность точнее следить за движением отдельных подводных лодок противника.

Для историка дело должно пока на этом закончиться. Мы можем быть совершенно уверены в том, что, не попади в наши руки их архивы, немцы никогда и ничего не опубликовали бы об успехах своей разведки. Они надеялись бы, что по крайней мере криптография как оружие, — пожалуй, наиболее ценное для страны, потерпевшей поражение, — избежит внимательного исследования, проводимого союзническими органами разоружения. (Штурмовая группа № 30, созданная разведывательным управлением ВМС, обнаружила в 1944 году на острове Капри важный шифр секретной службы: итальянцы не передали его союзникам, хотя должны были сделать это в соответствии с принятыми ими условиями капитуляции.) Послевоенное сотрудничество между дружественно настроенными немецкими штабными офицерами и английскими и американскими историками и исследователями могло бы привести к раскрытию некоторых секретов немецкой радиоразведки и дешифровальной службы и, следовательно, к установлению наших собственных ошибок и промахов; однако полной уверенности в этом нет. Во всяком случае маловероятно, чтобы английская военно-морская разведка, штат которой сокращен к 1951 году с четырех тысяч до восьмидесяти человек, сможет выделить силы и средства для проведения длительного исследования, чтобы путем анализа и дедукции проверить то, что немецкие архивы подносят нам, так сказать, на тарелочке.

То же самое относится и к разведке союзников. Несмотря на отдельные намеки и незначительную утечку секретных данных — больше в США, чем в Англии, — нет причины, которая могла бы заставить союзных криптографов раскрыть, насколько их деятельность и методы были успешными. Очевидно, что успехи у них были: традиции первой мировой войны и комнаты 40 так или иначе сохранились. Захват кодов и шифров и шифровальных машин на немецких кораблях и подводных лодках обеспечивал криптографов материалом, который, несомненно, обеспечивал периоды успеха, несмотря на то что немецкие основные машинные шифры были невероятно трудными для раскрытия на протяжении почти всей войны. Эфир был переполнен радиообменом тактического порядка, происходившим в авиации и сухопутных войсках с помощью малонадежных шифров, и противник понимал, конечно, что этот радиообмен не ускользнет от внимательного изучения. Радиообмен в немецких военно-морских силах, когда велась подготовка к проведению особой операции — будь то операция подводных лодок, или линейных кораблей, или небольших надводных кораблей в проливе Ла-Манш, — представлял собой нечто такое, из чего сотрудники английской военно-морской разведки с их памятью и картотеками и с их воображением могли кое-что извлечь. Некоторые немецкие подводные лодки отличались необыкновенной «радиоразговорчивостью», и ими допускались дорогостоящие ошибки, подобные той, которая произошла с «Бисмарком» (см. стр. 176). Даже в 1940 году вторжение немецких войск в Норвегию могло бы быть обнаружено за целый день, если бы оперативно-разведывательный центр придал должное значение предупреждению молодого радиста из военно-морской секции центра радиосвязи «X». К сожалению, это произошло на первой фазе войны, когда веры в такие возможности радиоразведки еще не было. В данном случае старший офицер, выслушавший молодого радиста по телефону, поверил ему, но этот старший офицер знал, что ему, в свою очередь, не удастся убедить вышестоящее командование в том, что на основании таких скудных данных следовало привести в движение весь Флот метрополии.