Звезда Егорова - Петр Нечай

В голосе словака, как показалось Алексею, — нарочитое безразличие и спокойствие. Он неторопливо вытащил из кармана табакерку и стал скручивать папиросу, время от времени кидая острый взгляд на Егорова.

— Ну, корова у тебя там, за горой. А сам-то ты почему здесь?

— Слышал, ночью высадился десант на парашютах. Дай, думаю, разузнаю, так оно или нет. Может, и пригожусь. Есть хотите?

Он развязал небольшую брезентовую торбу, какие носят местные пастухи, достал оттуда краюху хлеба и большой кусок сала, завернутый в тряпицу, и протянул Егорову.

— Возьмите. От меня… Искренне, по-братски.

— Спасибо, от души спасибо, — поблагодарил Алексей. — Делитесь с нами хлебом, — значит, считаете, что мы неплохие люди.

— Да ведь и дурного человека лучше накормить, чтобы не обидел, — отрезал пастух.

— А откуда вам известно о парашютистах?

Чепек засмеялся.

— Так об этом в газетах пишут.

Он протянул Егорову газету «Гардист». На первой странице крикливый заголовок: «В Низких Татрах большевистские десанты!» А ниже — призыв помогать властям в борьбе с парашютистами, щедрые посулы тем, кто изловит их. Егоров удивился: откуда стало известно в неблизкой отсюда Братиславе о десантах в Низких Татрах? Спросил об этом Чепека. Чепек усмехнулся.

— В горах много людей, и у каждого глаза и уши. А совесть у них разная. К тому же в горах разгуливают незнакомые люди в неизвестной военной форме. — Он кинул насмешливый взгляд на Алексея. — В селах есть телефоны, и совсем нетрудно дозвониться до Братиславы. О вашем десанте уже наверняка сообщили.

Егорову начинал нравиться этот разбитной колючий человек, но он все еще не решался открыться. В Киеве перед отъездом в Ровно ему передали список антифашистов в Банска-Бистрице, Брезно и Подбрезовой, в том числе и коммунистов. Но среди них не было Чепека.

Чепек вдруг поскучнел и начал собираться уходить, сказав, что корова может заблудиться. Тогда Егоров решил рискнуть.

— А в Подбрезову вы не могли бы нас провести?

— А зачем вам Подбрезова?

— Мне там нужен один хороший человек. Тоже Яном зовут.

— А как он узнает, что вы тот, за кого себя выдаете?

— Я ему передам привет от Рудольфа… — Егоров вынул из кармана шелковый лоскуточек, развернул его и показал Яну напечатанное на словацком языке удостоверение. Сложив его так, что видна была только подпись Сланского, он поднес удостоверение к глазам Яна.

— Рудольф Сланский, — пробормотал Ян. — Я знаю его. Значит, дошел… — Он что-то быстро начал говорить Подгоре.

— Что он сказал тебе, Йозеф?

— Он сказал, что кто-то дошел до нас.

— Не понимаю.

Подгора переспросил Чепека.

— Три года назад, — ответил тот, — когда еще Гитлер не нападал на Россию, мы посылали в Москву к Готвальду связных через Карпаты. Но началась война, Словакия стала союзницей Германии, к тому же фронт отодвинул границу. И тогда наши товарищи шли в действующие части на Восточный фронт, чтобы там перейти к вам и сообщить Готвальду о нас. В прошлом году из Подбрезовой ушли трое. Кто-то из них, а может, и все перешли фронт. И вот Сланский подает весть. — Суровое лицо Яна смягчилось. Он был взволнован. — Судруг, а тот Ян из Подбрезовой не Смида?

Алексей насторожился.

— Вам знаком этот человек?

— Как же мне не знать самого себя, — засмеялся Ян. — Здравствуйте еще раз. А вас как зовут? Егоров? Который день хожу в горы, чтобы встретиться с людьми из Советского Союза. Как услышал о десантах, так и хожу. — Он обнял Егорова.

— Ну, расскажите же, товарищ Смида, как вы тут живете. Если бы вы знали, как важно сейчас получить информацию от вас, кадровых партийных работников…

Егоров пригласил всех присесть на ствол поваленного дерева.

— С чего же начать? Чтобы рассказать, как мы жили эти годы, нужны дни, а мне засветло надо вернуться в Подбрезову.

Ян устало опустил плечи. Он повторил многое из того, что уже рассказали старый Штефан и Величко. Свою покорную союзницу — тисовскую Словакию — Гитлер держит в черном теле. Тисо отдал гитлеровскому рейху на службу своих солдат, хлеб увозят в Германию прямо с полей, словацкие рабочие обжигают цемент для немецких оборонительных сооружений и катают сталь для противотанковых ежей. А что же взамен? «Новый порядок» — только руками глинковской гвардии и местных фашистских организаций. Но в знак «признания» заслуг Словакии гитлеровцы все же создали в каждом городе Словакии отделения гестапо. Так что в тюрьмы и концлагеря отправляют гестаповцы, а жандармы только конвоируют.

Смида зло рассмеялся. Это надо понимать как «самостоятельность» Словацкого государства и особое доверие к нему Гитлера. Словакам внушают, что их самый лютый враг — Россия. Однако трудно поколебать веками привитое уважение к русским. Пришлось тисовским идеологам выкручиваться. Священник Тисо начал, а за ним со всех церковных кафедр понеслось, что словаки вовсе не против русских, таких же славян, они против сатаны, вышедшего из пекла, — большевизма. А поскольку каждый русский большевик — то он сатана. И словак, если он отказывается идти в бой против русского, тоже сатана, и его надо уничтожать как врага государства…

Четыре состава подпольного ЦК Компартии Словакии за эти годы разгромлены охранкой. В Восточной Словакии свирепствует военная контрразведка. Тюрьмы переполнены, и сидят там не только коммунисты, но много вчерашних солдат, побывавших на Восточном фронте. Они видели Россию своими глазами, знают, за что воюют и умирают русские, и знают, что несет славянам новый фашистский порядок. Усиление репрессий вызвало усиление сопротивления. Создан пятый подпольный ЦК. И снова начались действия против жандармов, полицейских. Люди уходят от преследований в горы, к ним присоединяются бежавшие из тюрем, лагерей, дезертиры из словацкого войска. В горах появились партизанские отряды. Ситуация в стране очень близка к взрыву, особенно теперь, когда Красная Армия вышла к границам Словакии.

— Мы очень хотим внести свой вклад в антифашистскую борьбу, — закончил Ян, — но у нас есть свои особенности и свои сложности в этой борьбе, не разобравшись в которых вам трудно будет помочь нам.

— Какие же это сложности?

Егоров приготовился слушать, но Смида не торопился отвечать. Нелегко объяснить свою беду, если знаешь, что чужая беда больше. Он долго возился с самокруткой.

— Судруг Егоров, с тех пор как партия поручила мне связаться с партизанскими отрядами, здесь, в горах, я часто разговаривал с русскими, бежавшими из плена в горы. Это очень смелые люди, а ненависть их к врагу не знает предела. Я старался понять их фанатическую ненависть к гитлеровцам и спрашивал их об этом. Они мне отвечали: а как же может быть иначе, если враг ворвался в наш дом и разоряет его, убивает стариков и детей, позорит женщин, уводит в рабство сыновей? Вот вы у себя в России говорите: все, кто пришел к нам на землю с оружием, от оружия и погибнет. Так?