Искатели клада. Рассказы - Уильям Джейкобс

— Гадкая собака, — нежно сказала мистрисс Банкер. — Она, кажется, укусила вас? Позвольте, я вам сделаю перевязку.

— Кажется, — сказал капитан, глядя на выступившую на руке кровь. — Если вы уж так любезны, сойдите вниз и возьмите в каюте полотно… Вы найдете в моем комоде… направо.

Мистрисс Банкер сошла вниз, а оставшиеся переглянулись между собой, а затем перевели взгляды на собаку, которая вызывающе лаяла на проходившую мимо шхуну.

— Пора бы уже ей вернуться! — неопределенно сказал штурман, бросив взгляд на парус, затем на шкипера, затем на собаку.

— Да, — сквозь зубы произнес шкипер. — Не мешало бы!

Он быстро повернул румпель и собака закончила свой лай в воде. Набежавший ветер надул паруса, и шхуна сразу очутилась на расстоянии 20 ярдов от собаки. Собака жалобно посмотрела на шхуну и поплыла к берегу.

— Убийцы! — раздался вопль появившейся Матильды. — Убийцы! Вы утопили мою собаку!

— Собаку! Какую собаку? — слабо оправдывался шкипер. — Я не видел собаки.

— Врете! — загремела леди. — Все врете! Я следила за вами и все видела.

— Мы повернули, чтобы дать дорогу шхуне, — сказал капитан.

— Какой шхуне? Где шхуна?

Шкипер взглянул на штурмана.

— Где шхуна? — спросил он.

— Я думаю, что мы обогнули ее, — глубокомысленно сказал тот, оглядываясь во все стороны. Я больше не вижу ее.

Мистрисс Банкер топнула ногой и, бросив на своих спутников презрительно-уничтожающий взгляд, сошла вниз. Она отказалась от полдника и не выходила из каюты до самого Ипсвича. У Ипсвича она вышла на палубу, сама вынесла свои вещи и, не обращая внимания на убитого горем капитана, сошла на берег, заказала кеб и уехала.

Через час команда разошлась, и капитан остался один на корабле. Он долго ходил взад и вперед по палубе и старался уяснить себе тот печальный факт, что в последний раз видел мистрисс Банкер, и что все мечты его о счастливой семейной жизни с нею погибли.

В павлиньих перьях[4]

Мистер Джобсон проснулся в воскресном, хорошем настроении. В полусне он слышал как вставала миссис Джобсон и в полусознательном состоянии занял порядочную часть освободившейся территории. Он потянулся и зевнул, а затем стал искать брюки.

Он был аккуратным человеком и каждую ночь в течение более двадцати лет вешал их на медный шарик кровати со своей стороны. Туда же он повесил их и вчера, но сегодня их не было на обычном месте. Они исчезли вместе с красными подтяжками, которым исполнилось не более и не менее как десять лет. Вместо этого на стуле, стоявшем в ногах кровати, лежал комплект одежды, который заставил его содрогнуться. Дрожащими руками перевернул он черный фрак, белый жилет и светлые клетчатые брюки. Белая рубашка, воротничек и галстук дополняли этот наряд, и в довершение отчаяния он увидал на своей картонке около стула высокий блестящий цилиндр.

М-р Джобсон стоял перед этим великолепием, слабо улыбаясь и рассеянно поглаживая свой щетинистый подбородок.

— Они решили пошутить надо мной, — пробормотал он. — Хотели сделать из меня чучело. Но куда же делось мое платье?

Обойдя следующую комнату, он почувствовал беспокойство и, украдкой спустившись вниз, пробрался в лавку.

— О, боже, Альф! — послышался голос. — Что ты тут делаешь?

М-р Джобсон обернулся и увидел стоявшую в дверях жену.

— Я ищу свою одежду, мать, — отрывисто проговорил он.

— Одежду? — сказала миссис Джобсон, стараясь придать своим словам равнодушный тон. — Да ведь она же на стуле.

— Я подразумеваю одежду, достойную христианина, т. е. зеленщика, — ответил мистер Джобсон, повышая голос.

— Это маленький сюрприз тебе, дорогой, — сказала жена. — Я, Берт, Глэдис и Доротея долго копили на это деньги.

— Это очень мило с вашей стороны, но… — М-р Джобсон кашлянул. — Дело, во-первых, в воротничке, мать. Я не надевал его более двадцати лет.

— Как тебе не стыдно! — воскликнула жена. — Я уверена, что не найти другого порядочного купца, обматывающего свою шею платком.

— Может быть, у них не такая нежная кожа, как моя, — настаивал м-р Джобсон, — а, во-вторых, вообрази меня в цилиндре. Да я буду посмешищем всего местечка.

— Ерунда! — сказала миссис Джобсон. — Это только простонародье будет смеяться, а на них не очень-то обращают внимание.

М-р Джобсон вздохнул.

С тех пор как Глэдис и Доротея достигли того возраста, когда становятся предметом интереса молодых людей, неприятности на почве его костюма становились все более и более частыми. Он приоткрыл штору и загляделся на залитую солнцем улицу, затем повернулся к смятой постели. Гул голосов, доносившийся снизу, ясно говорил, что заговорщики ожидают его дальнейших поступков.

Наконец, он оделся и стоял, как ягненок, пока миссис Джобсон прилаживала ему воротник.

— Берт хотел взять повыше, — заметила она, — но я решила, что для первого раза достаточно будет и такого.

— Хотел, чтобы он закрывал мне рот, — сказал несчастный м-р Джобсон. — Ну, да ладно, как хотите, не обращайте на меня внимания.

М-р Джобсон с растопыренными руками и неудобно закинув голову следовал за женой, и внезапное молчание, воцарившееся в кухне при его появлении, ясно подчеркивало эффект, произведенный его наружностью. Затем последовал взрыв восхищения, что заставило его покраснеть от смущения.

— Почему он раньше не подумал об этом? — заметила Глэдис. — Ведь по всей нашей улице на найдешь более элегантного человека!

— Воротник, — отрывисто произнес м-р Джобсон, — можно мне его снять, пока я буду есть копченую селедку?

— Не глупи, Альф, — сказала жена, — Глэдис, налей отцу чашку крепкого горячего чая, и не забудь, что поезд отходит в половине одиннадцатого.

— Он убежит лишь только меня увидит! — заметил м-р Джобсон, косясь на свои брюки.

Мать и дети, довольные успехом своего плана, одобрительно засмеялись, и м-р Джобсон, несколько удовлетворенный своим удачным ответом, принялся за завтрак. Короткая глиняная трубка, выкуривавшаяся для пищеварения, на этот раз была изъята из употребления бдительной миссис Джобсон.

— Мы с девицами идем наверх одеваться, — сказала она, — присмотри за ним, Берт.

Отец и сын перемигнулись и, чтобы скоротать время, взяли по сигаре. Не успели они их докурить, как на лестнице послышался шум юбок, и миссис Джобсон с дочерьми, нарядно одетые, вошли в кухню, застегивая перчатки.

— Вы окружите меня со всех сторон, чтобы я мог немножко спрятаться, пока мы идем по улице, — молил м-р Джобсон, когда они выходили из дому.

Миссис Джобсон подняла его на смех.

— Ну, так переходи на другую сторону, — заторопил м-р Джобсон, — вон Билли Фоли стоит у своего дома.

Миссис Джобсон презрительно фыркнула:

— Пусть его стоит!

Но мистер Фоли не воспользовался ее разрешением. Он смотрел на м-ра Джобсона с минуту, вытаращив глаза от удивления, но когда нарядная компания поровнялась с ним, ноги его подкосились и он очутился сидящим на своем собственном пороге. Дверь была лишь прикрыта и от толчка подалась назад. Билли комически растянулся, сверкнув парой огромных, подбитых гвоздями подошв.

— Я тебе говорил, что это так и будет, — сказал покрасневший м-р Джобсон. — Ты отлично знаешь Билли, точно так же, как и я.

Все они прибавили шаг.

Голос простодушного м-ра Фоли, звавшего свою мать, доносился им вслед.

Выйдя из своего квартала, нравственно м-р Джобсон несколько успокоился, зато начались физические страдания. Больше всего ему досаждали шляпа и воротничек, хотя и остальные принадлежности туалета давали себя чувствовать.

Его беспокойство было настолько очевидным, что миссис Джобсон после выраженного сочувствия предложила, кроме воскресений, одеваться так но вечерам, чтобы скорей привыкнуть.

— Да неужели же мне придется одеваться так каждое воскресенье?

Миссис Джобсон приказала ему не дурить.

Был жаркий день, и м-р Джобсон обливался потом. Крахмальный воротничек, к его громадному облегчению, размяк, а галстук очутился под левым ухом. К моменту возвращения домой он перешел к открытому восстанию.

— Никогда больше! — говорил он, с ожесточением срывая воротничек и бросая фрак.

Дети стали хором оплакивать свои покупки; но он был тверд. Доротея угрожающе фыркала, а Глэдис с завистью вспоминала отцов, которых имели другие девушки. И лишь только за ужином, видя сидевшую за столом и не притрагивавшуюся к кушаньям миссис Джобсон, он стал сдаваться. Он соглашался постепенно и принимал вещь за вещью, и когда вопрос коснулся цилиндра и благополучно был разрешен, миссис Джобсон принялась за еду.

На следующее утро его рабочее платье снова появилось в спальне, но другое еще оставалось в руках тети Эммы. Однако, рабочий костюм был порядочно поношен, и, закрыв лавочку, м-р Джобсон после некоторого колебания нарядился в свое новое платье и, покорно взглянув на жену, вышел из дому. Миссис Джобсон с восторгом сообщила дочерям: