Совьетика - Ирина Маленко

… Наблюдать за бытием семейства Кассиди было грустно. Не буду даже пересказывать все подробности. Ближе всех к нам была старшая сестра Кирана, Лиз, в замужестве Девайн, которой я очень сочувствовала. Это была замученная, похожая на залежавшуюся на прилавке общипанную курицу женщина с маленькой, в кулачок головкой. Her life was a mess. Лиз была глубоко фрустрирована годами семейной жизни с бьющим ее мужем и с сыновьями-подростками, которые вслух называли ее не иначе как «старой шлюхой» и славились на весь городок тем, что снабжали спиртным несовершеннолетних. Когда сыновья эти били друг друга, истинная христианка Лиз запиралась у себя в комнате с биографией матери Терезы и с бутылкой вина в руках: «Let them kill each other!” Почти каждую неделю она вызывала полицию, чтобы выгнать этих сыновей из собственного дома, а через два дня после этого пускала их обратно и даже заказывала для них абонемент на широкополостный интернет… Она затаила злобу на Кирана за то, что он как-то раз не отлупил ее старшего пацана, как она того просила.

– Лиз, я не могу этого сделать. Это называется «assault ”, и за это меня могут посадить, – объяснил ей Киран.

– А я скажу им, что это сделал не ты!- простодушно ответила она. Но Киран все равно от такой чести отказался.

Когда же Лиз все это совершенно надоедало, она попросту бросала детей одних (ее муж по ночам работал калымщиком, а днем отсыпался) и уезжала на несколько недель в Тунис или даже к сестре в Новую Зеландию…Вот так поживают североирландские безработные.

Я долгое время думала, что Лиз хотя бы что-то знает о других культурах и народах и потому выгодно отличается от других наших родственников и соседей. В юности она чуть не вышла замуж за алжирца по имени Абдулла и до сих пор с нежностью о нем вспоминала. (Честно говоря, жалко, что она этого не сделала!) Были среди ее поклонников в юности и голландец, и даже китаец.

Лиз обладала удивительной способностью, именуемой голландцами «zichzelf in de nesten werken” Это было ходячее стихийное бедствие.С нею всегда что-нибудь случалось. Классический пример: когда ее дети нанялись на лето на работу в какой-то ресторанчик, она попросила хозяина не нанимать одного их приятеля потому, что он младшего из ее сыновей дразнил. Но ей оказалось мало того, что она это сделала – она с гордостью начала всем об этом рассказывать. И дорассказывалась до того, что это дошло до мамы парнишки, о котором идет речь – местной пятитонки по имени Берни, которая тут же явилась к Лиз – грубо говоря по-русски, бить ей морду, да еще и не одна, а со старшим сыном на пару… Полчаса на всю улицу стоял визг и мат, пока наконец не проснулся Киран и не вышел посмотреть, в чем дело…

Нет картины более противной, чем дерущиеся бабы. Берни от Лиз пришлось буквально отдирать. Жаль, под руками не было шланга. Киран заступился, естественно, за свою сестру, не вдаваясь в детали, кто и что там сделал. А на следующую ночь нам (а не Лиз!) расколотили окно булыжником… Вот так от нечего делать развлекаются простые ирландцы…

До этого Лиз несколько лет подряд занималась тем, что выживала из дома соседей, с которыми поругалась. И добилась своего: они продали дом. Это тоже было предметом ее гордости. Тогда еще я думала, что виновной стороной в конфликте были сами соседи – так она мне это представила. Пока я не узнала Лиз поближе. С нами она не ссорилась, Киран вообще-то был ее любимым братом, а мне она помогала смотреть за малышами и постоянно высказывала свое женское сочувствие:

– Ах, я так хорошо знаю, что такое не высыпаться! Эти мужчины – они такие бесчувственные, ничего не понимают… Думают только о себе. Эгоисты они все. И я тебе скажу: хоть Киран и мой брат, но он тоже может быть весьма противным!

Лиз постоянно заверяла меня, что я могу обратиться к ней за помощью в любую погоду и в любое время суток. Однажды меня скрутила боль в пояснице, да так, что для того, чтобы встать с постели, мне требовалось не меньше получаса. Я, конечно, вставала – со стонами и с холодным потом на лице, но о том, чтобы в таком состоянии мыть, например, полы, не могло быть и речи. Я попросила Лиз о помощи, она была само дружелюбие. А через несколько дней в дверь ко мне постучала незнакомая женщина.

– Я из социальной службы, – сказала она, – К нам поступил анонимный сигнал, что с вашими детьми не все в порядке.

– С моими детьми? – гром и молния не поразили бы меня так, как это заявление.

– Да Вы садитесь, садитесь, я сейчас зачитаю Вам список…

– Список???

И она его зачитала. Это действительно был список, из которого я с изумлением для себя узнала, что:

а) я регулярно подливаю в детское молоко снотворное;

б) я не кормлю детей ничем, кроме чипсов, конфет и макарон с рисом;

в) я швыряюсь в них книжками, а потом обвиняю в этом их самих;

г) у меня в шкафчике на кухне лежат таинственные черные таблетки «из России» (это было произнесено таким тоном, словно речь шла по меньшей мере о полонии! На самом деле это был лишь активированный уголь)

д) у меня дома грязно, особенно под кроватью.

Но самым чудовищным было обвинение в том, что я…. бью Лизу! От такого у меня действительно «в зобу дыханье сперло» .

В такие моменты начинаешь лихорадочно думать, кто же это тебя так ненавидит, и за что. Но я ни с кем не ссорилась, никому не вставляла в колеса палки. Я вообще предпочитала не иметь слишком близких отношений с соседями: мой девиз «leven en laten leven” . Я не сую свой нос в чужие дела и органически не перевариваю сплетен. Когда ко мне в офисе подходили с тем, чтобы о ком-то посплетничать, я обычно такое «сарафанное радио» выключала на корню. Впрочем, к тому времени я уже совершенно точно поняла, кто был таинственным анонимом, и открытие это лишило меня дара речи. Ни один посторонний человек не бывал у нас на кухне, где лежали зловещие «русские таблетки» (даже детей я туда не пускала)….

Какой тут Брут… Бруту такое и не снилось! Даже знаменитый змей-искуситель из любимой настольной книжки Лиз просто в подметки ей не годился.

Киран, естественно, тоже сразу понял, из чьих уст исходит вся эта чудовищная ложь. Я бы не стала даже говорить с Лиз об этом, притворилась бы, что ничего не случилось, и только сделала бы для себя соответствующие оргвыводы. Но Киран немедленно отправился к ней – выяснять отношения. Через 10 минут Лиз примчалась ко мне:

– Женя, Киран думает, что это я…. Господи, да как вы могли такое подумать!

Я смотрела на то, как немолодая мать 4 детей, которой уже пора вставлять зубы, внаглую врет, широко растопырив глаза – и чувствовала такую гадливость, что к горлу начала подкатывать тошнота.

– Лиз… у нас на кухне кроме тебя, никто не бывает. Никто не знает, какие там у меня таблетки лежат, – тихо сказала я, – У меня молоко на плите сейчас закипит, извини…

И вышла на кухню. Когда я вернулась, Лиз в комнате уже не было…

Через два дня она ему созналась. Но продолжала уверять, что совершила богоугодное дело. Почему богу не было угодно, чтобы она просто помогла мне вымыть пол, раз ее так не устраивало его состояние- вместо того, чтобы спать до двух часов дня ежедневно- и каким это образом богу угодно вранье, которое могло иметь роковые последствия как раз для самих детей, осталось в тайне.

Последовали три совершенно кошмарные недели. Я ощущала себя настолько преданной Лиз и униженной, словно меня публично выпороли на площади. Я чувствовала, что задыхаюсь, не могу больше оставаться жить в этом месте. По ночам мне снились ужасы. Днем оба мы, и я, и Киран ходили словно оглушенные, онемевшие, будто бы нас огрели поленом по башке; он чуть было не запил, хотя до этого совершенно бросил пить лет 10 назад. Последовала куча телефонных звонков и визитов различных социальных работников, медиков и так далее, пока те не убедились, что с детьми,естественно, все в порядке. Хорошо, что у меня уже была собственная социальная работница – из-за Лизы-, которая знала меня как облупленную…

Несколько раз, когда Киран напивался пива, я даже всерьез опасалась, что он наложит на себя руки. В такие моменты его прорывало, в нем всплывали все его фобии, боли и страхи, которые он обычно отгонял от себя с помощью работы. Целыми вечерами говорил он в такие моменты о Шивон …

Шивон была самой младшей сестрой Кирана, моложе даже меня. Она умерла за год до этого, от алкоголизма. Я знала ее недолго, но даже за это короткое время Шивон произвела на меня такое неизгладимое впечатление, что и сейчас, стоит только мне закрыть глаза – и она стоит передо мной, как живая. Невозможно поверить, что ее больше нет…

Это был очень светлый, добрый человек – иначе не скажешь. Несмотря на все свои проблемы, которые в конечном итоге ее безвременно похоронили. Шивон была из тех, кто поделится с тобой последним куском хлеба – причем безо всяких ссылок на мать Терезу и на падре Пио. Когда я в первый раз увидела ее – на расстоянии, то сначала приняла была ее за Лиз, только почему-то лет на 20 помолодевшую и похорошевшую. За все почти 10 лет жизни в Ирландии, и в южной, и в северной, ни разу не встречала я здесь более красивой женщины, чем Шивон Кассиди. Если не более красивой, то уж во всяком случае, более милой. Тем грустнее было наблюдать, как она постепенно убивает себя.