Записки, или Исторические воспоминания о Наполеоне - Лора Жюно

тысяч франков за место генерал-губернатора Португалии. Свободный от большой доли расходов, он привез во Францию часть своего жалованья. Когда я возвращалась в Париж, он сказал мне, чтобы я увезла с собой порядочную сумму золотом. Сначала я было побоялась путешествовать с такой приманкой для разбойников; но Жюно, человек не слишком пугливый, стал смеяться и заставил меня взять ящик, одна тяжесть которого должна была явиться препятствием, потому что он весил много: в нем было четыреста тысяч франков золотом. Оттого в дороге проклятый ящик заставлял меня не один раз проклинать его, и без господина Каваньяри я потеряла бы терпение и бодрость. Но он, как человек ловкий и желавший, чтобы четыреста тысяч франков прибыли на место благополучно, устроил все так хорошо, что мы без приключений доехали до стен Парижа. Лишь в самой гавани ожидала нас тревога. Когда этот несчастный ящик сносили, его, не знаю, как, ударили обо что-то, и он раскрылся; из него просыпалось множество сорокафранковых монет. Представляю всякому вообразить, какое действие произвел на любопытствующую толпу этот золотой дождь, что подумали горничные, нянюшки, гувернантки и даже мужчины. Боже мой! Не надобно было женских глаз и ушей, чтобы все тотчас же было пересказано, преувеличено и особенно пояснено! Золотых монет высыпалась сотня, но к концу дня их считали уже миллионом, забывая, что я не могла привезти такой суммы в карете: это было бы слишком тяжело. Но рассуждает ли дух преувеличения?

Императрица начала принимать тотчас по возвращении из Байонны. Собрания тогда бывали у нее блистательны, если припомнят прекрасный наш придворный наряд: мантильи, вышитые гладью золотые и цветные полосы, драгоценные камни и вещи, осыпанные ими. Тогда не было этого ужаса фальшивых камней, какими отягчают себя женщины теперь, показывая разом и глупую суетность, и недостаток богатства. Последнее, конечно, не вина; но при этом надобно же быть рассудительными и не почитать обязанностью иметь в ушах блестящие камешки. Можно быть нарядной и без бриллиантов, особенно без фальшивых, тем более что это всегда видно и не может быть скрыто.

Женщина, с которою была я в дружеских отношениях, хоть мы и не ездили одна к другой, сказала, встретив меня:

— Поедете ли вы завтра во дворец?

— Конечно. Зачем вы спрашиваете? Хотите, чтобы я привезла или отвезла вас?

— Нет, но предупреждаю, что императрица пригласит вас за свой стол, если вы будете в бриллиантах. Наденете ли вы их?

— Может быть. Но я желала бы знать, почему это императрица окажет честь моим бриллиантам и пригласит их ужинать?

— Можете надеть жемчуг. Впрочем, — продолжала она смеясь, — я думаю, вас пригласят, если у вас не будет даже золотой цепочки на шее — ведь вы знатная дама, из-за чего так и бесятся многие. — Она снова засмеялась. — Вы очень милы и добры. Потому-то мне страх как досадны все эти глупые пересуды, которые я слышу беспрестанно. Ненавижу дураков, а их ужасно много вокруг нас. Прощайте! Я дежурная, и мне пора спешить. Будьте завтра прелестны, прошу этого как одолжения.

Она вышла, забрав множество свертков, потому что мы встретились с ней в магазине Au Pиre de famille («Отец семейства»), тогда одном из лучших заведений этого рода в Париже и, может быть, во всей Европе, устроенном господином Боже.

Женщина эта, остроумная, милая мне своею прелестью, хотя многим она внушала только почтительное чувство, была графиня Ремюза. Я любила ее, потому что, кажется, она и сама любила меня немного. Она и сестра ее, обе очаровательные, невольно привлекали меня. Госпожа Ремюза казалась при первой встрече несколько холодной; но тем дороже было внимание ее, когда она выражала его, а госпожа Нансути, добрая, остроумная, чуткая, всегда казалась мне очаровательной женщиной. Жюно был предан ей особенно, а я почитала за счастье встречаться с нею, потому что такие женщины редки[202].

Я исполнила то, что сказала госпожа Ремюза: надела свои бриллианты. На мне была мантилья, белая тюлевая, вышитая серебром; гирлянда из нераспустившихся роз окаймляла шлейф и юбку. Несколько бутонов были приколоты между бриллиантовым венком и гребнем. Для своей розы из желтых бриллиантов я хотела было приколоть несколько бутонов желтых роз, но Леруа, человек с изящным вкусом, заметил, что насколько хороши бриллианты с платьем бархатным или темным атласным, столь же простая гирлянда была бы незаметна при блеске бриллиантов и серебряного шитья, потому что оттенок ее слаб и она не шла бы даже к моему испанскому лицу. Это замечание знатока пригодится молодым женщинам.

В этот день в Тюильри большое собрание проводилось не в залах нижнего этажа, а в Зале маршалов, ужин был накрыт в галерее Дианы. Я одна из последних явилась в тронный зал и не нашла хорошего места; но это же самое обстоятельство предоставило мне прекрасное место в концертном зале, в первом ряду. Госпожа Ремюза, дежурившая в тот день, улыбнулась, взглянув на меня, и, двигаясь по направлению ее взгляда, я увидела, что императрица приказывает что-то господину Бомону. В самом деле, за несколько минут до окончания концерта он подошел ко мне:

— Ее величество императрица приглашает вас, герцогиня, к ужину.

Едва я подошла к императрице и поклонилась, как ее величество указала мне рукой на стул возле себя, и глаза ее тотчас обратились на знаменитую мою розу из желтых бриллиантов. Взглянув на нее раза два, она тотчас обнаружила истину, и улыбка ее показала мне, что она признает всю злобу и глупость донесений, сделанных императору. Я узнала после, что император поручил ей, так сказать, следствие об этой чудесной розе, сделанной из одного камня.

Императрица, нет спора, была очень легковерна, но и добра: она доказала это и в тот раз. Наклонившись ко мне, она сказала:

— Знаете ли, какие смешные дела затеяли на ваш счет у императора! И Жюно еще раздражает доносчиков своими выдумками. В результате везде расславили, что у вас двор вымощен золотом, а бриллианты так велики, что вы не можете носить их. Говорят также о придворном платье, которое велели вы вышить бриллиантами!

Я не могла удержаться от возмущения, но императрица сделала мне знак молчать и потом сказала тихо:

— Приезжайте ко мне завтракать, тогда и объясните все.

На другой день я приехала в Тюильри на завтрак, и императрица пересказала мне все, что ей говорили. Боже мой! Что за нелепости! Что за глупости! Ее старались уверить, что мои бриллианты гораздо лучше ее! В самом деле, если бы эта знаменитая роза из желтых бриллиантов была одним камнем, перед нею выглядели