Тенебрариум - Raptor

Мы прошли всего один дом, за которым проводник повернул налево, и мы практически сразу упёрлись в ворота. Они были не заперты, и между широкими створами оставалось расстояние, достаточное, чтобы можно было пролезть боком.

Гудвин вынул затычки из ушей. Все последовали его примеру.

— Снимаем рюкзаки.

— Привал? — не понял я.

— Какой, нафиг, привал? — Флинт постучал кулаком по лысому лбу. — Жить надоело? Нам до тропы нужно срочно добраться.

— Так, я первый, — сняв рюкзак, Гудвин стал осторожно проталкивать его между створами.

— Чего это он? — спросил я у Тинки.

— Сначала рюкзаки, потом мы, — объяснила та, убирая затычки в карман.

— Не понял.

— Давай сюда рюкзак, — полностью протолкнув свою ношу за ворота, Гудвин протянул ко мне руки.

Я снял рюкзак и отдал ему.

— А ворота открыть пошире нельзя? Их что, заклинило?

— Нельзя, — сердито буркнула Райли, отправляя свой рюкзак вслед за моим.

Когда все пять рюкзаков оказались на противоположной стороне, между створками аккуратно пролез Гудвин. Он двигался очень медленно и осторожно, не задев ни одну из створ. Следом пролез Флинт. Так же ювелирно. Потом в проём прошмыгнула Тинка. Ну этой и стараться особо не пришлось. Щупленькая фигурка ей вполне позволяла. Я посмотрел на Райли. Та молча кивнула мне в сторону ворот. Значит настала моя очередь.

— Писатель. Не дотрагивайся до них, — с противоположной стороны предупредил меня Гудвин. — Ты понял?

— Понял, — ответил я.

До сих пор не знаю, чем было чревато прикосновение к тем воротам, но, видимо, чем-то действительно серьёзным. Когда я прокрадывался между створами, то обратил внимание, что они покрыты какими-то волосками. Издали их не видно, но когда приближаешься, то можно разглядять. К счастью, мне хватило аккуратности, и очередное странное препятствие благополучно осталось позади.

Мы опять вышли к забору 'Химпрома', только теперь уже с противоположной стороны. Над стеной возвышался административный корпус, весь торец у которого занимала мозаика, изображающая огромное красное знамя, на фоне которого красовались пробирки, колбы и огромный портрет Ленина с надписью '… передовая химическая промышленность СССР'. Первое слово, или фраза, обвалилась вместе с куском облицовки. Что-то возилось и переворачивалось там, за забором, среди опустевших построек, как будто кто-то продолжал там работать, не заметив катастрофы. Никого там, понятное дело, не было. Звуки издавала какая-то аномалия, из-за которой мы не смогли пересечь 'Химпром' напрямую, и сделали, казалось бы, совершенно лишнюю петлю.

На Тропу Блудных Детей мы тоже всё никак не могли выйти. Я наблюдал, как Гудвин то и дело норовит свернуть в проулки, но тут же останавливается, и, возвращаясь к забору, продолжает идти вдоль него. Даже традиционное спокойствие и наигранная жизнерадостность этого отважного изгнанника с каждой новой неудачей всё сильнее уступали место досаде. Теперь его никто не пытался выспрашивать о причинах такой осторожности. И уж конечно, никто не желал идти своим путём.

В сосредоточенном молчании мы миновали химпромовский забор, и, наконец, остановились возле длинного проулка, выходящего на проспект. Вдалеке можно было рассмотреть парочку шатающихся фигур, принадлежавших неприкаянным. В этом районе их было немало. Преимущественно, мёртвых. После знаменитого 'Гнева Эндлкрона' сюда набежали обезумевшие хищники, которые учинили расправу над большинством обитавших здесь неприкаянных. Высушенные, мумифицированные останки повсеместно встречались во дворах, через которые мы шли. Одного неприкаянного, как мне показалось, выбросили из окна. Неподалёку от его бесформенного остова лежала отломанная антенна. Геноцид неприкаянных удивил даже Флинта.

— Интересно, кому сдались эти неприкаянные? — удивлённо произнёс он. — Никогда прежде не видел, чтобы их убивали в таких количествах.

— Это они кого-то здесь гоняли, — ответил Гудвин. — Поэтому собрались такой большой ватагой. Слетелись, как мухи на дерьмо. А в итоге, по злой иронии, сами стали жертвами.

— Кто же их привлёк?

— Наверное, кто-то очень аппетитный. И привлёк он не только их, но и самого эндлкрона.

— А ведь и верно. Эндлкрон бушевал где-то неподалёку отсюда.

— Совсем неподалёку. От него побежали врассыпную все окрестные твари, вот неприкаянным и досталось…

— Я была здесь, — шепнула мне Райли.

— Когда встретила ту девушку? — вспомнил я.

Охотница приложила палец к губам.

— Вот же засада, — не выдержал Гудвин, хлопнув себя по коленям. — Нас словно не хотят на тропу выпускать! Все подходы загажены какой-то дрянью. Ни пройти, ни проехать.

— Закрыты только улицы, — ответила Райли. — Можно попробовать миновать ловушки через здания.

— Тупая идея, — ответил Флинт. — Все знают, что бродить в зданиях опаснее всего. Не аномалии — так ходоки оприходуют.

— А я считаю, что в словах Райли присутствует рациональное зерно, — возразил ему Гудвин. — Есть смысл попробовать. Предлагаю пройти через 'грибной квартал'.

— И надышаться спор?

— У нас у всех есть дыхательные маски. Зато в 'грибном квартале' концентрация аномалий самая низкая. Пройдём через него, и выйдем прямо на тропу.

— Ну, не знаю, — Флинт почесался. — Сомнительная задумка.

— У тебя есть другой вариант? — спросила Райли.

— Однажды, я пряталась в 'грибном квартале' от суларитов, — откликнулась Тинка. — Думаю, у меня получится провести вас по безопасному пути. Если, конечно, все будете в респираторах.

— Да неужели? И что же ты там делала, позволь узнать?

— Грибы собирала, — огрызнулась Райли.

— Прекрасно. Значит проводник у нас есть, — обрадовался Гудвин. — Веди нас, тридцать седьмая.

— Только в могилу не заведи, — добавил Флинт.

'Грибной район' назывался 'грибным' неспроста. Здесь, на территории, занятой пятью-шестью общежитиями, раскинулась самая большая колония грибов-пыхтунов. Поэтому, в своё время, Райли приходила сюда искать свежие грибницы для своих ловушек. Кроме пыхтунов, здесь произрастало ещё несколько видов менее опасных, или вообще не опасных грибов, облюбовавших место, изобилующее 'сырыми' аномалиями и перегноем, образовавшимся после разложения трупов-грибниц.

Где начинается этот район стало понятно без вопросов, потому что грибы начали попадаться ещё на подступах к нему, а воздух наполнился сырым, поганочным запахом. Серая пыль покрывала заплесневевший асфальт толстым слоем. Это были мириады мёртвых спор. На улице их быстро убивало солнце, поэтому дышать можно было без маски, так как вреда эти споры уже не представляли. Ну разве что липли на слизистые, вызывая лёгкую чесотку. А вот к тенистым подворотням, колодцам, старым машинам и, особенно, зданиям, подходить без респиратора уже было опасно. Грибы росли преимущественно в тени и сырости, избегая прямых солнечных лучей. Вольготно под солнцем себя чувствовали лишь какие-то странные мухоморы-зонтики, совершенно произвольных размеров: от сантиметра — до метра в высоту. Я начал было их пинать, но спутники быстро меня одёрнули. Хоть эти мухоморы и не считались опасными, трогать их всё же не рекомендовалось. Помимо мухоморов, к солнечным лучам терпеливо относились разноцветные трутовики-веселушки. Эти гнездились исключительно на древесине, бурно облепляя своими семейками не только живые деревья, но и столбы, заборы, двери.