Дочь Волдеморта - Ночная Всадница

Однако сложившаяся ситуация отнюдь не подтолкнула Беллу сблизиться со своей юной petite‑fille[141] — она никогда не любила детей.

С дочерью беседовала за неимением иных. Но всё равно была счастлива — уж ей‑то не было на что жаловаться теперь.

Да и новая Гермиона импонировала своей матери.

* * *

Первое время леди Малфой часто наведывалась на кладбище к могиле Люциуса и однажды даже встретила там Нарциссу.

Та появилась за ее спиной, и Гермиона оглянулась на хлопок трансгрессии.

Тетушка совсем не переменилась, только, быть может, необъяснимая теперь тень едва заметного надменного превосходства стала четче выделяться на ее нестареющем лице. Холодная и непроницаемая, она лишь едва заметно усмехнулась, увидев свою племянницу. Не проронив ни слова, подошла к могиле и положила на черный мрамор две крупные белые лилии.

Выпрямилась и застыла, глядя на мрачный знак последнего приюта бывшего супруга.

— Какая символичная встреча, — произнесла Нарцисса вдруг, всё еще не удостоив Гермиону взглядом. — Осталось еще проводить туда моего внука, да, Кадмина? — продолжила она и снова умолкла, а Гермиона не нашлась, что ответить. — Молодец, девочка, — снова заговорила Нарцисса, чуть погодя. — Впечатляет. Я действительно полагала, что знаю его, — усмехнулась она, кивнув на могилу. — И мне стоит позавидовать тебе, ибо воистину ты творишь чудеса. Жаль только, — Нарцисса сделала паузу и жестко докончила: — что они завершаются на кладбище.

С этими словами тетушка развернулась и пошла прочь, на ходу трансгрессировав с громким отрывистым хлопком.

Это было их первой и последней встречей за минувшие восемь лет…

Глава XXXIV: Тайны Блэквуд–мэнор

Я быстро повзрослела на войне,

Из девочки вдруг обратилась в волка,

С циничной смелостью под ноги красоте

Сложила непорочность в имя долга.

И добровольно оборотнем став,

Презрев свою судьбу и добродетель,

Ушла в кромешный и жестокий ад,

Откуда не вернуться без ответа.

Мне жизнь свою и честь свою не жаль —

Без наших жертв кругом наступит сумрак.

Но только память мне мою отдай,

Уж лучше вспомнить всё, и стать безумной…

Гермиона, особенно с наступлением лета и окончанием занятий в гимназии, часто проведывала плененную Габриэль Делакур в ее подвалах.

Если долго спускаться всё время вниз, начинает казаться, что под Блэквуд–мэнор вырыт путь в преисподнюю. Зачем были созданы эти грандиозные катакомбы — много большие, чем сама усадьба, чем даже вся прилегающая к ней огромная территория? Действительно, есть ли у них конец, или какая‑то магия всё еще пожирает землю где‑то там, внизу, создавая бескрайние коридоры и лазы, которые никуда не ведут?..

Беллатриса рассказывала, что в детстве отец пугал ее и сестер, что за непослушание сошлет их в эти бесконечные коридоры и они будут блуждать там вечно.

Где‑то в этих глубинах некогда расстались с жизнью Виолетта и Ирма Блэк, свекровь и невестка, предки Гермионы по материнской линии. В семье ходило предание, что призраки их всё еще блуждают где‑то там, но не могут отыскать пути на поверхность…

Новое пристанище Габриэль, разумеется, было не столь далеко. Вполне оборудованное, комфортабельное и удобное, овитое магией, заменяющей свежий воздух и солнечный свет. С огромной библиотекой и домовиком Формозом, готовым по первому требованию доставить матери будущего наследника всё, что угодно, кроме свободы.

Воспоминания и мысли, которые могли бы превратить это заточение для Габриэль в бесконечный ад, остались в каменных шкатулках Ли Джордана. Но всё равно она напоминала Гермионе красавицу, золотыми цепями прикованную к колыбели еще не рожденного младенца.

Без шанса обрести свободу.

Гермиона неожиданно сблизилась с этой девушкой, о которой знала больше, чем та сама помнила о себе. Здесь, в усадьбе, она подсознательно предпочитала подземное общество Габриэль компании своей матери в комнатах дома. Беллатриса была чрезмерно убежденной приверженкой Волдеморта, увлеченной только им — и не утруждала себя излишним театром для выросшей дочери.

А еще леди Малфой было Габриэль жаль. Волдеморт не говорил, что собирается делать с ней после того, как родится ребенок. Уверял, что и сам еще не решил этого. Мол, если ему вздумается побыть жестоким, он ее отпустит. А на недоумение дочери пояснил:

— Сама подумай, что будет, если после этого вернуть ей всю ее память.

В конце июня Габриэль внезапно стала жаловаться на беспокоящие ее шумы, идущие будто бы из глубины катакомб. Отрывочные и нечастые, они прекращались, едва она кликала эльфа–домовика, и потому все были убеждены, что это — игра ее воображения.

— Впрочем, там могут быть призраки, — беспечно замечала Беллатриса. — Издавна считалось, что они есть там, но их никто никогда не видел. Ma grand‑mère[142] и ее belle‑mère[143] лишили себя жизни вместе, когда grand‑père Поллукс бросил жену и переехал жить к дяде Альфарду. Но то, что от этих женщин остались призраки, мне кажется лишь легендой. В семье Блэк не принято шататься после смерти без упокоения. Это моветон. У девочки гормональный взрыв, к тому же она не привыкла к уединению — вот и мерещится невесть что…

Усадьбу Блэквуд–мэнор отстроил в 1911 году для своего младшего сына Кигнуса и его молодой супруги Виолетты, урожденной Булстроуд, Финеас Найджелус Блэк. Переходя по наследству старшему из сыновей каждой новой семьи, владения перекочевали сначала к Поллуксу Блэку, а затем — к Кигнусу–младшему, отцу трех сестер Блэк и Лили Эванс.

К своему глубочайшему удивлению узнала Гермиона, что Альфард и Кигнус были братьями–близнецами, но последний родился на полчаса раньше, и это определило будущего владельца Блэквуд–мэнор на магическом уровне.

Кто из хозяев усадьбы создал под ней бесконечные подземные катакомбы и с какой целью, Белла, нынешняя собственница Блэквуд–мэнор по праву старшинства, не ведала. Помнила только пару преданий да страшилок, связанных с бездонными подвалами дома, утративших всякий смысл, едва она подросла.

Глубоко туда никто никогда не сходил.

Стараясь поддержать Габриэль, да и любопытства ради, а может быть, и в погоне за новыми ощущениями, Гермиона как‑то явилась к матери своего будущего брата, как говорят, с вещами — планируя ночевать в ее подземных покоях столько, сколько потребуется, чтобы вычислить источник непонятных звуков или удостовериться в его мифичности. Тем более следовало приучать Генриетту снова спать саму — после смерти Люциуса леди Малфой взяла за правило по ночам быть подле дочери и теперь девочка не могла отвыкнуть от этого.