Не говорите Альфреду - Нэнси Митфорд

очень полезна, ей нельзя даже доверить разложить карточки на столе, не говоря уже о рассадке гостей. В любом случае это придется сделать мне. А сейчас мне надо связаться со стариной Ю.

– А если посадить месье Бюссона рядом с Норти, чтобы она могла сама рассказать ему о лобстерах?

– И нажить врага на всю жизнь? Прежде он не был министром, ему совсем не понравится сидеть рядом с вашим секретарем. Мы должны заставить ее извиниться перед ним до обеда – это счастье, что Норти так неотразима для французских политиков. А теперь – к делу. Давайте посмотрим, кто тут у нас. Полагаю, мне придется вести к столу именно Норти? Никаких надежд заполучить Грейс, а? К слову о Грейс, почему бы не позвать ее помочь вам с цветами и прочим? Ей бы очень понравилось.

– Филип, отличная мысль!

– Да, я сейчас ей позвоню – она будет рада.

Он оказался совершенно прав. Грейс приехала ко мне на своей машине после ланча и отвезла меня в пригород Сен-Клу, чтобы нарвать цветы для приема. У Валюбера было там поместье, рядом с парком, старинный сад на территории охотничьего павильона, разрушенного немцами в 1870 году. Здесь он выращивал цветы и фрукты для собственного удовольствия. Приятное, романтичное место, особенно осенью, когда темно-зеленые листья были испещрены желтыми крапинами, а на старых фруктовых деревьях висели яблоки, груши и персики. Сложно даже представить, что находишься всего в десяти минутах езды от Парижа. Цветы росли в кадках и каменных вазах, а те, что предназначались для срезки, были посажены ровными рядами, как овощи, за грабовой живой изгородью.

– Шарль-Эдуар не любит, когда цветы растут в земле, – объяснила Грейс. – Посмотрите, как жаркое лето помогло распуститься цветам апельсина и даже позволило созреть плодам. Это большая редкость в здешнем климате. – Одетая в темно-серое льняное платье, воротник и манжеты которого были украшены ажурной вышивкой, она выглядела тут очень уместно, как, впрочем, всегда, при любых обстоятельствах. Грейс дала мне секатор, чтобы срезать розы, лилии, штокрозы, туберозы, гвоздики, фуксии и герани. – Мы создадим прелестную композицию, – сказала она. – Разве они пахнут не лучше, чем те, что покупаешь в магазинах?

– И нет больничных цветов, – заметила я. – Это редкость в данное время года.

– Эти ужасные гладиолусы… Английские осенние цветы мне совсем не нравятся.

– В местных больницах они тоже есть.

– Но не такие противные. Англичане всегда превозносят себя как опытных цветоводов, лучших садовников на свете и все такое, но во что это выливается en fin de compte [62]? В астры да хризантемы, которые пахнут кладбищем. Вы когда-нибудь замечали, что те самые вещи, за которые англичане больше всего себя хвалят, здесь, во Франции, лучше? Машинисты поездов пунктуальнее; твидовая одежда красивее; в футбол французы всегда выигрывают. Врачей и сравнивать нечего, тут никто не умирает раньше ста лет. Лошади – у нас есть месье Буссак[63]. Почта, дороги, полиция… Франция гораздо лучше управляется…

Меня охватил гнев.

– Ну же, Фанни, – продолжила Грейс, – я жду ответа. Вы жена посла, вам положено это знать.

– Это несправедливо. У вас данные темы наготове, чтобы ими щеголять, а мне, если я начну ставить их под сомнение, нужно подкрепить их фактами и цифрами. Прежде чем я увижусь с вами в следующий раз, мне надо подготовиться, но на данный момент у меня в голове пустота. О! Я знаю, правосудие! У нас дома оно лучше и гораздо быстрее – признаете?

– Да, мы быстро отправляем людей на виселицу. Сбиваем их с толку на свидетельской трибуне, а потом вешаем. Дайте мне старого доброго судебного следователя, кропотливо занимающегося своим делом, когда я в беде…

– Нет, Грейс, мы их больше не вешаем.

– Даже убийц?

– Особенно их.

– Неужели? Мне эта новость не нравится! Вы хотите сказать, что люди могут убивать сколько угодно и им за это ничего не будет?

– Да. Если только вы не женщина-полицейский. Я не уверена, что им положено травить, а может, это стрелять запрещено. Но не беспокойтесь. Если они знают, что ничего не случится, они убивают меньше.

– Правда?

– Да, обо всем этом писали в газетах. Послушайте… я вот еще о чем подумала… у нас на родине газеты лучше…

– Я их почти не читаю, только когда Мокбар на нас нападает, тогда какой-нибудь доброжелатель делает вырезку и присылает нам. Он отличный журналист, такой лоск, такая достоверность!

– Вы ведь регулярно получаете «Таймс», – произнесла я. – Постарайтесь быть правдивее, Грейс.

– Да, мой отец ее присылает, но мы едва ли когда раскрываем газету. Я храню ее, чтобы летом накрывать мебель.

– Я подумала еще кое о чем – о средствах, способствующих пищеварению.

– Ладно, отдаю вам эти средства и отдаю оксфордский джем и, если вы будете паинькой, еще консервированные креветки. А вот это весьма символично. Единственная тема, в которой мы сходимся, – это еда. Она не считается достоинством англичан. Зато вещи, какие они ставят себе в заслугу, на деле обманывают ожидания.

– Теперь уже стали «они»! – возмутилась я.

– Не сердитесь, Фанни. В конце концов, Шарль-Эдуар и мои дети – французы.

– Это не причина принижать англичан.

– Я их не знаю – не так чтобы совсем, но они раздражают меня своим показным превосходством. Как же меня от них знобит! Я имею в виду не только климат…

– Климат такой же, как и здесь.

– Чепуха, дорогая, никакого сравнения… Но и сердца тоже холодные. Я наблюдала это вчера. Мне пришлось пойти на свадьбу в консульство – она была холодна, как благотворительность. Бормотание, бормотание, бормотание… разрешите высказать вам мои наилучшие пожелания… И все. Подумайте, насколько это отличается от бракосочетания в мэрии! Когда невеста с женихом входят, господин мэр, в своем шарфе через плечо, вскидывает руки, как генерал де Голль: «Mes enfants! Voici la plus belle journée de votre vie…»[64]

– Да, Грейс. Я считаю, что люди должны быть самими собой. Вообразите бедного мистера Стока, вскидывающего руки и восклицающего: «Дети мои, это самый прекрасный день в вашей жизни»? Если он так сделает, это будет просто нелепо.

– Нелепо, потому что у него нет сердца. Вот на что я сетую.

– В общем, это не прозвучало бы убедительно на вчерашней свадьбе, как подумаешь, что обоим Чеддсли-Корбеттам около семидесяти лет и они разводились несколько раз.

Мы срезали цветы, а потом Грейс спросила, как продвигается дело с островами Менкье.

– По-моему, ничего нового. Мистер Грейвли приезжает сюда на следующей неделе, чтобы встретиться с месье Буш-Бонтаном. Отчасти по поводу островов, полагаю.

– Правда? Привозит