Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Религия и духовность » Эзотерика » Очерки русской этнопсихологии - А. Андреев

Очерки русской этнопсихологии - А. Андреев

Читать онлайн Очерки русской этнопсихологии - А. Андреев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 35 ... 55
Перейти на страницу:

Кстати, русский язык плохо принимает и само выражение "психология", как только оно перестает быть термином. "Наука о душе" не звучит в русском, хотя легко и естественно принимает сходные сочетания, типа наука побеждать или наука мышления.

Полтораста лет психология всерьез сражается за то, чтобы занять место равной среди других наук. Это место равного есть место в обществе, свое место, со всеми вытекающими из этого последствиями. Место в обществе, в первую очередь, всегда достойное место! А у человека, занимающего достойное место, всегда имеется один отличительный признак, показывающий всем его место в обществе и их место относительно него – признак этот называется мундир, форменный мундир в соответствии с табелем о рангах. Мундиром русского аристократа конца восемнадцатого начала девятнадцатого веков был французский язык, который был его главным отличительным признаком от плебса, то есть русского народа. Одежду можно украсть или присвоить, как и трон, но языком надо владеть. В присутствии говорящих на языке аристократии остальные сразу осознают свое место и их место в обществе.

Вот в этом, пожалуй, и скрыт ответ на вопрос о целях, правящих большинством психологов при написании их работ тем языком, который считается языком "научной психологии". Занять достойное место…

В народной культуре, как и в науке, все повторяемо. Это дает основание для вопроса: не является ли цикличность народной жизни, праздников, труда, своего рода признаком "научности" той "психологической теории", которая лежала в основе устроения этой жизни? "Научность" в этом случае означает определенную равноценность народного мировоззрения современной науке с каких-то точек зрения, в частности, с точки зрения повторяемости результата, предсказуемости, нацеленности на решение жизненных задач. Конечно, подобная "психологическая теория" не имеет автора, в то время как наука глубоко личностна, однако, анонимность не есть признак неистинности. Эту теорию мы можем назвать по-русски Мировоззрением, что означает "способ видеть мир". Что это такое – вопрос долгих исследований, но сразу можно сказать, что народное мировоззрение – самый мощный из психологических инструментов выживания в земных условиях, находящийся в распоряжении как непсихологов, так и психологов. И выражается оно, в первую очередь, в языке. И именно в языке мы видим наибольшее расхождение современной психологии со своей материнской средой.

И тут надо честно признать, что это именно наука, психологическая наука, молодая и заносчивая, как ее творцы, вроде Сеченова и Павлова, не успев родиться, принялась создавать свой язык внутри русского языка, даже не попытавшись присмотреться к нему, поискать, нет ли в русском языке уже готового подъязыка, так называемой "наивной" или народной психологии. Что в итоге? Создан язык для своих, язык свойства. Но между тобой, как русскоязычным человеком, живущим в мировоззрении, вросшем в тебя с детства в соответствии с тем способом, каким видят мир русские, и миром, который исследуется, встал дополнительный инструмент – "научный язык", на который увиденное надо дополнительно переводить. Это при всей-то сложности мира!

В итоге внутренне первоочередной задачей психолога становится познание "языка науки" и уж только во вторую очередь – понимание познаваемого. Редкая птица долетает до середины Днепра!..

Конечно, практические задачи научного поиска и обработки материалов предъявляют весьма определенные требования к языку. Одно из них – необходимость в иностранных заимствованиях, когда отсутствует соответствующее русское слово. Знаменитый пример с калошами-мокроступами, когда почвенникам было доказано, что фанатично отказываться от заимствования нового – неразумно. Однако, чем лучше фанатично заимствовать и даже искусственно изыскивать иностранные замены русским словам? Если мы приглядимся к заимствованиям, то увидим, что они, по сути, бывают двух родов. Первый – это заимствование имен, второй – понятий. Очень легко и естественно вписываются в русский язык все слова, которые пришли к нам вместе с соответствующим предметом: трамваи, троллейбусы, автомобили и тому подобное. Есть предмет, есть называющее его имя. Язык обогащается и не страдает. Но это скорее народный или собственно языковой уровень заимствования. Науку он не удовлетворяет. Наука предпочитает заимствовать по крупному, выкидывая понятия и заменяя их терминами, которые можно потом бесконечно переводить и комментировать в целых трудах. Дико видеть сейчас психолога или психиатра, который, крутя перед собой рукой, просит: "Подскажи, как это по-русски! Эмоции, эмоции! Как это по-русски!" Одна только литература по определению отличий эмоций от чувств могла бы занять книжную полку.

Конечно, ни один живой язык не может обходиться без заимствований. Но, принимая это положение, каждый раздел науки должен, как мне кажется, вполне осознанно поставить и решить вопрос о собственном языке. Наверное, совершенно не имеет значения, на каком языке говорят чисто знаковые науки типа математики, лишь бы сами ученые себя понимали. Но для наук мировоззренческих этот вопрос не так однозначен. В общем, любая наука имеет право на свой язык, в том числе и психология. Этнопсихология, как психология межэтническая, наверное, может говорить на некоем усредненном языке, научном эсперанто, одинаково понятном любому из изучаемых этносов. Но психология этнографическая, изучающая мировоззрение, не может не ориентироваться на язык того народа, чье мировоззрение она изучает, особенно в части мировоззренческих понятий. Русская этнопсихология должна говорить на чистом русском языке, соответствующем ее целям.

Впрочем, стремление к "особому" языку есть признак отнюдь не злого умысла, а всего лишь того, что соответствующее сообщество живо и борется за выживание. Любое сообщество в обществе создает свой подъязык в рамках общенародного языка. Его, наверное, можно назвать паразитным языком, потому что такие подъязыки используют в основном общенародный язык с его словарем и грамматикой, внося лишь поверхностные отличия для того лишь, чтобы выделить своих из всего остального народа. Потребность выделиться – один из сильнейших механизмов общественной части человеческого мышления. Безусловно, подобный особый язык был и в Тропе.

Тропе вообще было присуще обособляться и выделять себя в самостоятельный и самодостаточный мирок, одновременно прячась, насколько я это понимаю. Так было во времена скоморошества, так было в офенские времена, так это и сейчас.

Причина этого, очевидно, в наличии собственного образа мира, содержащего в себе все, что необходимо для полноценной жизни. И подтверждением этого является всегда полноценный язык. Язык не только словесный, в первую очередь, полноценный понятийный язык.

Естественно, особый язык просто так не рождается. И офенский язык, и язык шерстобитов, и язык конокрадов, и "галицкий лимент" и тому подобные языки прошлого рождаются ради какой-то практической и долгосрочной цели, достижение которой они обеспечивают. Но цель в данном случае становится определенным принципом мироустроения, потому что обслуживающая ее память, запоминая шаги, тем самым накапливает признаки, по сути, присущие миру как явлению сознания: границы, внутреннюю самодостаточность s экономическом и культурном (бытовом) отношении, то есть устройство. Ведь все эти языки обслуживали некую деятельность, достаточно производительную, чтобы обеспечить выживание, и достаточно сложную, чтобы заполнить всю жизнь. Иначе говоря, этот язык становится работающей частью мировоззрения.

Является ли при этом язык живым, определяется не только и не столько даже чисто языковедческими составными, сколько наличием в нем образа мира и образа человека. Именно они определяют устройство языка и способы поведения его носителей, соответственно, и словарный запас и даже грамматику. И, пожалуй, именно разработанность этих двух образов и определяют самодостаточность культурного явления как самостоятельного мира, в котором можно жить. Мне кажется, разработанность именно этих понятий выделяла язык Тропы из всей остальной массы особых языков.

Стоит, однако, оговориться. Требование к этнографической психологии задуматься о своем языке вовсе не является призывом заменять все иностранные по происхождению слова на русские. Это вряд ли возможно вообще, тем более в рамках науки, которая все равно невозможна без собственного языка. Требование вдумчиво подходить к специальным психологическим терминам – не борьба с заимствованиями, а создание собственного научного языка. Оно не относится ни к бытовому общению, ни к разговору о других научных дисциплинах. Зато внутри этнопсихологического текста любое заимствование на уровне понятий есть знак вопроса.

В завершение разговора о языке мне хочется привести маленькое этнографическое добавление из воспоминаний о том, как я сам познакомился с языком Тропы. То, что блатная феня пошла от офеней, общеизвестно. Даль называет офеней картавыми проходимцами. Картавые значит ломающие язык. При этом сами офени свой язык называли не феней, а маяком. Мне кажется, следы этого сохранились в фене. Язык же бывших скоморохов, влившихся в офенство, стал называться у блатных музыкой, что, видимо, произошло от самоназвания офеней – масыги, масы. Дядька же мне говорил, что нельзя путать понятия масыги и мазыки, от которых и произошла "блатная музыка". Масыги – это всего лишь "свои", "наши". Мас – перевернутый сам. Я-сам – масыга. Мазыки же – это потомки скоморохов, "потому что они с музыкой ходили", как сказал Дядька. Язык же мазыков назывался музыкой только блатными. Сами мазыки называли его Свет или Огонь.

1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 35 ... 55
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Очерки русской этнопсихологии - А. Андреев торрент бесплатно.
Комментарии