Сорок дней спустя - Алексей Доронин

Имелось на базе и снаряжение для выживания, включая комплекты зимней и летней одежды.

(Большая часть из них была взята со склада богдановского магазина.)

Кроме продуктов и вещей для собственного потребления готовился обменный фонд, куда входили товары, цена которых в мирное время смешна, но должна взлететь до небес после наступления анархии.

На первом месте в этом списке находились спирт и дешевые сигареты. Куда бы ни катился мир, мужская половина населения России вряд ли сможет без них обходиться.

Дальше шли рабочая одежда и простая, но ноская обувь. Второе было важнее, чем первое. При наличии швейной машинки с ножным приводом чинить и шить ватники сможет любая женщина, а вот попробуй, научись тачать хотя бы самые простые ботинки… И резиновых сапог уж точно взять будет негде. И если без нормальной одежды еще можно перекантоваться, то без нормальной обуви не поработаешь в слякоть или в мороз.

Много у них было запасено и того, что старушки традиционно покупают при первых признаках «разрухи»: соль, спички, сухое горючее, хозяйственное мыло. Для себя берегли сельхозинвентарь, столярные, слесарные и шанцевые инструменты, швейные принадлежности. К дефицитным товарам, которые для обмена не предназначались, относились также лекарства и топливо: бензин, керосин, солярка, газ в баллонах. Разве что будущие покупатели предложат очень выгодные условия…

Но это не скоро, говорил себе Богданов. В первые дни будут больше грабить, чем заниматься бартером.

Разговор не клеился, пока среди них находился чужак. А в том, что это чужак, сомнений у старшего не было.

— Федя, а что ты так сиротливо сидишь в сторонке? — Голос Богданова был ласковым, но все, кто его знал, понимали, что это плохой знак. — Невеселый какой-то. Скажи что-нибудь. Как жена, как детишки?

— Нормально. Вы это, мужики… — Казалось, Федор долго прокручивал все в голове, прежде чем заговорить. — Я вот че хотел сказать. Ухожу я… Задолбало меня.

Он явно думал, что это заявление их шокирует. Но ни Богданов, ни остальные и бровью не повели.

— Уходишь? — хмыкнул старший. — Тогда за каким лешим, дорогой мой человек, ты приехал?

— Вещи свои забрать. «Айземанн» мой. На даче нужен. И так, по мелочи…

— Ни хрена себе заявочка, — прошелестел по комнате ропот. — Соскочить решил? Хер тебе моржовый, а не генератор. Запчасти вместе покупали.

— Дело твое, Федя, — подал голос Богданов, призывая всех к тишине. — Мы этот вопрос оговаривали. Никто тебя не держит, не хочешь быть в команде — забирай свой дизель и проваливай. Еще вопросы?

Мужик бросил на него взгляд, полный неприязни.

Богданов не мог понять, как раньше не разглядел его гнилое нутро. Ему уже встречались такие люди — вроде гоголевского Манилова. Сначала загораются, типа горы свернут, море им по колено. Но только столкнутся с трудностями, как из них выходит весь пар. А потом подворачивается новое увлечение, и все начинается сначала.

Теперь человек перед ним справедливо чувствовал себя гнидой, но винил в этом окружающих, которые якобы не оставили ему выбора; винил товарищей, теперь уже бывших. А еще понимал, что, если уж показал себя гадом, надо хотя бы извлечь из этого пользу.

— Помнишь, я тем летом со стройматериалами помог за спасибо. Компенсируй. А то у меня кредит, взнос до десятого надо покрыть.

— Да уж, герой. Два рулона старого рубероида и пять кубов пиломатериалов привез. Тут другие уголь для котельной машинами возили, удобрения, цемент мешками, продукты… А он убитый насмерть генератор на три киловатта откопал, который чинили всем миром, и теперь еще выеживается.

— Ишь ты, умный какой, — фыркнул парень в футболке с надписью «ZOG[13] is watching you», казначей ячейки Дэн. — У всех кредиты, и ничего, не скулим. Только ты, блин, особенный. «Я устал. Я ухожу», — передразнил он дребезжащим голосом. — Давай еще в ментовку позвони, Федос. Типа мы, зловещая тоталитарная секта, у тебя генератор забрали под угрозой сексуального насилия.

«Дезертир» с трудом выдерживал презрительные взгляды бывших друзей, но находил силы отбрехиваться:

— Да я не в «02», а в «03» позвоню. Пусть бригаду санитаров пришлют, чтоб вас в смирительные рубашки упаковали. Вы ж тут съехали со своим апокалипсисом на…

Трудно было поверить, что четыре месяца назад он слушал с раскрытым ртом их планы относительно выживания после Катастрофы. И все это с такой страстностью, что обманул даже Богданова. А потом вдруг скис. Богданов ругал себя последними словами. Он должен был заподозрить неладное, когда тот на полном серьезе предложил построить дом под куполом на дне Обского моря.

— А ну тихо, горячие финские парни, — подвел черту старший. — Денис, отсчитай ему штуку, и пусть катится домой.

— И это все? — взбеленился Федор. — Да я на вас в пять раз больше…

— Это за вычетом того, сколько ты шашлыков сожрал, по ресторанным ценам. — Богданов взял со стола «уоки-токи» и вызвал сторожа: — Петрович, хорош спать. Открывай сарай и помоги человеку генератор в багажник закинуть. Разобран? Вот и хорошо. Вытащи все, что месяц назад ставил. Быстро.

Федору оставалось только кривить морду в бессильной злобе.

Мобильные тут были бесполезны, но в этом все видели не минус, а громадный плюс. Хоть раз в месяц серьезные люди могли почувствовать себя свободными от городских проблем.

Под гробовое молчание раскольнику вручили новенькую тысячную бумажку из общей кассы.

— Забирай. Ну, доволен? Жалеть не будешь?

— Ой, не начинай свою песню, — разошелся Федор, решив, что его будут уговаривать. — «Когда эта страна развалится, как трухлявый пень, ты сдохнешь», да?

— А ты на самом деле сдохнешь, поверь, — кивнул Богданов, что-то чертя на листке бумаги. — Как и девяносто процентов тех, кто ходит по улицам.

— Скорей уж сто. Кто-то позже, кто-то раньше… Что толку трястись, блин, как заяц в норе?

— Проблема в том, что кто-то гораздо раньше, — без тени усмешки произнес Владимир, продолжая что-то умножать столбиком.

— Тьфу, блин. Клиника… Да не будет этого никогда, я говорю! Тридцать лет долдонят, ждут вашего Звездеца, а он, зараза, не приходит. Может, и придет когда-нибудь, но мы к тому времени в земле сгнием. И вообще… если он наступит, вам не помогут ваш долбаный лагерь, ружьишки, тушенка… Один хрен помрете за неделю, герои… — Не дожидаясь реакции, ренегат вышел в коридор, захлопнув за собой дверь. Тут же его шаги загрохотали по бетонной лестнице. У него явно была склонность к театральным эффектам…

— Дерьмо человек, — со злостью бросил Дэн. — Давно надо было этого клоуна выгнать. Зря ты ему дизель отдал, Володя. Я бы лучше харю начистил.

— Ты бы начистил, а он бы начал трепаться про нас на каждом углу. Нам оно надо? — сухо возразил Богданов. — Надо же, сука, такой энтузиазм изображал… Пусть уходит. Двух нормальных генераторов нам за глаза хватит. Зря, что ли, такие бабки за ветряк отдали? Эх, солнечную панель надо бы, да дорого…

«Может, через неделю, — подумал старший, когда со двора донесся звук мотора отъезжающей машины. — Но без этих мер все шансы подохнуть в первый же день».

Хотя он и сам сомневался, что ЭТО случится теперь, а не через пять — десять лет.

Субботний день Федор Семенов решил потратить на то, чтоб съездить в торговый центр. Там в магазине «Телемир» он собирался взять в кредит домашний кинотеатр с плазменной панелью во всю стену.

Внешне он был спокоен, но в нем до сих пор клокотала злость: «Да иди ты лесом, Нострадамус хренов. Сам тронулся и людям головы задурил… А вы все жопу ему лижете до самых гланд. Секта, натуральная секта. Что я делал с ними рядом? Да просто интересно было посмотреть на таких долбоболов…»

На перекрестке перед светофором скопился длинный хвост машин, и, чтобы не жечь понапрасну бензин, он заглушил мотор.

Открыл окно, но вместо свежего воздуха в машину ворвалась одуряющая волна смрада, наполовину состоящая из выхлопных газов.

Время шло, но пробка рассасываться не желала.

«Да проезжайте вы, бараны. — Вслух он такое сказать не решался, так как габаритами не вышел. — Эти уроды, похоже, дальтоники…»

Федор еще раз бросил взгляд на светофор, пригляделся и присвистнул от удивления. Тот не горел. Совсем. Будь Семенов чуть внимательнее, он заметил бы, что огромный рекламный экран у дороги и неоновая вывеска кафе погасли.

Семенов повернул ключ в замке зажигания и обомлел — автомобиль не заводился. Магнитола и приборная панель тоже не включались.

Как и большинство водителей, он не покинул машину до самого конца. Когда на них обрушился поток слепящего света, дикая боль в глазах мгновенно сменилась абсолютной тьмой. Пламя вспышки ослепило человека, заставило краску его автомобиля пойти пузырями, а шины загореться с чадным дымом. Идущая следом ударная волна обрушилась сбоку, смяла «тойоту» вместе с сотней других машин, застрявших на перекрестке; сверху на них посыпался град битого стекла и кровли, сметенной с соседних домов.