Чаша огня - Сергей Дмитрюк

Я спустился в тень кленов, окаймлявших лужайку перед входом в главный учебный корпус, и уселся там, на небольшую пластиковую скамью, с таким расчетом, чтобы меня было хорошо видно всем выходящим из здания. Тишина и спокойствие окружающей природы так не походили на то, что творилось сейчас в этом гигантском детском «улье», полном наивных тревог, высоких надежд и радости каждодневных открытий. Но в этом-то и была вся прелесть детства, которое так быстро проходит!

Я рассеянно посмотрел на залитую солнцем площадку перед входом, и заметил, как от группы воспитанников второго цикла отделилась стройная фигурка Юли. На ней была короткая белоснежная юбка, и такой же топ, отороченный золотой каймой, оставлявший открытыми ее загорелый живот и плечи. Юли быстро огляделась по сторонам, заметила меня под кленами и, едва сдерживаясь, чтобы не побежать, торопливо зашагала в мою сторону. Я поднялся ей навстречу. Когда между нами оставалось всего несколько шагов, она все же не удержалась, и радостно бросилась мне на шею.

— Максим! Как же долго я тебя ждала!

Нежная мелодия ее голоса ласкала мне сердце. Я окунулся лицом в ее волосы, задохнувшись от их чудесного запаха. Подхватил ее на руки — легкую, словно пушинка — закружился с ней, растворяясь в ее ликующих сияющих глазах. Потом она слегка смутилась и попросила опустить ее на землю.

— Похоже, ты и впрямь решила «тщательно обдумывать свои поступки»? — шутливо спросил я.

Она быстро сообразила, что к чему, и радостно всплеснула руками.

— Так ты слышал выступление нашего тянь-ши? Правда, он очень умный человек?

— Как и все люди его профессии. Говорил он очень толково. Так что ты заруби его слова на своем чудесном маленьком носике! Не то наделаешь в будущем много непоправимых ошибок!

Я шутливо коснулся пальцем кончика ее носа.

— Да, ну тебя! Вредный ты какой, Максим! — с шутливой обидой воскликнула Юли и прищурилась. — Ты лучше ответь мне, почему так долго не навещал меня?

Она положила обе руки мне на плечи, хмуря брови, хотя в глазах ее прыгали озорные «чертики».

— Забыл меня? Совсем? Да? Ты же знаешь, что я не могу покидать школу накануне выпуска! Бессердечный!

— Прости меня! Прости, если сможешь!

Я шутливо припал на одно колено, прижимая ее ладонь к своему лицу.

— Нет тебе прощения, неверный! — с театральным пафосом воскликнула Юли и легонько оттолкнула меня. Я упал на траву и, раскинув руки, застонал:

— О! Жестокая! Я не вынесу этого!

Юли смотрела на мои дурачества, стараясь сохранять надменный вид, но вскоре не выдержала, и звонко рассмеялась.

— Ладно, мученик! Вставай! Я прощаю тебя.

Она озарила меня своей чудесной улыбкой, склоняясь ко мне, чтобы помочь встать. Я задержал ее руку, нежно гладя запястье.

— Прекрасная царица! Но хоть сегодня ты можешь покинуть чертоги своего дворца и уделить внимание мне, своему покорному рабу?

— Сегодня? — Юли выпрямилась, сияя глазами. — Ты угадал. Сегодня я вся твоя!.. Ой, Максим! Я так соскучилась по тебе! — Она повисла у меня на шее, крепко прижимаясь ко мне всем телом.

— И я сегодня весь твой!

Она слегка отстранилась.

— Правда? А разве тебе не нужно быть у себя на работе?

— Сегодня нет.

— Что-нибудь случилось?

Слабая тревога прозвучала в ее голосе. Живя в доме своего отца, она прекрасно знала о нашей неспокойной работе, и всегда безошибочно угадывала, когда случались какие-то происшествия. Словно, особый барометр, она чувствовала скрытые внутренние напряжения между людьми, поэтому обманывать ее было бесполезно.

— Ты как всегда угадала. Мы действительно сейчас занимаемся одним очень странным и запутанным делом.

— Что-то серьезное? — на лице Юли появилась озабоченность.

— Да. В одном из институтов, расположенном в предгорьях Гималаев, пропала девушка-студентка. Все говорит о том, что ее похитили. Пока мы точно не знаем кто и с какой целью.

Я замолчал, заметив, что Юли начинает хмуриться всерьез, и поспешил сменить тему разговора.

— Но не будем больше об этом! Я ужасно устал за вчерашний день. К тому же твой отец устроил мне порядочный разнос, доказав, что я был слишком самонадеян.

— Ну, и правильно! Ты порядочный злюка и задавака! Сама не понимаю, почему я все еще дружу с тобой? — Юли наморщила лоб, хватаясь ладонями за щеки и сокрушенно качая головой.

— А я знаю! Потому что ты любишь меня!

Я подхватил ее на руки и закружился с ней вместе.

— Ой, ой! Пусти сумасшедший! — стала отбиваться она, пытаясь встать на ноги.

— Да, я сумасшедший! Я потерял голову и сердце из-за этой чудесной и неповторимой девушки! И пусть об этом знают все!

— Ты сошел с ума! — на лице Юли появился веселый испуг. — Что ты говоришь? Здесь же кругом дети!

— Дети тоже знают про любовь! А я люблю тебя! Ласточка моя!

Я тонул в ее удивительных глазах, в которых сейчас было столько нежности, столько любви ко мне, что сердце радостно пело в груди, вырываясь наружу.

— Я хочу подарить тебе сказку, потому что сегодня наш день. Понимаешь, наш!

Мы шли, обнявшись, все дальше углубляясь в парк, медленно ступая по мягкому ковру шелковистых трав. Со всех сторон бесконечными оттенками красного и желтого цвета пестрели цветы, озаряя зелень густого кустарника, окаймлявшего берега большого круглого озера. Разбуженные цветением, словно охваченные живым пламенем, стояли раскидистые деревья, и ослепительно-яркая дорожка оранжевых цветов убегала вглубь парка, теряясь среди листвы. Буйство красок, щебет птиц, пьянящие ароматы, струящиеся по ветру, — все это действительно было похоже на сказку. Я нарочно привез Юли сюда, в Сады Любви, лучшее место для всех влюбленных, где царила вечная весна.

Мы спустились к озеру, и тут заметили на берегу его сгорбленную одинокую иву. Она была почти сухая, с растрескавшейся корой, и так странно смотрелась здесь, среди цветов, скорбно клоня к воде длинные тонкие ветви.

— Смотри, Максим! Какая старая… — негромко воскликнула Юли, указывая на неказистое дерево, казавшееся таким печальным и всеми покинутым.

Юли подбежала к нему, замерла около самой кромки воды и осторожно погладила шершавый, в рубцах и трещинах ствол. Я подошел следом за ней.

— Совсем старая! — повторила Юли, сокрушенно качая головой, обводя пальцами трещины в коре. — Скоро и я стану такой же, как она… Кожа моя будет морщинистой и жесткой, и сама я сгорблюсь вот так же…

Слова ее вызвали на моих губах невольную улыбку. В самом деле, в ее возрасте, когда жизнь только начинается и впереди столько прекрасного, столько невыполненных дел и свершений, думать всерьез о старости? Сейчас, когда наша жизнь простирается далеко за границы целого столетия!

— Ну, любимая, это будет еще совсем не скоро! — не скрывая иронии, сказал я.

— Скоро, скоро! Не спорь! — убежденно воскликнула она и грустно добавила: — Годы летят так быстро, и жизнь проходит так незаметно, особенно сейчас, когда вокруг происходит столько грандиозного, и во всем нужно непременно участвовать, везде побывать, все успеть, чтобы оставить свой след на Земле или где-нибудь на далеких звездах… А ведь мне уже почти двадцать лет, Максим! Представляешь? Двадцать! — раздельно повторила она, вслушиваясь в звук своего голоса. — И я еще ничего не сделала в своей жизни! Детство так быстро пролетело, а старость вот она, уже не за горами!

Я не выдержал и весело рассмеялся. Юли обиделась.

— Зачем ты смеешься? Ты думаешь, я не права? У-у! Какой ты!

— Старость? — давясь от смеха, спросил я. — Что такое старость в наше время?! По-твоему, я старый? А ведь мне двадцать девять!.. Нет, Юленька, это далеко не старость! Это колыбель, и мы с тобой еще совсем не опытные юнцы! Старость приходит, когда человек больше не может отдавать всего себя любимому делу, служить обществу и людям в полную силу. Когда душа его больше не вторит мелодии молодости. Вот тогда приходит старость и неминуемая смерть, потому что эта жизнь до конца исчерпана, и душе необходимо вновь возродиться в новом теле. Нет, мы с тобой не стары. В нас кипит энергия молодости, и мы полны сил и устремлений! Но когда придет час, и тело начнет дряхлеть, можно будет сделать полную или частичную ревитацию, и ты снова станешь такой же молодой и красивой.

— Омоложение? — Юли оперлась спиной о ствол дерева и шутливо поморщилась. — О, нет! Реставрироваться, как высохшая мумия? Это не для меня! Лучше уж я буду такой вот старой и не красивой, чем отдавать себя в руки врачам-косметологам и энерготерапевтам.

Она замолчала, глядя на меня смеющимися глазами. Я подошел к ней вплотную, склонился над ее лицом, погружаясь взглядом в омут ее глаз.

— Послушай, малыш! Я давно хотел тебя спросить… Что сталось с твоей матерью? Где она? Я никогда не видел в вашем доме ее фотографий.