Байки офицерского кафе - Сергей Козлов

Выход на бронегруппе в район отметки 2014. Сидим на броне ночью, и тут Рожков сиганул как кенгуру на соседнюю машину, прыгнул ногами в люк и начал утаптывать механика-водителя. Оказывается, он заметил вспышку от спички, когда солдат прикуривал, а люк был открыт.

В пору исполнения мной обязанностей ротного Леха дал два хороших результата, его старые просчеты, наконец, были забыты, он постепенно заматерел и стал очень толковым офицером. Может быть, с трудом, но, вникнув во что-либо, он становился после этого идеальной машиной по исполнению этой работы. Причем в машине этой уже никогда и ничего не ломалось.

Как-то я, оставаясь в очередной раз за командира роты, готовил группу Лехи Рожкова, а потом и высаживал ее для ведения засадных действий. Уже на аэродроме Леха по пути к вертолету попросил меня поднести его рюкзак к ведущей вертушке, где мы с ним должны были лететь. Сам он направился к ведомому борту, чтобы уточнить порядок действий при покидании бойцами вертолета. Приняв на плечо Лехин рюкзак, я чуть по колено не ушел в бетон аэродрома. Кряхтя, я дотащил его альпийский рюкзак до вертушки, где с облегчением передал его бойцам.

— Странно, что же у Лехи там лежит? — подумал я.

Но времени для расспросов не было. Когда прибежал Леха, над нами заходили ходуном лопасти вертушки, и мы, сделав пробный подскок, покатились на взлет. Однако интерес к тому, что же за тяжести таскает с собой Леха, у меня не пропал. Говорить же в лоб, что его рюкзак намного тяжелее моего, как-то не хотелось. Это значило бы, что я хоть в чем-то уступаю Лехе. Поэтому, когда он вернулся, я как бы невзначай спросил:

— Лех! А сколько ты с собой патронов берешь?

— Полтора БК, — ответил Леха.

— Странно, — подумал я. Я тоже беру с собой шестьсот пятьдесят.

— Леш, а гранат сколько? — не отставал я.

Леха удивленно покосился и сказал, что четыре.

«Блин», — ругнулся я про себя, я-то беру шесть. Да еще двадцать к «подствольнику», который Леха с собой не носит.

Продолжая выведывать, что же такого тяжелого лежит у Лехи в мешке, я узнал, что сигнальных средств у него столько же, да и всех остальных при-бамбасов так же.

Озадаченный, я отступился. Но все равно было очень странно. Лехин альпийский мешок весил почти в полтора раза, а то и больше, моего РД.

Случай открыл этот секрет. Спустя пару месяцев, когда я уже и забыл про Лехин мешок, случайно я стал свидетелем того, как он его готовит к выходу. Было это в нашей каптерке, где у Лехи хранились его личные, неприкосновенные, стратегические запасы еды. Потомственный запорожский казак, Леха не мог жить без сала. Его он привозил аккурат столько, чтобы хватило до следующего отпуска. При этом он никогда не жадничал и охотно угощал нас предметом своего вожделения. Кроме этого, у Лехи там хранились запасы всевозможных консервов. Где он их раздобыл, оставалось секретом.

Уложив в свой мешок патроны, гранаты и прочие предметы военной амуниции, Рожков приступил к основному, как я понял, моменту подготовки к выходу. На столе перед ним стояли ряды консервных банок: «Картофель полевой с мясом», «Каша гречневая полевая с мясом», «Говядина тушеная», «Свинина тушеная» и что-то еще, чего я впотьмах не разглядел. Там же лежало несколько буханок хлеба и стратегический шмат сала, размером с прикроватный коврик. Вдохновенный вид моего соратника говорил о значимости момента. Наверное, так выглядел Наполеон в момент принятия решения перед своими сражениями. Подумав немного, Леха могучей дланью отделил добрую треть всех консервов и сгреб их в мешок. Встряхнул в руках, подумал, бросил туда еще пару банок. До этого в мешке уже лежали три нераспечатанные коробки сухого пайка «эталон № 5». За консервами в мешок полетели пять фляг с водой емкостью 1,7 литра, несколько буханок хлеба. В конце священнодействия Леха точным ударом ножа отсек фрагмент от пласта сала и, завернув в газету, положил в альпийский мешок. Подумав немного, Леха вышел из палатки дать какие-то указания. Пока его не было, я на руках прикинул вес Лехиного мешка и ощутил уже знакомую тяжесть. Все было ясно.

При том, что боеприпасов мы носили примерно одинаковое количество, а в чем-то я даже лидировал, продуктов мы брали совершенно разное количество. Из трех сутодач пятого эталона я брал только три пачки галет, весь сахар, сгущенку, шоколад, паштет и говяжью тушенку. Свиную не брал из-за того, что в жару ее жир плавился и есть это было невозможно, кроме того, она усиливала жажду. Супы я тоже оставлял в ППД. Все это потом могло пригодиться, но на войне было лишним грузом, хоть и небольшим.

Леха со своим богатырским здоровьем не ленился таскать всю вышеперечисленную снедь.

Заслуживает внимания процесс приема им пищи. Его разведчики рассказывали, что Рожков, придя на место, выставлял наблюдение, организовывал боевой порядок в засаде, а после этого начинал трапезу. Обычно до рассвета после длительного марша оставалось не больше часа. Леха ел много и разнообразно, непременно сдабривая пищу изрядной дозой «украинского наркотика», уминал при этом примерно полбуханки хлеба. После этого пил воду. По свидетельству тех же бойцов, пил он сразу много, как верблюд. Потом ложился спать, предварительно оставив за себя своего заместителя. Спал тоже по-богатырски. От жары обильно потел так, что в глазных впадинах пот стоял небольшими озерами, но это ему не мешало. Днем Леха не ел и не пил никогда.

Второй прием пищи у него наступал, когда садилось солнце, после чего он занимал позиции и ждал караван.

Все описанное здесь идет вразрез с тем, как надо правильно питаться и расходовать воду на жаре, но факт остается фактом. Это лишь еще раз подтверждает, что на вкус и цвет товарищей нет. Поэтому, собираясь на войну или в дорогу, в первую очередь руководствуйтесь своими привычками, а также особенностями вашего организма и психики.

Ордена по сроку и «Герои» по разнарядке

В Афганистане можно было перебить всех до единого духов, но если в это время нет разнарядки на твою часть на присвоение кому-нибудь (без разницы) звания Героя Советского Союза, то можно не волноваться. Звания этого тебе не видать как своих ушей. Затрудняюсь даже предположить, как военное и политическое руководство страны регламентировало героизм в действующей армии. Зато, если есть разнарядка, то можно и ничего из ряда вон выходящего не совершать. Все равно получишь, если соблюдены определенные условия и правила игры.

Помню, когда мы только прибыли в Кандагар и познакомились с офицерами местного дшб, они с явной обидой рассказывали, что командиру 2-й роты Игорю 3. «завернули» назад представление на Героя, хотя он тогда совершил что-то очень героическое. Не было разнарядки и вместо Золотой дали «Красную Звезду».

Спустя несколько месяцев их батальон уехал на Панджшер, где проводили армейскую операцию. После этого Игорь был представлен к званию Героя и вскоре его получил. Причем офицеры рассказывали, что в этот раз ничем особо героическим ни он, ни его рота не отличились. Просто кандагарские десантники воевали «круче всех», и на батальон «спустили» разнарядку на одного Героя. Командир 1-й роты тогда был не в ладах с комбатом. 3-я оставалась в Кандагаре. Вспомнили старые заслуги и дали Игорю.

После получения награды он напился пьяный, повесил орден Ленина и Звезду на «тельник», разделся до трусов и ходил по женскому общежитию с трофейной саблей в одной руке и бутылкой водки в другой. Встретив кого-нибудь, он «накатывал» ему водки, а после этого спрашивал:

— Слушай! Скажи, за что мне эту х… дали?

В данном случае звание присвоили все-таки достойному человеку. А были случаи, когда и не вполне. Как-то довелось читать одно представление, в котором основным достоинством и признаком героизма было то, что человек «лично уничтожил пять мятежников, когда они атаковали КП», где он находился. Если так, то половину моей группы можно было бы наградить этим высоким званием, а некоторых даже дважды.

Расхожая поговорка: «Кому война, а кому мать родна», в полной мере мне стала понятна, когда я был вызван на беседу к Члену Военного Совета армии. Наша служба в Афганистане уже приближалась к завершению. Дело это, то бишь война, и мне, и Мишке Вороницкому, было по душе. Вот и решили мы сдуру написать письмо М.С.Горбачеву с просьбой направить нас в Никарагуа для того, «чтобы передать наш опыт латиноамериканским товарищам». Мы же не знали, что там советники получают в валюте и что за такую командировку нужно давать взятки.

Письмо попало по адресу, поскольку вскоре меня вызвали к ЧВС. «Ворона» не стали трогать. Он к этому времени уже служил в Лошкаргахе. Ожидая, когда меня примет Член, я страдал от безделья в приемной. Там случайно я стал свидетелем такого разговора двух офицеров аппарата ЧВС.