Любовь - только слово - Йоханнес Зиммель

Я достаю носовой платок, прикладываю его к носу и говорю:

— Почему ты раньше не объявилась?

— А почему я должна была это делать? Я все увидела и все услышала.

Вальтер, несчастный малый, подходит к ней и хочет положить руку на ее плечо, но она отталкивает его.

— Геральдина… пожалуйста… пожалуйста…

— Перестань!

— Я сделаю все… все, что ты захочешь… Я извинюсь перед Оливером… Оливер, прости меня, пожалуйста!

Кровь из носа все еще капает, и я не отвечаю.

— Я люблю тебя, Геральдина… я ведь любил тебя так безумно.

Что он говорит? Действительно идиот.

— Прекрати!

— Не могу.

— Ты мне противен.

— Что?

— Да! — неожиданно кричит она так, что в лесу раздается эхо. — Ты противен, противен мне! Теперь ты это понял?

— Геральдина… Геральдина…

— Проваливай!

— Я не знаю, как мне дальше жить без тебя. У меня ведь только ты одна… Пожалуйста, Геральдина, пожалуйста… Я не возражаю… Я не возражаю, встречайся с Оливером, но разреши и мне тоже остаться с тобой…

Мне становится нехорошо. Мужчина все-таки не должен говорить такое!

Она, конечно, с каждым словом все больше и больше входит в образ королевы. Геральдина размахивает в воздухе палкой, которую держит в руке, и кричит:

— Теперь ты можешь наконец исчезнуть и оставить нас одних или нет?

Как побитая собака, он уходит отсюда и растворяется в темноте между деревьями.

Она висит у меня на шее, целует меня.

— Пойдем…

— Не теперь.

— Пожалуйста. Пожалуйста, сейчас.

— Нет, — говорю я. — Мы должны быть на ужине.

Она прижимается ко мне.

— Нет, не должны.

— Напротив. Должны. Особенно я. И вообще, я должен делать все, чтобы избежать всякой шумихи. Я вылетал из пяти интернатов. Это последний, в другой меня уже ни за что не возьмут. Ты обязана это понимать.

— Я понимаю… Конечно, понимаю… Я никогда не буду создавать для тебя трудности, мой любимый, никогда… я буду делать только то, что ты хочешь… если ты только останешься со мной…

Две минуты назад так же покорно и беспомощно говорил Вальтер, как сейчас Геральдина. И чистая случайность, что я сейчас на коне. Именно потому, что я не люблю.

— После ужина, да?

Я киваю.

— Снова в овраге?.. В нашем овраге?..

Я киваю. Хотя твердо решил сразу после ужина мчаться в «Квелленгоф». Ни в какой овраг я не пойду. Мне не хочется больше быть с Геральдиной. Никогда. Даже во время драки, во время урока истории я не мог не думать о Верене. Что ей предстоит? И о том, что я снова увижу ее в четверг утром в клинике.

— Я так счастлива! Ты не представляешь, какой у меня сегодня день! — говорит Геральдина.

— Теперь пойдем ужинать.

— Да, нам нужно торопиться. И потом в овраг! Луна светит… Я забыла в школе плед. Если бы ты знал… если бы ты знал…

— Что?

— Мне кажется, уже целая вечность прошла, как ты ко мне прикасался, Оливер. Когда ты смотрел на меня. Я люблю тебя, Оливер, я люблю так сильно…

— Если мы сейчас не пойдем ужинать, это бросится в глаза. Я не могу себе этого позволить. Тем более с девочкой. Шеф только этого и ждет.

— Да, Оливер, да, я уже иду. Ты совершенно прав. Я знаю, что ты меня не любишь…

Должен я на это отвечать?

— …а эту женщину, которой ты браслет…

На это нужно отвечать:

— Это неправда!

— Нет, это правда… Я не знаю, кто она… Я совсем не хочу знать… до тех пор, пока ты не скажешь мне, что я сказала Вальтеру.

— Что?

— Уходи. Убирайся. Оставь меня в покое.

Бедный Вальтер, если бы ты знал!

Бедные люди. Если бы они все знали…

Это ведь счастье, когда так мало знаешь…

Глава 13

Триста детей ужинают. Школьная столовая расположена в подвальном помещении главного здания. Много длинных столов. Мы должны есть в два приема, по сто пятьдесят человек, так как зал больше не вмещает.

Столы накрыты очень изящно, и воспитатель или учитель присматривает, чтобы никто не ел как поросенок. Чаще всего позади нас садится шеф и ест с нами. Я слышал, что в прошлом году он разрешил есть вместе мальчикам и девочкам. Чтобы они чаще общались и усваивали лучшие манеры, предполагаю я. Но это вряд ли поможет. В нынешнем году шеф пытается добиться этого, применяя другую систему. Девочки сидят слева, мы сидим справа.

Вы не представляете, как много служащих в интернате. Кухарки. Девочки, сервирующие столы (они нас обслуживают), мойщицы посуды, кухонные работники.

Приготовление еды для трехсот детей! Трижды в день! Шеф говорит, когда показывает мое место:

— Постепенно я впадаю в уныние, Оливер.

— Как так?

— Персонала не хватает. Все убегают. Внизу в Розбахе казарма. Она переманивает у меня людей. Я плачу, сколько могу — бундесвер увеличивает плату постоянно! Девушки точно посходили с ума, все крутятся с юношами из казарм. Если так дальше пойдет, будете скоро сами и картошку чистить, и посуду мыть, и сервировать!

Во время этого ужина произошла история с Ганси и Рашидом, маленьким принцем. Представьте себе: большие ребята и малыши сидят за столами как попало. За моим столом сидят Ноа, Вольфганг и еще несколько юношей. Один стул рядом со мной свободен. Конечно, Ганси тотчас берет курс на него и хочет сесть, тогда шеф говорит:

— Нет, Ганси. Ты у нас уже высокий, и у тебя друзья среди маленьких ребят. Садись по ту сторону. Кроме того, ты обрадуешь Али.

— Начихать на Али, — отвечает Ганси сквозь зубы.

— Я этого не слышал, — произносит шеф. — Но в следующий раз я это услышу, Ганси, понял?

Маленький калека кивает, при этом он смотрит на меня, и его глаза снова вспыхивают.

— На этот стул сядет Рашид, — говорит шеф. — Господин Гертерих сказал мне, что он так пожелал. Так как, очевидно, сегодня ночью Оливер что-то сделал для него. Верно?

— Без понятия, — говорю я и смотрю на маленького принца, который так элегантно одет, словно пришел на официальный дипломатический прием.

— Я не хочу ябедничать, — говорит принц по-английски.

— Я тоже не хочу, чтобы ты ябедничал, — говорит шеф. — Я знаю, что происходит. Господин Гертерих рассказал мне, это было настоящее свинство с вашей стороны, Ганси и Али. Пожалуйста, Рашид, садись…

— Большое спасибо, — говорит принц и садится между Ноа и мною.

— …А ты пойдешь на ту сторону за стол Али, — говорит шеф.

Ганси отступает. Уходя, он бормочет мне:

— После ужина мы еще поговорим.

Как в плохой криминальной истории! Но, несмотря на это, я ощущаю комок в желудке…

Рядом с моей тарелкой лежит красная роза. Вольфганг и Ноа уже сострили по этому поводу, прежде чем я сел с Рашидом.

— Пожалуйста, оставьте Оливера в покое, — говорит принц.

— Мы ведь не думаем о нем зло, — говорит Ноа. — Любовь, любовь…

— Я не имею понятия, откуда взялся этот цветок, — говорю я неуверенно.

Вольфганг и Ноа переглядываются, а потом смотрят в сторону Геральдины, которая сидит очень далеко от нас за столом девочек, и лицо ее теперь становится пунцовым.

Вероятно, я заслужил это.

Я хочу, чтобы Рашид, Вольфганг и Ноа после ужина вместе со мной пошли в «Квелленгоф». Это глупо, но постепенно я начинаю бояться Геральдины. У нее не все в порядке с головой, она на все способна. Сейчас она снова смеется этим безумным тяжелым смехом, и все видят это…

Только не скандал. Я беру розу, нюхаю ее и улыбаюсь в ответ. После этого она наклоняется над своей тарелкой и ест, а я успокаиваюсь. Все больше и больше я думаю о том, что за дерьмовая жизнь была бы, если бы не было Верены, которую я увижу послезавтра, в четверг.

Вокруг расхаживают девочки-официантки и подают нам блюда. Когда я перевожу взгляд на Геральдину, то встречаюсь с ней взглядом, и потому я редко смотрю в ее сторону или вообще не смотрю. Мне незачем наживать новых врагов, и я не знаю, о чем известно Ганси, который с Джузеппе, Али и парой рослых парней сидит рядом со мной и так осматривает меня, что я готов упасть замертво на месте, если взгляды будут продолжаться…

Теперь перед каждым из нас тарелка, на которой лежат три редиски и четыре сорта сыра. За столом начинается обмен:

— Дай мне твой эмментальский, а ты получишь мой жерве.

— Мне хотелось бы горгонзолы. Ты можешь взять мой эмментальский.

И так далее. Такие здесь обычаи.

— Ты ведь любишь больше камамбер, — говорит Ноа Вольфгангу, пододвигает ему свой кусок и получает от кивающего Вольфганга кружок гарцского сыра.

— Гарцский нравится мне больше всего, — поясняет Ноа.

И снова Геральдина смотрит на меня. Она сияет. Я вижу, как Вальтер отбрасывает свою салфетку и выходит из зала. Я вижу, как маленький горбатый Ганси смотрит на меня. Я вижу, как Геральдина рассматривает меня. Я почти давлюсь своим куском сыра.