«Операцию «Шторм» начать раньше - Николай Иванов

— Руки держать стаканчиками, стаканчиками, — донесся чей то властный голос. — Дистанция — на корпус лошади. Манежным галопом — марш!

— Докладываю: идут занятия.

— Иди в штаб, я посмотрю и подойду.

Сразу за казармами находился изрытый копытами манеж — огороженная невысоким деревянным заборчиком площадка, похожая на хоккейную коробку. Вдоль забора мчались друг за другом около полутора десятка кавалеристов — обыкновенных солдат, к тому же еще и в красных погонах. Посреди манежа крутился всадник, время от времени подавая команды:

— Выбросить стремена, сократить дистанцию, в колонну по два — марш!

На площадке стало просторнее, несколько солдат принесли щитовой заборчик, и всадники один за другим стали направлять лошадей на препятствие.

— Не заблудились? — послышался над головой Ледогорова женский голос, он оглянулся и отпрянул: за спиной стояла лошадь, на которой восседала…

«Она или не она?» — думал Борис, вглядываясь в кавалериста — в берете, в форме, перехваченной портупеей, в высоких сапогах со шпорами: к этому трудно было привыкнуть после сарафана. Но «антоновки» то, глазища, — точно ее. И язвительность свою, видимо, она с сарафаном не снимает.

— Значит, не заблудились, — ехидничала с высоты девушка. — До штаба довезти? Не бойтесь, это лошадь, если вдруг не знаете. Она добрых людей не кусает.

— Тогда почему вы не покусаны? — не сдержался Ледогоров.

Девушка замерла, мгновение раздумывала над услышанным. Потом лошадь под ней, повинуясь какому то сигналу, встала на задние ноги и пошла на Бориса. Ледогоров решил стоять до последнего, но, увидев прямо над собой перебирающие воздух копыта, все же отскочил в сторону — ну их, этих кавалерист девиц, в баню. И только после этого девушка хлопнула ладонью по шее лошади, поставила ее на ноги, наклонилась к ее уху и достаточно громко, чтобы слышал старший лейтенант, похвалила:

— Молодец, Агрессор. Умница. Пошли.

Она с места взяла в карьер, перемахнула через заборчик и пронеслась по манежу.

«Дурдом какой то, детские игры», — сплюнул Борис и, не оглядываясь, пошел к штабу.

Так вошли в его жизнь кавалерия и Оксана. Много воды утекло за полгода службы, научился и он сидеть в седле, рубить шашкой лозу, чистить копыта лошадей, выбирать им корм и многое другое. Было, конечно, интересно, но — не его. Иной раз даже ставил своего Адмирала на дыбы, вдруг увидев под его копытами взъерошенную землю — вдруг мина? Сапер жил в нем еще цепко, в конечном итоге Борис мечтал вернуться и в ВДВ, и к своему делу, но и новое занятие завораживало, позволяло дням нестись со скоростью Агрессора — самого быстрого в эскадроне скакуна. Наладились отношения и с Оксаной, а когда оказалось, что ее фамилия к тому же еще и

Борисова, Ледогоров в одну из встреч так и сказал:

— А вот и моя Оксана.

— С чего это ты взял? — Они уже были на «ты», но не до такой степени, чтобы определяться в «мои» или «не мои».

— Какая у тебя фамилия? Борисова. А я кто? Борис. Значит, что мы имеем? Оксану Борисову, то есть мою. Возражения?

— Ну тебя, — отмахивалась Оксана, любовь и гордость всего эскадрона.

Вспоминалась ли Лена? Конечно. И за письма ей садился несколько раз, и телеграммы к праздникам заготавливал, но так и не дошло до их отправки. Оксана была виновата? Вряд ли, хотя тянуло Бориса к ней все сильнее и сильнее. И не потому, что она была рядом, а Лена за тысячи километров. Вспоминая Суземку, Борис все отчетливее представлял себе, что до любви у них с Леной было еще далеко. Да, чем то она понравилась, есть у нее притягательность, но вот появилась Оксана — и вытеснила Лену. Так была ли любовь? А не получится ли, что после

Оксаны повстречается какая нибудь новая глазастая, языкастая и ногастая, которая отодвинет все, что было до нее? Черт его знает. Но… но Агрессор и Адмирал уже ржали, увидев друг друга.

А это означало, что их хозяева привыкли ездить рядом и им вновь придется тереться бок о бок.

Как это происходит, почему перед Леной он готов тысячу раз извиниться, но все же… все же остаться с Оксаной? Когда то он думал: хорошо, если бы Лена была похожа на Улыбу. Вот

Оксана на нее как раз и похожа…

— К тебе можно?

Борис спохватился: Оксана, в наброшенной на плечи шубке, из под которой выглядывало длинное зеленое платье, стояла на пороге и просительно виновато смотрела на него: прости и разреши. Пришла. Пришла! Но ведь…

— Да, проходите, раз уж здесь.

— Я пирог принесла… С праздником тебя, — сделала шажок и замерла. Неужели это она когда то заставила его одним взглядом лезть через забор?

— Вас тоже с праздником.

Оксана покивала: значит, все таки «вы». Гордость гнала ее обратно, можно и нужно было усмехнуться и выйти. Впрочем, только вот нужно ли?

— Здесь просидишь весь вечер?

— Да. Я же ответственный.

— Сам напросился?

— Все равно в казарме живу.

— Койку твою в общежитии… никто не занял еще.

— Займут.

Да, надо повернуться и уйти. На столе пустая бутылка из под вина, кусок булки, банка магазинных огурцов. Боренька!.. А на кровати письмо. От кого?

— Ты… ты не проводишь меня?

— Знаете, ответственный не имеет права покидать расположение части, — выдерживал уставной стиль Борис. Хотелось, очень хотелось плюнуть на размолвку, тем более что Оксана сама пришла, но сегодня пришло письмо от Лены…»

— Но солдаты то все в клубе, — не хотела сдаваться и Оксана.

— Я пошлю с вами дневального.

— Спасибо, Боря. — Сил больше не было. Чтобы не заплакать от унижения и обиды, заторопилась. — С Новым годом тебя. Прощайте. — Повернулась наконец и вышла.

Глава 13

ТАЙНА 117 го НОМЕРА. — ЗА ЧТО ПОГИБ ДАБС? — «ВОЙНА В СУМЕРКАХ». — ЗЕЛЕНЫЙ

СВЕТ ОПЕРАЦИИ «ГИНДУКУШ». — КОГДА БЫТЬ НА МЕСТЕ ПОЖАРА? — МОСКВА

ДУМАЕТ

Февраль 1979 года. Вашингтон.

Во второй половине февраля Америка хоронила своего посла в Афганистане Адольфа Дабса.

Как и положено при прощании, звучал гимн Соединенных Штатов, гроб укрыл звездно полосатый флаг. В речах отмечались большие заслуги покойного дипломата.

Газеты, в отличие от других событий, мало пролили дополнительного света к той информации, которая содержалась в официальном сообщении. А она излагалась предельно кратко: афганские террористы, переодетые в форму регулировщиков, около 9 часов утра 14 февраля остановили на улице машину посла, пересадили его в свой автомобиль, привезли в гостиницу «Кабул» и, забаррикадировавшись в 117 м номере, потребовали освобождения из тюрьмы одного из своих товарищей. Амин, лично руководивший операцией по освобождению заложника, отдал приказ начальнику царандоя Сайеду Таруну атаковать террористов. Посол, получивший в ходе перестрелки смертельное ранение, скончался.

Америка крайне болезненно восприняла это известие. Только что, всего неделю назад, пал шахский режим в Иране, и первым делом оттуда стали изгонять американцев — когда такое было в последний раз? Суждено ли Америке пережить такой позор? Собственно, все беды в том регионе начались именно от иранцев. ЦРУ, занятое в последнее время только ими, проморгало революцию в Афганистане. Именно проморгало, хотя и делает вид, что здесь не обошлось без русских. Падение Ирана, хоть в какой то степени ожидаемое, тем не менее тоже повергло в шок привыкшую только побеждать деловую Америку, А теперь вот вдобавок еще и гибель посла. Кроме того что Дабс считался одним из наиболее заметных дипломатов, он, по мнению госдепартамента, один из немногих, кто сумел сделать хоть мизерные, но шажки по восстановлению интересов США в Афганистане. Его ставка предполагала беспроигрышный вариант: не забывая поддерживать контакты с Тараки на официальной основе, он все внимание сосредоточил на Амине, сумев рассмотреть не только того, кто идет следом за лидером в афганском руководстве, кто является реальной силой в стране уже сейчас, но и наладил с ним если не дружеские, то более чем официальные отношения. Не дать уйти Афганистану полностью в объятия Советов, показать, что и на Западе можно найти надежных партнеров — это Дабс внушал и, кажется, не без определенного успеха Хафизулле

Амину более чем на десяти личных встречах за сравнительно короткое время.

И вдруг такой нокаут. Обращение к советской стороне предпринять все усилия для спасения посла не помогли, Амин никого не стал слушать: ни просьбы советского и американского посольств, ни требования террористов, ни советы самого Адольфа, с которым удалось коротко переговорить через дверь, ничего не дали. Поспешность, с которой он приказал начать штурм гостиничного номера, наталкивала на некоторые мысли: а может, МИД Афганистана и не желал иного исхода? Может, он вел игру на какой то определенный результат, который пока еще даже и не просчитывается?