«Операцию «Шторм» начать раньше - Николай Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нашлись простыни, одеяла, которыми все эти годы, оказывается, исправно снабжалась дивизия в полном объеме.
Повеселели и сами советники, когда стали приезжать к ним жены. К марту единственным, кто пока маялся в одиночестве, в гарнизоне остался лишь советник зампотеха майор Бизюков
Николай Яковлевич. Дружелюбный, открытый, прекрасный баянист, любитель компании, о своих семейных делах, однако, не распространялся, и никто особо не знал, почему к нему не спешит его Арина. И только по долгу службы, уже как начальнику, Катичеву удалось выяснить, что жена Николая Яковлевича — сирота, из детдома, а в анкетах, заполняемых при выезде за границу, требовалось подробно написать и о родителях, А что ей, например, можно было написать об отце, если он давно умер? Но анкета требовала в этом случае указать и место захоронения. На эти поиски и потратил последний свой отпуск Бизюков, разыскав таки нужное кладбище с крестом, где указывалась фамилия отца Арины. Генштаб принял эта сведения и дал разрешение на оформление документов. Сдала Арина квартиру на Дальнем Востоке, распродала вещи, прилетела в Москву для оформления бумаг и вот вот должна была уже появиться в Герате.
Так что скоро должен был заиграть на баяне веселые мелодии и Бизюков.
Казалось, все шло неплохо в Гератском гарнизоне. Но после 8 Марта, на совместное празднование которого комдив, кстати, с пистолетом в руках заставил офицеров прийти с женами без паранджи, к Катичеву зашел озабоченный начальник особого отдела дивизии майор
Ашим.
— Товарищ полковник, мы приметили в городе дуканщика, который проявляет интерес ко всем советским военным.
— А к кому дуканщики не проявляют интереса? — удивился Станислав Яковлевич.
— Товарищ полковник, поверьте моему глазу. Я знаю, как интересуются покупателем, а как… по иному. У меня ведь тоже люди в городе есть. А дуканщик к тому же один из тех, кто принимал участие в набегах на вашу территорию, когда еще были басмачи, — добавил еще один аргумент
Ашим.
— Что ты предлагаешь? — наконец в открытую спросил Катичев.
— Его необходимо изолировать.
— Ну а я здесь при чем? Поступай как знаешь, это уже не в моей компетенции.
Ашим, довольный разговором, решительно вышел, но часа через два к главному военному советнику буквально ворвался майор Бесфамильный.
— Товарищ полковник, немедленно отмените ваше решение по дуканщику, — потребовал он.
Опешивший от приказного тона, возбужденности майора, Катичев и нашелся только что удивляться:
— Какое решение? О чем вы?
— Вы благословили Ашима убрать дуканщика?
— Во первых, не благословил, это не мое дело, — пришел в себя полковник. — А во вторых, товарищ майор, не забывайте, кто здесь старший по званию. Который, кстати, — перешел на разговор о себе в третьем лице Катичев, — пишет вам представление на звание подполковника.
— Спасибо за доверие, но я подполковником хожу, чтобы вы знали, уже два года, — резко ответил майор и, не давая начальнику что то сообразить, понять в новой для него ситуации, вновь потребовал: — Вызовите Ашима и дайте ему понять, что вы бы не хотели, чтобы трогали дуканщика. И вообще, пусть он оставит его в покое и снимет свое наблюдение.
…Ох, эта война разведок! Она идет постоянно — невидимая стороннему глазу, неслышимая посторонним ухом. В 70 е годы, в период бурного развития новых технологий, разведчики наводняли буквально все страны особенно интенсивно. И необязательно разведка велась против страны пребывания — необходимые сведения порой легче было получить именно за десятки тысяч километров от цели, через пятые, десятые руки. Плелись сети, которым могла позавидовать самая искусная кружевница. Делались ходы, перед которыми меркли даже те шахматные короли, которые могли просчитывать всю партию уже после первого хода. Шпионы — это у нас контрразведчики, а у них шпионы — ехали как туристы, дипломаты, садовники при посольствах, начальники спортивных и культурных делегаций, как диссиденты, как жены и любовницы, проводники вагонов, коммерсанты. Никуда не исчезли и резиденты, если не считать, по слухам, решения Хрущева, когда он объявил, что китайцы — наши братья, и из Китая в самом деле были отозваны все наши резиденты, которые в свою очередь в тот период работали как раз на Китай. Так что в значительно большей степени, чем даже идеология, противостояли между собой с одной стороны — ЦРУ, ФБР, «Моссад» и К№, а с другой — КГБ и
ГРУ.
Шла война нервов, мастерства, приемов, методов. Редко кто задумывается, почему вдруг откладывается подписание на высшем уровне того или иного документа, вроде бы подготовленного и согласованного всеми сторонами. А просто к этому часу те, кто сильнее в области разведки, получают информацию, которую так или иначе утаивала вторая сторона.
Данные по ней извлекаются на свет в виде безобидного вопроса за столом переговоров, у партнеров открываются рты, следуют извинения или демарши — тут уж зависит от степени выдержки и воспитанности, — и все бросаются на поиски канала, по которому ушла информация.
Хотя, как это не может показаться странным, большинство разведчиков в каждой стране известны. Но не разоблачаются и не высылаются ни у нас, ни у них. Стороны понимают, что взамен провалившегося агента определят другого, которого надо будет еще найти, заблокировать. «Живые» агенты действуют под определенным присмотром, известны все их контакты, привычки, пристрастия, легче в этом случае подсовывать им и дезинформацию.
Жизнь лишь подсказывает, что в контрразведке, как и в любой другой сфере, главное — не наглеть. Не дергаться, когда идет чистая слежка, не уходить слишком часто «в отрыв», откровенно оставляя противника «с носом». Не трогать «ихних» у себя, потому что в ответ на разоблачение тут же последует подобное в стране противника: семидесятые годы, кстати, изобиловали такой порочной для разведки практикой, когда почти в один день высылали дипломатов той и другой стороны с наборами компромата. Так что это не разведчик проваливается, а его проваливают, когда это необходимо. И шелестят тогда по газетным страницам недоуменные сенсации — ах, сколько лет человек жил рядом, а оказался…
Не обо всех контрразведчиках, конечно, речь — только о первом их слое. Дальше идут другие отношения, и их лучше все таки не касаться, дабы даже случайной, безобидной вроде бы фразой не навредить тем, кто и сейчас рядом с кем то, ничего не подозревающим…
Все поняв, не стал выяснять отношения с Бесфамильным и Станислав Яковлевич. Хотя теперь, конечно, становилось ясно, что фамилия у него, видимо, есть. Но поступок майора встряхнул, напомнил главному военному советнику, где он находится и в какое время. Заставил отметить про себя, что обыденность притупляет чувства и нужно в самом деле иногда встряхиваться, пытаться смотреть на события с пристрастием. Не стал любопытствовать и насчет дуканщика: наш он все таки или «их». Главное, есть люди, которые этим занимаются и знают все.
Вызвал Ашима и при майоре, занявшемся в углу кабинета какими то бумагами, попросил особиста не трогать никого в городе. Тем более за время его отсутствия — планировался выезд в
Кушку, откуда Катичев рассчитывал вернуться только к ночи.
Необходимое послесловие. Вечером, возвращаясь в гарнизон, главный военный советник гарнизона получит из дивизии радиограмму: в Шинданде, лежащем чуть южнее Герата, предпринята попытка мятежа и захвата военного аэродрома. Комдив выслал на помощь летчикам батальон на бронетранспортерах. Мятеж удалось локализовать.
— Молодцы, — похвалил афганцев Катичев: вот уже они самостоятельно принимают решения, даже мятеж им не страшен.
В то время ни он, ни даже майор Бесфамильный еще не знали, что в январе под Гератом при содействии китайской агентуры прошел нелегальный съезд командиров маоистских группировок провинции. Выглядело странным, что самое сильное влияние Пекин имел именно в районе, граничащем с Ираном, но это было так, и большинство групп, недовольных нынешним руководством Афганистана, имели именно прокитайские настроения.
На съезде было определено, что Апрельская революция в Афганистане — это вмешательство советского ревизионизма в дела региона. Строй, который устанавливается сейчас в афганском обществе, — социал фашистский. Главная задача в борьбе — свержение и ликвидация руководства
НДПА. Методы борьбы — партизанские, подобные китайскому принципу создания «свободных зон». Ближайшая задача — одновременно поднять восстание в Шинданде, Герате и Гератской дивизии. На подкуп офицеров выделены крупные суммы. Цель — освободить провинцию от революционного влияния, создать автономию с полным неподчинением Кабулу. В случае если
Кабул предпримет вооруженные акции, против которых не удастся выстоять, просить Иран признать автономию своей территорией.