Нетопырь - Ольга Митюгина

— Замолчи! — всхлипнула я, ударив кулаком по камню. Холод и боль пронзили руку. — Замолчи, я не хочу тебя слышать!..

— Неужели ты всё еще во власти этого дьявола?.. — Констан отдернул руку, будто обжегся — и я горько рассмеялась. — Или ты просто гневаешься на меня? Прошу, оставь свой справедливый гнев и позволь помочь тебе…

Прическа моя растрепалась, часть локонов выбилась из укладки и рассыпалась вдоль лица. Должно быть, я выглядела странно: смесь неистовости и добропорядочности. В моей душе царил тот же хаос, что и на голове…

Я вцепилась в пальцы Констана и сжала их.

— Я схожу с ума…мне страшно…мне больно… Не оставляй меня сейчас, не оставляй!

Я цеплялась за своего мужа, словно за последний островок в море безумия.

— Подожди… Я запуталась… Я не могу… — слезы градом катились по моим щекам, оставляя теплые блестящие дорожки, и я презирала себя за эту истерику — прямо в коридоре. Дворянка! Баронесса! Мать семейства!..

Ах, какая разница, право же! Что хочу, то и делаю! Разве не имею я права чувствовать то, что чувствую, и делать так, как делаю?..

Он поправил мои пряди, осторожно заколов их невидимками.

— Нельзя настолько выставлять свою слабость, — нежно выдохнул он, с поцелуем вдыхая запах моих волос на виске. — Кто он? Ты можешь назвать его имя?..

Я неловко села, все еще цепляясь за его руки.

— Чье? Чье имя?..

— Имя вампира, который убивает тебя. Имя твоего Мастера… — осторожно произнес он.

Я отшатнулась. Глаза мои дико расширились.

— Ты его убьешь и отправишь меня в монастырь! Нет… Нет!..

— Лиза, ты воистину безумна! Прости мне мои опрометчивые слова, я сказал их в гневе, не подумав. Не отталкивай меня из-за моей глупости. С тобой ничего не будет, клянусь! Слово рыцаря! Имя! Просто скажи мне имя и убежище этой твари, и мы оба освободимся! Ты снова обретешь себя, Лизетт…

— Не могу. Не могу! — я прорыдала это из последних сил, грудь уже разрывалась от плача. — Я не могу, прости меня, Констан!

— Он запрещает тебе?.. Понимаю… — он нахмурился. — Не бойся, любимая! Я все равно спасу тебя!

Он упруго поднялся и выпрямился, а потом протянул мне руку — цепляясь за нее, я смогла подняться.

Пытливо заглядывая ему в глаза.

— Дорогая, — ответил он мне прямым и твердым взглядом. — Еще до свадьбы я клялся тебе, что нет под богом причины, по которой я бы бросил тебя в беде. Твоя душа борется с тьмой, что пустил в нее твой Мастер, с тьмой, что усыпляет тебя и будит в твоем сердце свое создание. Я понял это, когда ты закричала на меня на балконе, когда сейчас смотрю в твои глаза… Я не могу бросить тебя в такой беде. Я сдержу свою клятву.

Я шмыгнула носом. Совсем уже ничего не понимаю! Где правда, где искушение?.. И есть ли верный ответ?.. Куда мне идти? Кого любить?.. Я только знаю, что мне плохо от этой раздвоенности! Уж что-нибудь одно, господи боже мой!..

— Дорогая, сегодня я соберу семейный совет. Мы спасем тебя!

Я только безвольно кивнула.

…В нашей огромной каменной столовой, как обычно, ярко пылал камин, и алые блики пламени танцевали на черных огромных рогах оленя под потолком — распростертых от стены до стены, как крылья гигантского, невиданного нетопыря. Свет ласкал черные отполированные ручки стульев, и на этих стульях расположилась вся моя семья. Стол убрали, и лишь огромный ковер на полу да гобелены на стенах придавали помещению сколь-нибудь жилой вид.

Брат сидел у камина, и его рука рассеянно ласкала огромного черного дога, которого он привез с собой из Англии и повсюду водил за собой. И я любовалась грацией и изяществом его тонких точеных пальцев.

И их белизной.

Такой сияющей на темном мехе животного.

Отец не на шутку встревожился, его тусклые, в старческих прожилках, глаза замигали и испуганно замерли на мне. Я сидела, потупившись и опустив голову, лишь время от времени поправляя непокорный локон, выбивавшийся из прически. Я не смела встретиться глазами ни с кем из присутствующих.

Огромный черный дог Карла пристально наблюдал за мной, и от взора его пронзительных темных глаз мне становилось не по себе. Клянусь, в них светился разум! И мелькнула шальная мысль: „А уж не лорд ли это Фрэнсис в обличье собаки? Мастер Карла?“

Неужели и сам Карл может обращаться в животных?..

И я смогу?..

От этой мысли голова закружилась. Но на сей раз то был не страх, то было восхищение. Нетерпение!.. Каково это — почувствовать полет, упругость воздуха под крыльями?.. Каково это — мчаться по полям в обличье огромного волка, и пьянеть от ночных запахов, путаться в высоких травах, купаться в ночных реках?..

И ничего, ничего не бояться!..

Карл повернул ко мне голову и слегка улыбнулся.

И кивнул.

И я улыбнулась ему в ответ.

Констан стоял посреди зала, и его каштановые кудри рассыпались по синему шелку кафтана…высокий, стройный и сильный, в сапогах до колен с раструбами — он был красив. Господи, как он был красив! И его синие глаза горели воинственным огнем: так, наверное, встречал он противников-сарацин там, в Святой Земле…и на турнирах.

— Итак, наша Лиза в опасности. Как мы будем ее спасать?..

Карл лениво вытянул ноги на ковер, поднял руку и принялся рассматривать свои тонкие длинные пальцы.

— Друг мой, в Англии, скажем, вам просто не поверили бы. Там куда охотнее прислушиваются к историям об эльфах и феях, нежели о вампирах…или о призраках, как и в северных германских землях. Почему бы вам не поведать об оборотне, почему именно вампир?..

Констан глубоко, сквозь зубы, вдохнул.

— Любезный брат, я понимаю ваш сарказм: такому высокоученому человеку, как вы, все наши деревенские вымыслы кажутся вздором…но вспомните притчу о том заучившемся мальчишке, наступившем на грабли!..[1]

Щеки Карла стали похожи на снег в свете зари: таким легким дуновением прикоснулся к ним румянец.

Отец не дал Карлу достойно ответить:

— Дети, не ссорьтесь! — взмолился он, вскинув дряхлую руку. — Не время. Карло, сынок, сдержи свой гнев, ведь Констан прав: вампир — не шутка…

Карл фыркнул.

— Итак, мы дружно решили, что нашей сестре угрожает вампир! Я бы лучше вызвал другого доктора, более знающего и менее суеверного, но, раз уж решено, что мы охотимся на вампира…

— Сынок, но укус на шее!

Карл скрипнул зубами и смолчал.

Черный дог повернул голову и внимательно поглядел на раздосадованного юношу: могу поклясться, что в глазах его застыла легкая насмешка, что-то вроде дружеского: „А, я же тебе говорил!“

И Карл почтительно наклонил голову: