Нетопырь - Ольга Митюгина

Жалеть ли мне Карла? Бояться его? Я его все так же люблю! Господи, наставь меня на путь истинный, я слишком напугана и сбита с толку!

Нет, напугана ли я?.. Не знаю! Взволнована — точнее. В мою жизнь пришло чудо, и оно связано с моим братом! Я не верю, что он причинит мне зло! Да, не верю.

Так что же мне делать?.. Наверное, прежде всего — собраться с мыслями…

Господи, господи, как же это сделать?.. Попытаюсь изложить все по порядку. И всегда буду носить тетрадь с собой.

По крайней мере — буду запирать ее в столе, так никто не заметит…

Вчера я задула свечу и отправилась спать. Сон не приходил, голову наполняли самые разные мысли и идеи, под стать тем детским глупостям, что мы не раз и не два проделывали вместе с братом. Например, мне внезапно с небывалой ясностью стало очевидно, что я и сама могла бы без малейшего вреда для себя сидеть над пропастью, как Карл сегодня. Надо лишь отбросить нелепый страх. Люди рождены летать, а не цепляться за темницы комнат. И Карл умеет, он и меня может научить…

Я понимаю, что эта мысль была внушена мне, но, несмотря на это понимание, она кажется мне верной. А в чем она не верна?.. В том, что Карл не может меня научить летать? Это не ложь, он может. В том, что люди бояться дерзать и совершать мужественные поступки? Многие действительно растрачивают свою жизнь впустую из различных опасений и страхов… Люди не рождены летать? Почему же нет?.. В детстве мы с Карлом часто говорили на эту тему, и буквальный смысл тут не важен…хотя на сей раз речь идет именно о буквальном смысле…а летать я хочу! И всегда хотела, и ложью было бы отрицать…

С другой стороны — а что взамен?..

Но я отвлеклась.

Итак, я лежала и размышляла о разных странных вопросах, когда почувствовала дуновение воздуха. Мне послышался глухой стук, будто удар о стекло пушистым маленьким телом. „Наверное, летучая мышь“, — подумалось мне. И второй мыслью было: „Она разбила окно!“

Но я не слышала звона…

Озадаченная, но не напуганная, я приподнялась на постели — и в лунном луче, прочертившем спальню, увидела Карла.

Голова его была опущена, и волосы скользили звездной тишиной по плечам в черном бархате…в них вспыхивали, как снежинки, искры ночного света… И кожа сияла, как прозрачный, напоенный светом, алебастр…

Никогда еще я не видела своего брата таким красивым!

— Что ты тут делаешь?.. — прошептала я. — Как ты здесь оказался?..

Не могу сказать, чтобы я была напугана, скорее встревожена и немного зла. Потому что, как бы там ни было, но Карл нарушил некие рамки.

С другой стороны, он не совершил бы столь возмутительный проступок без серьезной причины…

Он поднял голову, и его глаза сияли отражением лунных бликов в ручье.

И были серьезны.

Он поднес палец к губам.

— Тс-с, Лизонька… — попросил он. — Не бойся. Я хочу поговорить…

— Что за выбор места и времени? — возмутилась я. — Или что-то случилось?.. Как ты вошел?..

— Лиза, Лиза! — он подошел стремительной скользящей походкой, похожей на бесшумный полет сыча над самой землей. Сел на постель и взял за плечи: не грубо, но решительно. — Сегодня ты сказала, что по-прежнему хочешь быть со мной, хочешь вернуть взаимопонимание между нами.

— Да, но это не дает тебе права врываться в мою комнату посреди…

— Лиза, помолчи! — нетерпеливо велел он. — Я пришел именно поэтому. Я откроюсь тебе, только тебе, моя любимая сестренка. Днем ты бы не поверила…

— Во что?.. — со страхом прошептала я, стискивая ворот ночной рубашки. Внутри все сжалось от внезапно налетевшего вихря различных предположений…глупых, как я теперь осознаю.

— Я — вампир, — просто произнес он, прямо и серьезно глядя мне в глаза. И, помолчав, произнес: — Ты веришь, что я не причиню тебе вреда?..

И я, ошеломленная новостью, вопросом…совершенно неожиданным, и от того еще более страшным…господи, ведь он спросил не как многие чудаки, верящие в собственные фантазии: „Ты мне веришь?“, — он спросил, верю ли я, что он не причинит мне вред!.. — я сидела, не в силах вздохнуть, пока медленно не кивнула:

— Да…

И в самом деле, я в это верю…

Кажется, он перевел дыхание, но поручиться я бы не смогла.

— Значит, ты поверишь мне, что все мои действия будут для тебя безопасны, даже если люди сочтут тебя заболевшей, а потом и умершей?.. Ты доверишься мне настолько?

— Я всегда доверюсь тебе, Карл, целиком и полностью, но…чего же ты хочешь?..

— Сделать тебя одной из нас, дорогая, — он нежно поцеловал меня в лоб. — Я приехал сюда именно за этим. Всю душу мою изгрызла тоска по тебе! — странная горькая усмешка искривила его губы. — Я безумец, я знаю. Милая, сам не понимаю, что толкает меня на этот разговор…наверное, любовь к тебе. Я хочу дать тебе свободу: свободу парить над землей в лунных лучах, свободу от ежесекундных земных забот, свободу от тысячи мелких условностей… Я не говорю, что ты ничего не потеряешь, дорогая моя Лизонька. Ничто не дается бесплатно, особенно свобода и сила. Ты должна сделать выбор. Ты потеряешь человечность. Ты потеряешь естественность. Ты потеряешь восходы и закаты, потеряешь вкус человеческой еды и питья. Но обретешь свободу и независимость. И вновь будешь со мной. Решай, Лизонька. Решай, мой родная.

— Если я откажусь, что ты сделаешь?..

Карл тяжело вздохнул и отодвинулся.

— Скорее всего, уеду навсегда из этих мест. Откажусь от всего в пользу твоего мужа и благословлю вас. Вот и все, дорогая. Просто…просто у меня не будет другой дороги. Рано или поздно, так или иначе, я все равно должен буду уехать. Будешь ли ты со мной — решать тебе… Но я всегда буду тебя помнить. Через всю Вечность я пронесу нежность к тебе, Елизавета… — голос его предательски сорвался и задрожал. Брат вынужден был замолчать.

И словно неведомая сила бросила меня к нему в объятья:

— Не оставляй меня, Карло! Не оставляй меня! Я согласна пойти за тобой куда угодно, только не потерять тебя вновь!..

— Если захочешь…если поймешь, что не можешь иначе…ты сделаешь Констана одним из нас, — шепнул он, склоняясь к моей шее. Дыхание его было прохладно, как ветер с ночной реки, и так же полно запахов терпких трав, воды и…где-то, на самом дне ощущения — затхлости.

— Я…люблю тебя, — прошептала я, откидываясь на подушки. Он склонился надо мной, не разжимая объятий.

— Доверься мне… — прошептал он. — Пусти свою душу вслед за моей… Не бойся…

— Да… — задыхаясь, вымолвила я. И мою шею пронзила резкая внезапная боль: словно раскаленные иглы вошли в плоть — а потом холодная волна тяжелой бархатной темноты накрыла с головой нас обоих, и мне казалось, что брат куда-то несет меня на руках, несет по бормочущим сонно темным волнам какой-то неведомой реки — вниз, вниз по течению. И я облегченно и устало уронила голову на его плечо, как хотела всю жизнь. Потому что наконец исчезли все глупые условности и законы, разделявшие нас, потому что все вздорные взгляды человеческого мира перестали иметь значение… И души наши слились так полно, как никогда не сливались тела. Это было больше, чем самый неистовый акт любви, что когда-либо уносил нас с Констаном к островам блаженства. Это было…запретное людям. Несказанное. Тайное и изысканное. Я отдалась своему брату полнее, чем когда-либо отдавалась мужу, я отдала в его руки самую суть свою — и знала, что он проведет меня на другой берег той таинственной реки, даст мне власть познать ее волны…он не предаст меня. Это выше, чем любые клятвы среди людей: узы между Мастером и его Созданием…