Соловей - Кристин Ханна

Развернув на кухне сверток, Вианна увидела, что рыба уже выпотрошена и почищена. Она поставила на огонь тяжелую чугунную сковороду, щедро налила масла. Когда кубики картофеля зарумянились, а лук карамелизовался, она посолила и поперчила рыбу и положила ее на сковородку с краю. Соблазнительные ароматы заполнили дом, и Софи тут же примчалась на запах, притормозив там, где раньше стоял кофейный столик.

– Рыба… – почти благоговейно выдохнула она.

Вианна ложкой раздвинула овощи и переместила рыбину в центр сковороды. Поджаристая кожица зашипела, капельки масла на ней запузырились. В самом конце Вианна выложила в сковороду несколько ломтиков консервированных лимонов, и ароматный сок пропитал блюдо.

– Ступай скажи капитану Беку, что ужин готов.

– Он будет есть с нами? Тетя Изабель не смолчала бы. Перед отъездом она строго-настрого наказала мне не смотреть ему в глаза и не оставаться с ним в одной комнате.

Вианна вздохнула. Призрак сестрицы тут как тут.

– Он принес нам рыбу, Софи, и он живет здесь.

– Да, мама, я знаю. Но…

– Иди позови капитана ужинать. Изабель уехала, а вместе с ней уехали и ее чрезвычайные советы. Все, хватит, ступай.

Вианна вытащила тяжелое керамическое блюдо, выложила на него жареную рыбу, вокруг – овощи и консервированные лимоны, присыпала рубленой петрушкой. Терпкий лимонный соус, в котором плавали хрустящие прижаренные ломтики, облагородило бы сливочное масло, но и без того пахло божественно. Она внесла блюдо в гостиную, где Софи с капитаном Беком уже сидели за столом.

Он – на месте Антуана.

Вианна споткнулась.

Бек тут же подскочил, отодвинул для нее стул и принял блюдо из рук.

– Выглядит сильно привлекательно, – искренне похвалил он. И вновь его французский был не совсем точен.

Вианна заняла свое место за столом. Не успела и рта открыть, как Бек уже наливал ей вино.

– Прекрасное «Монраше» тридцать седьмого года, – сообщил он.

Вианна знала, что по этому поводу сказала бы Изабель.

Бек сидел напротив, Софи – по левую руку от нее. Девчушка болтала о школьных делах. В паузе Бек вставил что-то насчет рыбалки, и Софи расхохоталась. Как же Вианне сейчас недоставало Изабель, ее отсутствие ощущалось столь же болезненно, как прежде – присутствие.

Держись подальше от Бека.

Вианне почудилось, что эти слова только что прозвучали на всю комнату. И как раз в этом сестра была права. Вианна не забудет ни злополучный список, ни уволенных коллег, ни Бека, сидящего в своем кабинете с горами съестного под ногами и портретом фюрера над столом.

– …И после этого моя жена разочаровалась в моем умении обращаться с сетями, – с улыбкой рассказывал он.

Софи весело смеялась.

– А мой папа однажды упал в речку, когда мы ходили на рыбалку, да, мам? Он сказал, что рыбина была такая большая, что утянула его в воду, верно, мам?

Вианна моргнула, приходя в себя. Не сразу она сообразила, что ее приглашают поучаствовать в беседе.

Все это как-то… странно, не сказать хуже. Все прошлые совместные с Беком обеды проходили почти в полном молчании. Да и кто решился бы мило болтать под откровенно гневным взглядом Изабель?

Сейчас, когда ваша сестра уехала, все иначе.

Вианна поняла, что он имел в виду. Напряженность, царившая в доме – и за этим столом, – рассеялась.

Какие еще изменения последуют с отъездом Изабель?

Держись подальше от Бека.

Как, интересно, ей это удастся? И когда она в последний раз так сытно обедала… и слышала смех Софи?

На Лионском вокзале толпились немецкие солдаты. Изабель вышла из вагона, прижимая к себе велосипед. Задача не из простых, учитывая, что чемодан безжалостно колотил ее по бедру, а со всех сторон то и дело толкали нетерпеливые парижане. Об этом возвращении она мечтала много месяцев.

Париж в ее грезах был все тем же довоенным Парижем.

Но сегодня днем, в понедельник, она увидела, как все изменилось. Здания, может, и остались на месте, и следов бомбежек не заметно, но на город будто набросили серую пелену. Она катила на велосипеде по бульварам, и ее окружала тишина утраты и отчаяния.

Любимый город был похож на прелестную в прошлом куртизанку, постаревшую и подурневшую, потасканную и брошенную многочисленными любовниками. Меньше чем за год волшебная атмосфера Парижа улетучилась, изгнанная грохотом сапог по улицам, свастиками, свисающими с каждого памятника.

По городу теперь ездили лишь черные «мерседесы» с нацистскими флажками, закрепленными на крыльях, армейские грузовики и порой – танки. Все окна в домах вдоль бульваров затемнены, ставни закрыты. На каждом углу приходилось притормаживать – мешали ограждения и сбивали с толку черные жирные буквы указателей по-немецки; вдобавок часы переведены на два часа вперед – германское время.

Изабель упорно крутила педали, минуя стайки солдат и кафе, где сидели только люди в форме. Поворачивая на бульвар Бастилии, она заметила, как пожилая дама на велосипеде пытается обогнуть заграждения. Путь ей преградил нацист, распекая по-немецки, – дама определенно его не понимала, но развернула велосипед и заторопилась прочь.

На дорогу до книжного магазина ушло гораздо больше времени, чем предполагалось, и к тому моменту, когда Изабель подкатила к дверям, она чертовски устала. Поставив велосипед под деревом, подхватила чемодан. В окне бистро оглядела свое отражение: криво подстриженные светлые волосы; на бледном лице выделяются ярко-красные губы (помада – единственная косметика, что у нее осталась); поношенный дорожный костюм – жакет в синюю и кремовую клетку, синяя юбка и шляпка в тон. Перчатки выглядят похуже, но в нынешние времена на такие пустяки не обращают внимания.

Она хотела произвести впечатление на отца. Пускай увидит ее повзрослевшей.

Сколько раз она мучительно колдовала над прической и нарядом перед визитом в Париж – только для того, чтобы в очередной раз выяснить, что папа уехал, а Вианна «слишком занята», не может вырваться из своей деревни, а пока Изабель на каникулах, о ней позаботится очередная приятельница отца. И уже в тринадцать она перестала ездить домой на каникулы: уж лучше сидеть в одиночестве в пустом дормитории, чем неприкаянно мыкаться среди людей, которые не понимают, что с тобой делать.

Сейчас – другое дело. Анри и Дидье – и их таинственным друзьям из Свободной Франции – нужно, чтобы Изабель жила в Париже. И она их не подведет.

Витрина магазина укрыта светомаскировкой, решетки опущены и заперты. Изабель толкнула дверь – заперто.

В понедельник, в четыре часа дня? Она нащупала трещину в стене – вечный папин тайник, – отыскала заржавленный ключ, отперла двери и вошла.

Узкое пространство магазинчика словно затаилось во тьме. Ни звука. Ни шороха переворачиваемых страниц, ни скрипа пера по бумаге, если бы он писал стихи, как частенько делал, когда мама была жива. Изабель тихонько прикрыла за собой дверь и повернула выключатель.

По-прежнему темно.

Ощупью добралась до стола, отыскала свечу и старый медный подсвечник. Дальнейший поиск был вознагражден коробком спичек, и вот она зажгла свечу.

Жалкий огонек осветил полную разруху. Те полки, что уцелели, пусты, остальные сломаны и покосились, книги свалены на полу под шкафами. Плакаты разорваны и разбросаны. Как будто здесь орудовала банда мародеров, разыскивая спрятанные ценности и безжалостно уничтожая все на своем пути.

Папа.

Изабель выскочила из магазина, не потрудившись даже положить ключ на место. Она просто сунула его в карман, вскочила на велосипед и помчалась домой, стараясь держаться немногих не перекрытых баррикадами маленьких улочек.

Квартира на авеню де Ла Бурдонне принадлежала семейству отца более ста лет. По обеим сторонам улицы выстроились светлые здания с чугунными балконными решетками и шиферными крышами. Резные херувимы украшали карнизы. В шести кварталах отсюда высилась Эйфелева башня. А вдоль всей улицы – витрины магазинов с милыми навесами, столики кафе, за которыми сидели сплошь жители окрестных домов. Изабель, бывало, медленно брела по тротуару, глазея на витрины и наслаждаясь городской суетой вокруг. Сегодня все было иначе. Кафе и бистро пусты, в продуктовые лавки тянутся очереди – сплошь женщины в поношенной одежде и с усталыми лицами.

Изабель нашарила в сумочке ключ, внимательно глядя на окна отцовской квартиры. Отворила парадное, втащила велосипед, пристегнула его к водопроводной трубе в вестибюле. Лифт наверняка не работает, электричества не хватает, поэтому Изабель поднялась по узкой лестнице вокруг шахты лифта. На площадке пятого этажа две двери, их – справа. Она повернула ключ в замке и услышала, как открывается соседская дверь. Изабель обернулась поприветствовать мадам Леклерк, но дверь с тихим щелчком захлопнулась. Пронырливая старуха, без сомнения, следит, кто бывает в апартаментах напротив.