Побеги любви - Стюарт Мэри

Подобную угрозу она слышала уже не в первый раз, но к этому невозможно было привыкнуть. Каждый раз угроза физической расправы наполняла ее ужасом, и, чтобы обезопасить себя, она стала медленно и старательно вытирать его кожу, наблюдая за тем, чтобы на ее поверхности не осталось ни капельки воды.

О, Боже, она готова провалиться сквозь землю при мысли о том, что этим ей придется заниматься и впредь. Но постепенно нервная дрожь в ее пальцах превратилась в дрожь иного рода… Он наблюдал за ней, как коршун, чутко улавливая перемену ее состояния и осознавая силу своего воздействия. Впрочем, сила ее воздействия на него была еще более явной. Его восставшая плоть почти касалась ее лица, и, к ее собственному изумлению, это зрелище вызывало в ней восхищение. Непроизвольно она даже приласкала его, пока старательно вытирала это место.

Почему-то именно в тот момент он подал ей знак, чтобы она убиралась прочь. Она не заставила себя просить второй раз, хотя была немало удивлена. Ровена бегом по лестнице устремилась в ткацкую, где ей полагалось спать.

Здесь было темно и пусто, ибо час еще ранний, и другие служанки работали. Когда ее сердце наконец перестало так бешено стучать, Ровена спустилась в кухню, чтобы немного поесть. Вскоре она вернулась в ткацкую, захватив из коридора факел, зажгла несколько свечей, а затем взбила свою подстилку, надела на себя рубашку и легла спать.

Но заснуть ей никак не удавалось. Она все еще бодрствовала, когда в комнату вошли четыре ткачихи. Немного поговорив, они дружно захрапели. Итак, Ровена не могла заснуть и тревожно ворочалась в предутренней мгле, когда вдруг дверь комнаты распахнулась и на пороге возникла гигантская тень, которую отбрасывал чей-то зловещий силуэт.

Почему-то Ровена сразу догадалась, кто это. Она смутно предчувствовала, что он придет за ней. Даже когда ее воображение, полное ревности, рисовало картины его утех с Селией. Но разве Селия спит в этой комнате? Так зачем же он пришел за своей фавориткой сюда? Или его интересует какая-то другая женщина?

Но он смотрел только на Ровену, а затем произнес:

– Пошли.

Теперь она не сомневалась, что он обращался к ней, хотя и не могла разглядеть в темноте его лица. Ни одна другая женщина не пошевельнулась, и Ровена тоже затаилась и лишь слабо покачала головой.

Он протянул к ней руку и повторил приказ. И тут на нее нахлынули воспоминания о суровой нежности его рук, о том невыразимом удовольствии, которое доставляла ей близость его тела. И она опять яростно покачала головой. Она не желала вновь испытывать это мучительное наслаждение, по крайней мере вместе с ним.

Он приблизил губы к ее уху и тихо, но безоговорочно произнес:

– Ты этого хочешь так же, как я, иначе бы давно спала. Я же не собираюсь терпеть дольше, пошли со мной, или я выволоку тебя отсюда насильно.

Она пришла в ужас при мысли о том, что это может произойти и все ее соседки будут разбужены, и тем не менее, она не пошевелилась. И тогда он добавил:

– Твои вопли ничего не изменят, неужели ты до сих пор этого не поняла?

Нет, она поняла, что дальше ей опасно отстаивать чувство собственного достоинства. Ясно, что крики, действительно, ничего не дадут. Она поднялась и вышла за ним из комнаты, но затем остановилась в совершенно пустом и темном коридоре. Он же шел вперед, абсолютно уверенный, что она за ним следует. Когда же он понял, что ее нет сзади, то возвратился за ней. И странное дело, он вовсе не был зол, скорее удивлен.

– Может, тебе помочь?

Непринужденность его вопроса взбесила ее.

– Я не пойду с вами, – воскликнула Ровена. – Вы уже отомстили мне сполна. Вы мстили по принципу «око за око», а значит, принуждать меня к сожительству теперь – нарушение вашего же собственного принципа.

– А когда я говорил, что ограничусь этим принципом? После урока, который я преподал сегодня, тебе следовало бы быть умнее. Одним словом, раз я хочу взять тебя, я это сделаю. – Вдруг жесткая улыбка исказила его губы. – Черт возьми, зачем я вожусь с тобой. Ведь ты теперь обычная крепостная девка. И этим все сказано. Как любая другая крепостная – ты моя добыча. А это значит, что если я пожелаю задрать твои юбки и овладеть тем, что у тебя между ног, мне достаточно скомандовать: в койку – и через минуту ты должна быть там. Тебе все ясно?

– Да, но…

– Но, что?

– О, мой господин, – только и проговорила она.

– Однако ты трудновоспитуема. Впрочем, чего еще ждать от такой дуры?

– Я не дура, мой господин.

– Неужели? А по-моему, только дура может попытаться украсть у меня ребенка.

– Это не глупость, – возразила она. – Конечно, я поступила неправильно, но у меня не было выбора.

– Никто не приставлял к твоему горлу нож, – сказал он резко.

Ее предупреждали, что с ним не стоит спорить или оправдываться. Теперь он был зол и не склонен выслушивать ни извинения, ни попытки объясниться. Но она уже не могла сдержать себя и решила высказать все начистоту, какой бы ни была его реакция.

– Вы знаете не хуже меня, что я не крепостная, лорд Уоррик. Будь я крепостной, не колеблясь бы согласилась со всем, что вы сказали, и, быть может, по-другому восприняла бы ваш теперешний приказ, но, называя меня крепостной, вы не сделаете меня ею, ибо это не изменит моих чувств и не заставит меня признать за вами привилегии повелевать.

– Ты все время повторяешь мне: «у меня не было выбора, у меня не было выбора». Так вот, теперь его у тебя тоже нет.

– Тогда прикуйте меня к кровати снова, – сказала Ровена. – Ибо добровольно я никогда с вами не лягу.

Этот ответ был безжалостным:

– В конечном счете, эти цепи помогали тебе, а не мне. Я предпочел бы преодолеть твое сопротивление, ибо мне вовсе не нужна твоя готовность. Нет, я хочу твоей ненависти и твоего стыда, когда ты наконец уступишь мне. И может случиться, ты еще будешь умолять меня о том, чего ты так желаешь сейчас.

От этих слов она побледнела, хорошо еще, что тусклый свет не позволил ему заметить это. И на нее нахлынули воспоминания об их последней встрече в постели, когда играючи он довел ее до такого состояния, что она совершенно потеряла голову и наверняка стала бы умолять его взять ее, если бы не кляп во рту. Да, такое состояние более унизительно, чем все остальное, вместе взятое. Но тогда она была прикована цепями и не способна противостоять его интимным ласкам, теперь же она будет сопротивляться, так что ему не удастся возбудить в ней это безумное желание – нет, она не станет его умолять. Никогда.

Почувствовав уверенность в себе, Ровена сделала глупейшую ошибку, сказав ему, что теперь такое невозможно. То был верный способ раззадорить его, чтобы он доказал обратное. И Уоррик уже собрался это сделать, когда в животе у нее заурчало. Ровена смутилась, особенно когда его взгляд вперился в ее живот.