Вектор атаки - Евгений Филенко

Они как бы волей случая оказались в одной и той же точке пространства, все четверо. Точкой этой был задний дворик кают-компании, что располагалась на пересечении под геометрически прямым углом двух тропинок с разных концов поселка. Почти вплотную к дворику подступало поле местных злаков, с его неумолчным костяным шорохом, а от солнечного света укрывал покатый козырек. Специально собираться числом более двух воспрещалось, и то, что они нарушали правила, в общем-то, было секретом Полишинеля. Впрочем, капрал Даринуэрн и его молодцы никогда не прибывали на место безобразия скорее, чем за пятнадцать минут – не то тяжелы были на подъем, не то закрывали глаза на эту легковесную попытку расширить личные свободы. И сейчас неустрашимая четверка заговорщиков топталась на голом пятачке твердого грунта, прислушиваясь к каждому постороннему звуку, какой можно было различить среди белого шума над полем, и беспрестанно озираясь.

– Оставьте шуточки на потом, – потребовал Руссо. Было очевидно, что он не склонен был давать в обиду своего друга. Обратившись к Ниденталю, он спросил: – И в чем же они состоят, ваши проблемы, Франц?

– Я не умею забывать, – пояснил Ниденталь и покраснел. Он вообще очень легко краснел, и со своей запущенной блеклой растительностью на лице, в обвисшем казенном наряде с какими-то сомнительного происхождения пятнами на локтях и коленях, выглядел сущим тюфяком. – Это называется «гипермнезия», и не лечится иначе, как с ущербом для интеллекта. Мне предлагали терапию, объяснив, что с обретением способности забывать сочетается исчезающе малая, но реальная угроза вообще на время лишиться долговременной памяти. Это тоже лечится, но там уже свои побочные эффекты… Как вы понимаете, я уклонился от такой перспективы.

– Кем вы работали на Земле? – спросил Оберт с любопытством.

– Системным аналитиком в аппарате Юго-Западного экономического сектора. В прогнозировании макроэкономических показателей весьма полезно иметь инструмент, который способен по первому требованию и без промедлений отследить историю какого-нибудь малозначимого на первый взгляд фактора…

– Если возможно, короче, коллега, – сказал Руссо. – У нас не так много времени.

– Хорошо. В общем, я оперировал тем же информационным фондом, что и когитры и мемоселекторы, но выполнял их работу несколько более… гм… творчески. – Ниденталь сокрушенно вздохнул. – Не представляю, как они там без меня обходятся.

– Судя по новостям, экономика Юго-Запада не рухнула, – заметил командор Хендрикс. – Вы же не считаете себя единственным, кто в нашем мире страдает от гиперземнии.

– Гипермнезии, – поправил Ниденталь и покраснел еще гуще.

– Разумеется. И что же вы хотели бы нам сообщить?

– Я помню все, что происходило с нами на протяжении всего периода изоляции.

– Я тоже помню все, – проворчал командор. – На тот случай, если представится возможность предъявить счет. И уж последнее, что я способен позабыть, так это утреннее меню…

– Но я-то, в отличие от вас, помню все буквально, – возразил Ниденталь. – И вдобавок, чтобы не утратить профессиональных навыков, иногда пытаюсь анализировать. Сопоставлять. Оценивать. Делать выводы.

– Ну, и?.. – спросил командор нетерпеливо.

– Есть нестыковки.

– Что вы имеете в виду?!

– Нарушения причинно-следственных связей. Лакуны. Так, по мелочам, и все же…

– Ну-ну, мы слушаем, – подбодрил Руссо.

– Вы заметили, что здесь всегда лето? Одно и то же время года? Сухое, не слишком жаркое, не слишком дождливое? И солнце стоит на одной и той же высоте?

– Допустим, на той же Амрите… – сказал Оберт с некоторым сомнением.

– На Амрите бывают сезоны дождей, – заметил Ниденталь. – Если, конечно, считать дождем низвергающуюся тебе на голову чертову Ниагару мутной-мутной воды. Прелесть Амриты состоит в том, что обитаемая суша чрезвычайно удачно расположена в тех широтах, которые…

– Не будем про Амриту, – остановил его Руссо. – Про Амриту как-нибудь в другой раз.

– Тем более что там наверняка все уже побывали, и не по разу, – добавил Оберт.

– Хорошо, не будем, – легко согласился Ниденталь, который, очевидно, привык, что все воспринимают его как зануду. – Планетам «голубого ряда», к которым, очевидно, относится наша, названия которой мы так и не знаем, присущи смены времен года. Хотя бы в самой условной форме. Это очевидно. Здесь же ничего такого не происходит. С определенного момента я следил за восхождением светила и отмечал в памяти его положение на небосводе. Я не самый большой специалист в астрономии, но по моим наблюдениям год здесь длится девяносто пять суток.

– Абсурд! – сказал командор Хендрикс.

– Я тоже так подумал. И мое внимание переключилось на группу деревьев, что растут на задворках моего дома.

– Что у вас там? – спросил Оберт. – Сиббоды или габрары?

– Ктимокабрены, – ответил Ниденталь. – Такие, знаете, с синеватой мелкой листвой… очень красивые, и плоды по вкусу напоминают гуаву, только мякоть имеет пугающе бирюзовый цвет. Возможно, это вызвано повышенной концентрацией природных нитратов меди в почве… хотя химик я тоже никакой. Другой особенностью ктимокабрен является их стремительный рост. В самом начале это были молодые деревца, практически саженцы, а сейчас это уже вполне себе тенистая роща. Я как-то спросил капитана Фоллорна… помните, был такой задолго до Ктелларна… эндемики ли это или завезены из другого мира. Эхайны, как вы знаете, весьма скрытны, но тут мне удалось его разговорить, и он поведал, что флора этого мира чрезвычайно скудна высшими растительными формами, и все, что выше человеческого роста, действительно завезено из метрополии. В порыве откровенности капитан Фоллорн упомянул и другую особенность ктимокабрен: плодоносить они начинают на шестой или седьмой год. Я уточнил, о каком годе идет речь, местном или метрополии, на что капитан отвечал в том смысле, что разница невелика и составляет дюжину дней. Помнится, я не сразу обратил внимание на то обстоятельство, что сразу после этих своих слов капитан Фоллорн не слишком технично сменил вектор нашей беседы и битых сорок минут с нарочитым интересом вызнавал подробности моих взаимоотношений с соседями. Теперь-то я понимаю, что он догадался о своем промахе и постарался замусорить мою память избыточной информацией, среди которой затерялась бы и полезная. Ему это почти удалось, – Ниденталь снисходительно усмехнулся. – Но вообще-то ему следовало бы меня убить. Потому что он не знал о моей гипермнезии.

– Тс-с! – вдруг потребовал Оберт.

Они прислушались.

– Рано, – сказал командор Хендрикс.

– Так что там с ктимокабренами? – спросил Руссо.

– Они начали плодоносить через два года, – сказал Ниденталь.

– Не стоит недооценивать эхайнские спецслужбы, – с сомнением покачал головой командор Хендрикс. – Вполне возможно, что Фоллорн вас ловко запутал с единицами измерений.

– Я тоже так подумал, – сказал Ниденталь. – И потому не поленился тайно нанести зарубку на один из стволов. После чего ежедневно под благовидными предлогами ходил ее проверять. Да, ктимокабрены растут быстро. Но не скачками.

– А что, был скачок? – спросил Оберт с живейшим интересом.

– Да, и он пришелся на тот период, когда по моим оценкам здесь начался новый девяностопятидневный цикл, назвать который годом у меня язык не поворачивается. – Ниденталь перевел дыхание. – Сколько у меня еще времени?

– Минут пятнадцать, – сказал командор Хендрикс. – А то и десять. Пока они хватятся…

– Тогда об эхайнах, – сказал Ниденталь. – Наверное, никто не обратил внимания, но эти парни дряхлеют прямо на глазах.

– Не замечал, – сказал Оберт. – Между прочим, эхайны в сравнении с людьми рано стареют.

– Но не такими темпами, – возразил Ниденталь. – Первым начал сильно сдавать Фоллорн. И однажды без объяснения причин, совершенно в эхайнском стиле, он исчез, а вместо него появился Ктелларн. Молодой, энергичный, весьма дружески настроенный… и тоже начал стареть. Хотя, стоит признать, не так стремительно, как его предшественник.

– А не совпала ли эта замена первых лиц?.. – начал было Оберт.

– Совпала, – коротко ответил Ниденталь. – Точно так же, как и внезапное появление возле правого глаза, ниже брови, у славного капрала Даринуэрна хорошо зажившего и потому едва заметного шрама.

– Вы на редкость наблюдательны, – сказал командор.

– Это профессиональное качество, – промолвил Ниденталь, снова порозовев. – Я просто пытаюсь поддерживать форму, с тем чтобы по возвращении иметь возможность вернуться к прежней работе, которую я люблю и которой дорожу. И потом, не забывайте, я всегда могу сызнова переворошить все увиденные картинки.

– Мы не знаем, на какие чудеса способна эхайнская пластическая хирургия, – заметил Руссо.

– Насколько мне известно, у них нет традиции избавляться от боевых шрамов, – возразил Ниденталь. – Считается, что это прибавляет брутальности к их облику. Присмотритесь к низшим чинам: они буквально разлинованы шрамами.