Святая с темным прошлым - Агилета

– Неужели вы надеетесь на благородство этих людей?

– Нет – на то, что они сочтут сотрудничество с нами выгодным.

Не зная, что и сказать, Кохиус тоже замолчал, глядя на бухту, взъерошенную волнами в тот день.

А у Василисы, на отдалении наблюдавшей за всем, что произошло, сердце исходило состраданием. Теперь, сама владея лошадью, она понимала, что это значит для всадника – расстаться с любимым скакуном. С другом разлучиться и то бывает легче. Если бы могла она сейчас хоть чем-то утешить Михайлу Ларионовича! Но знала: он не потерпит, чтобы она выражала свои чувства на виду у других. А потому вынуждена была оставить его в одиночестве наедине с утратой.

XXXII

«…И смех и грех! Но одержал Михайла Ларионович победу, ни одного русского солдата за нее не положив…»

В тот вечер Кароль явился на квартиру к Кутузову, самым горячим образом выражая свою благодарность. Он просил разрешения вступить в его батальон и клялся, что будет достоин принесенной жертвы. Так во 2-ой Крымской армии появился новый солдат, а впоследствии – офицер, Карл Адамович Кохановский, прошедший бок о бок со своим спасителем едва ли не все кампании, где тому довелось сражаться.

А бек Фарид вновь объявился в лагере пару недель спустя. Его появление было встречено с тревогой, поскольку приехал он с наступлением темноты, никем не сопровождаемый и поставил условие, чтобы при его разговоре с командиром гарнизона не присутствовал никто, кроме Кутузова. Кохиус проклял ту минуту, когда разрешил своему субальтерну завязать дружбу с татарами, и с напускным спокойствием на лице велел впустить ночного гостя.

Для начала посокрушавшись о том, как трудно ехать в темноте, когда луна еще не взошла, бек отведал предложенное ему угощение и скорбно произнес:

– Боюсь, что в нынешнем году нас ждет неурожай. Зима была суровой, весной случились заморозки… Одному Аллаху известно, что взойдет на наших полях и сколько плодов будет на деревьях.

Кохиус терпеливо слушал его сетования, слегка поддакивая для приличия.

– К тому же эта ваша распря с турками… Уж чересчур она затянулась! Который год нашей земле нет покоя. Мы были бы рады мирно жить под покровительством России, но султан все шлет и шлет корабли с янычарами…

Кутузов почувствовал, что бек приближается к истинной цели своего визита.

– Вам нужно много людей и много оружия, чтобы противостоять натиску султана, – продолжал Фарид. – Одного солдата (он ухмыльнулся) мы вам уже продали, а теперь можем продать еще и пушки.

Кутузов и Кохиус быстро переглянулись.

– Я не видал в ваших селах завода, где отливали бы пушки, – осторожно сказал Кутузов, переводя на русский для Кохиуса свои слова.

– Такого завода нет, – согласился Фарид, оглаживая бороду. Черные четки, обвитые вокруг его руки, казались в этот миг крошечными пушечными ядрами.

– Откуда же пушки? – не выдержал Кохиус.

– Они появляются ночью на морском берегу, – спокойно ответил бек. – Янычары переправляют их в шлюпках с кораблей. Но затем, еще затемно корабли отходят так далеко, чтобы вы не различали их даже на горизонте.

– Господин подполковник, вы едва ли не каждый день проводите разведку и ни разу ничего не заметили?! – воскликнул Кохиус.

– Заметить их было невозможно, – очевидно, и без перевода поняв смысл восклицания, пояснил бек. Если подтянуть пушки к самому основанию скал – а вы ведь знаете, что там всегда есть ниши и даже пещеры, образованные волнами – то, проезжая по берегу, ничего не увидишь. К тому же, они были прикрыты рыбацкими сетями.

Русские потрясенно молчали. Вдоволь насладившись произведенным эффектом, Фарид продолжал:

– Сейчас уже нет смысла искать пушки на берегу – они переправлены в другое место.

– Полагаю, в леса за нашим лагерем, – сказал Кутузов, – чтобы при высадке нового десанта, ударить нам в тыл.

– Вы очень проницательны! – с улыбкой наклонил голову бек, – но этого еще не случилось. Сперва я приехал узнать, не сойдемся ли мы в цене.

– Вы не боитесь идти против султана? – усмехнулся Кохиус.

Бек сделал неуловимое движение бровями:

– В последнее время мы убедились, что султан уже не хозяин на крымской земле и вряд ли будет им. К тому же, вы, русские могли ведь и сами обнаружить пушки верно? И перебить янычар, которые к ним приставлены…

Из дальнейших расспросов выяснилось, что пушек семь штук под охраной десятка янычар-артиллеристов, а место их нахождения бек, до поры до времени, разумеется, не откроет. Сумма же, назначенная за них Фаридом, заставила офицеров тяжело вздохнуть.

– Разве это деньги для вашей огромной державы? – удивлялся в свою очередь бек. – Я мог бы запросить и больше, поскольку для вас это вопрос жизни и смерти, но подготовка нового десанта причиняет слишком много неудобств нашим людям. Сейчас, когда они должны возделывать свои сады и пашни, люди султана заставляют их ночами перетаскивать пушки, ничего за это не платя. А затем разразится новый бой, и мир, наконец-то установленный между нами (он слегка поклонился в сторону Кутузова) вновь будет нарушен.

Кохиус попросил три дня на раздумья, и бек уверил его в том, что за этот срок текущее положение дел никак не изменится. Провожая Фарида к выходу из лагеря, Кутузов увидел, что там привязан все тот же лопоухий мул, на котором бек приезжал в первый раз с требованием выдать раба.

– Я надеюсь, мой конь здоров? – не выдержав, спросил он.

– Ваш конь был слишком норовист, – объяснил Фарид, садясь в седло. – Я продал его в Бахчисарае, взял хорошую цену. Все имеет свою цену: лошади, люди, победы. Хорошо, когда за победу можно заплатить всего лишь деньгами, разве нет?

– Несомненно, – согласился Кутузов, стараясь, чтобы голос его звучал невозмутимо.

Остаток ночи и все следующее утро в лагере шло лихорадочное совещание. Обсуждали, не ловушка ли задумана татарами, пытались предположить, где именно спрятаны пушки, задавались вопросом: все ли их отдадут в обмен на деньги или лишь часть для отвода глаз. И, наконец, еще до полудня отправили гонца в штаб князя Долгорукова с тем, чтобы окончательное решение о сделке с татарами было принято им.

Днем позже гонец прискакал обратно. Однако не один, а в сопровождении еще нескольких верховых. На лошадей были навьючены тяжелые переметные сумы, которые всадники, едва соскочив на землю, немедленно унесли туда, где хранилась полковая казна.

Василиса же, не улавливая сути происходящего, чувствовала ясно: Михайла Ларионович готовится одержать победу. Никем не посвященная в переговоры с турками, видела она, как в глазах его мерцает опасное веселье и, ни сном ни духом не ведая о предстоящей операции, голову готова была дать на отсечение: вскоре он отправится навстречу славе.

Так и случилось: с наступлением темноты к Фариду был послан гонец с посланием. Один из солдат в батальоне Кутузова в прошлом был охотником, и, зная, что тот сумеет приблизиться к дому бека и передать послание незаметно, командир выбрал для этой цели именно его. В привезенном глубокой ночью ответе указывалось место, где Фарид встретит русский отряд, чтобы провести его к пушкам и охраняющим их янычарам. Выступать следовало завтра с восходом луны.

А днем перед этим выступлением Василиса, проходя по лагерю, встретила Кутузова и, улыбнувшись, сказала ему:

– Бог вам в помощь в вашей затее, Михайла Ларионович! Удача вам будет, не сомневайтесь!

– Откуда ты знаешь?! – поразился тот.

– Отсюда, – ответила Василиса, приложив руку к сердцу и, как ни в чем не бывало, пошла дальше, оставив его в замешательстве.

Ночную операцию русские провели, как и было задумано – корыстолюбивый бек не обманул их. Застигнутые врасплох янычары почти не оказали сопротивления, и ни один русский солдат даже ранен серьезно не был. У захваченных пушек выставили караул с тем, чтобы утром начать их переправку в лагерь, а Фариду назначили время и место для передачи обещанных денег.

Когда к утру отряд вернулся в лагерь, и Кутузов доложил Кохиусу о благополучном исходе операции. Генерал-майор покачал головой с восхищением, к которому примешивалась зависть:

– А что, господин подполковник, может, отправить вас послом в Турцию? Глядишь, вы с султаном о мире сторгуетесь!

– Предпочитаю начать наш торг на поле боя – это существенно собьет цену! – не скрывая довольства собой, рассмеялся Кутузов.

XXXIII

«…С ликованием и трепетом уверилась я в том, что Господь к нему благоволит…»

Офицеры с любопытством исследовали турецкие пушки, привезенные в лагерь, и нашли, что они в подметки не годятся русским «единорогам». Изобретение русских оружейников было куда более легким и компактным, стреляя при этом и дальше, и точнее традиционных громоздких чугунных стволов. И транспортировать «единороги» было относительно легко, в то время как, перетаскивая в лагерь турецкие орудия, и люди, и лошади выбились из сил.