Динка - Валентина Осеева

— Да ведь это обезьянье имя! — волнуется девочка.

— Ну, а обезьяна что? Она еще получше людей.

— Так ведь Макака — это для дразнения такое имя!

— Кто скажет со злостью, тому для дразнения! Да злой человек еще и не так назовет… Ты на это плюнь с высокого дерева. Макака — имя хорошее, ни у кого такого нету, а у тебя есть, — убежденно говорит Ленька.

Динка молчит. Может, и правда ей наплевать? Макака так Макака.

Ленька хмурит лоб и о чем-то думает, потом неожиданно спрашивает:

— А чего ж ты, Макака, затесалась сюда, на берег, в эдаком платье? Ты ж с шарманщиком ходишь!

Динка с обидой рассказывает про художника.

— Уехал, видно… Ну, может, приедет еще… — говорит Ленька и лукаво опрашивает: — А какими это ты словами ребят пугала? «Сарынь на кичку!» Выдумала тоже! — усмехается он.

— Нет, что ты! Я ничего не выдумала. Это же слова Стеньки Разина! Ты слыхал про Стеньку Разина?

— Про атамана? Ясно, слыхал! На Волге живу, да не слыхал! Что я, глухой, что ли?

— Ну вот! А когда Стенька нападал на врагов, то он всегда так кричал — для смелости просто, чтоб победить! — объясняет Динка.

— Да, есть такие слова: скажешь их про себя и вроде сразу сила прибавится, — соглашается Ленька.

— И еще вот песня такая есть про утес! — волнуясь, говорит Динка. — Про утес Стеньки Разина!

— Не знаю такой. А ты знаешь?

Динка кивает головой и встает перед Ленькой с серьезным, торжественным лицом.

Есть на Волге утес,Диким мохом оброс,

запевает она, сильно копируя дядю Леку.

Ленька слушает внимательно, но Динка не помнит слов и поет пятое через десятое, заканчивая обрывистой фразой:

И утес-великанВсе, что думал Степан,Все тому смельчаку перескажет…

Она долго вытягивает последнее слово, ей кажется, что так полагается по мотиву. Но Леньке нетерпеливо машет рукой:

— Погоди выводить-то! С одного слова толку мало. Что же это за песня, с гулькин нос?

— Как — гулькин нос? — фыркает Динка. — Это я просто слова забыла!

— Жаль. Хорошая песня, ты бы выучила слова.

— Я выучу! Только знаешь что? Никто, никто не может сказать, где этот утес! — печально говорит Динка.

— Никто не может? — спрашивает Ленька, и глаза его светятся гордостью. — А я могу! Пойдем, покажу! — Он встает и меряет Динку долгим взглядом: — Только помни, Макака: скажешь кому — навечно останусь я на барже.

Глава двадцать шестая

УТЕС СТЕНЬКИ РАЗИНА

Ленька подходит к отвесной стене обрыва и, поплевав на ладони, быстро карабкается наверх, ловко перешагивая от одного корня к другому. Из-под ног его сыплются на голову Динки колючий песок и сухие комки глины, но она молча зажмуривается, стараясь не отстать от своего товарища. Оторванная оборка платья волочится за ней, цепляясь за корни и чахлые кусты.

Поднявшись наверх, Ленька присаживается на корточки и протягивает Динки руку:

— Ну, вылезай! Распустила павлиний хвост и ползешь — эдак и сковырнуться можно! Обвяжи его вокруг себя или за пояс заткни, — советует он.

Динка поспешно привязывает к поясу оборку. Она боится, что Ленька раздумает брать ее с собой, и, заглядывая ему в глаза, робко торопит:

— Пойдем, Лень?

Ленька молча встает и идет по краю обрыва. Чуть приметная тропка вьется между кустами; подмытая ливнями, она иногда обрывается, и вместо нее торчат из земли голые корни поваленных деревьев; иногда, отходя от края, тропка теряется в кустах колючего дерна с круглыми, как шарики, зелеными ягодами. Ленька раздвигает кусты, и, смыкаясь за его спиной, они больно хлещут Динку по лицу и по плечам, но она не жалуется и, крепко сжав губы, продирается за Ленькой, обрывая платье и царапая руки… Босые ноги ее исколоты, а тропка все бежит да бежит, то круто поднимаясь на гору, то падая вниз, а слева, освещенная ярким солнцем, блестит Волга, ослепляя глаза и с мягким шелестом накатывая на берег волны…

Динка спотыкается и на ходу вытаскивает из босых пяток колючки, но если нашелся человек, который может показать ей утес Стеньки Разина, то надо идти и молчать, хотя бы со всех сторон вонзались в нее колючки, думает усталая Динка.

А Ленька идет да идет, не оглядываясь и словно не замечая следующей за ним по пятам Динки.

Крутой обрывистый берег вдруг рассекается надвое, образуя между двумя половинами глубокую трещину. Ленька обходит опасное место и снова идет по краю обрыва. Берег поворачивается, пристань с баржами и пароходами уходит из глаз. Ленька останавливается, раздвигает кусты и оглядывается назад:

— Вот утес Стеньки Разина! Гляди!

Динка протискивается вперед и становится с ним рядом. Один только шаг отделяет их с Ленькой от глубокой пропасти. Земля в этом месте круто обрывается, и огромный, как остров, кусок обрыва стоит совсем отдельно, окруженный со всех сторон широкими провалами. В середине его — пожелтевший от — времени и поросший диким мхом утес. Рядом с ним лежит поваленное грозой дерево, голые ветки его простираются над берегом и тянутся к воде, словно черные, высохшие руки мертвеца. У Динки захватывает дух от любопытства и страха. Вцепившись в руку Леньки, она заглядывает в пропасть… Далеко-далеко виден каменистый берег, вода подходит почти к самому обрыву и, смывая с него желтую глину, с шумом отбегает назад…

— Вот это и есть утес Стеньки Разина, — тихо и убежденно говорит Ленька.

«…И стоит много лет, только мохом одет…» — припоминает очарованная Динка.

— Лень, Лень, а как же пройти туда, на этот камень? — спрашивает она с замиранием сердца.

Ленька усаживается на траву и задумчиво жует травинку.

— Я знаю как, только не скажу…

— Почему не скажешь? — шепотом спрашивает Динка.

— Потому не скажу, — медленно говорит Ленька, — что ты девчонка маленькая, сболтнешь кому-нибудь, похвалишься и выдашь это место.

— Не похвалюсь я, Лень! Не выдам я! — лихорадочно цепляясь за него, уверяет Динка. — Разве я сыщик какой-нибудь? Я не сыщик! Нет! — В голосе ее слышится обида и гнев. — Я не сыщик! — топая ногой, кричит она на Леньку.

— Хорош сыщик! — усмехается Ленька, забавляясь ее гневом. — Сыщик — это Нат Пипкертон, пять копеек за выпуск! А ты куда годишься с оборкой энтой?.. Ну, чего разобиделась?

Занозистая какая! Утес ей понадобился! Ну, прыгай головой вниз!

Динка тоскливо оглядывается на камень… Леньке становится жаль девочку.

— Ладно, — мрачно говорит он, — я поведу. Только слышь, Макака… Задумал я убечь от хозяина, а деться мне некуда, кроме этого места. Скажешь кому пропал я.

Динка отчаянно мотает головой.

— Ну, посиди тут.

Ленька раздвигает соседние кусты, расшвыривает кучу валежника, отодвигает в сторону тяжелые камни и вытаскивает из земли широкую крепкую доску. Подтащив ее к краю обрыва и перекинув через трещину, он долго пробует крепость доски ногой, потом смело шагает на середину и, схватившись за ветку сухого дерева, перепрыгивает на утес.

— Вот как я! — весело говорит он, глядя на оробевшую Динку. — Теперь можешь идти! Тут твоих три шага, не больше. Только вниз не гляди. Боишься?

— Боюсь, — сознается Динка.

— Ну, боишься, так посиди маленько; а обвыкнут у тебя глаза, тогда и перейдешь.

— Ладно, — соглашается Динка, усаживаясь на край доски. «Как же атаман переходил туда? Тоже по доске или просто прыгал? — думает она. — Наверное, просто разгонялся и прыгал — ноги у него большие, длинные. А у меня ноги маленькие и не очень длинные, мне не допрыгнуть, а надо по доске…»

Ленька дважды переходит на обрыв, потом обратно на утес — проверяет доску.

— Ну, обвыкли глаза? — спрашивает он.

— Нет еще, — вздыхает Динка. — Доска-то… она качается…

— Ну, а что ж такого? Это ведь не сходни. Ну, обвыкай еще, — соглашается Ленька и снова переходит на утес. Остановившись на самом краю его, он выжидательно смотрит на Динку и, вытянув почти до середины доски руку, ободряюще говорит: — Вот и рука моя. Шаг шагнешь и хватайся.

Динка крепко сжимает зубы и встает на доску, но взгляд ее падает вниз, и она снова усаживается на обрыв.

— Ну, что же ты? — разочарованно спрашивает Ленька, опуская руку.

— Вниз поглядела… — жалобно оправдывается Динка.

— Ну, вот какая! Я же сказал — не гляди! — с досадой говорит Ленька.

Динка снова встает на доску.

— Давай руку! — решительно говорит она. Ленька напряженно вытягивается вперед.

— Шагай — раз! Шагай — два! — считает он, подхватывая на середине доски Динкину руку и осторожно переводя ее на утес. — Вот и все!

— Все! — облегченно говорит Динка и громко смеется от радости.

— Ну, теперь не страшно! Обходи за мной камень, тут у меня скрытное жилье есть. Не жилье, а настоящая пещера Лихтвейса! — хвастливо говорит он.