Динка - Валентина Осеева

И сейчас, услышав знакомое слово «Макака», он с удивлением вглядывался в маленькую барышню, осажденную с двух сторон своими обидчиками. Он не хотел вмешиваться, полагая, что у господских детей всегда найдется защита, их не так-то легко обидеть. Его удивляло только знакомое слово «Макака» да еще сама девочка. Она стояла молча, словно что-то лихорадочно обдумывая, тогда как обнаглевшие мальчишки подступали к ней все ближе и ближе, дергали накрахмаленные оборки нарядного платья и, гогоча, выкрикивали обидные прозвища:

— Африканка! Куцый заяц! Ишь вырядилась! Го-го-го! Леньке становилось невтерпеж глядеть на это издевательство, он уже поднял кулак, чтобы погрозить мальчишкам, как вдруг на берегу раздался отчаянный боевой крик:

— Сарынь на кичку!

Ленька увидел, как девочка стремительно налетела на Миньку, нагнув голову, как молодой бычок, она с размаху ударила Миньку в живот, потом так же молниеносно бросилась на Трошку.

— Сарынь на кичку! — с удалью и отчаянием кричала она нанося удары и отбиваясь от своих противников.

Белое платье ее металось от одного к другому, голубые банты прыгали на плечах…

Минька, держась за живот и охая, осыпал ее песком и камнями, Трошка, защищаясь левой рукой, правой наносил девочке крепкие удары кулаком, она увертывалась, отбегала в сторону и снова бросалась на своих обидчиков.

— Сарынь на кичку! — отчаянно и жалобно кричала она, Ленька прыгнул на сходни и в три прыжка выскочил на берег. Он узнал этот жалобный голос и звенящие в нем слезы. Это была та самая нищая девчонка, которую он видел на пристани. Непонятные слова, которые она выкрикивала, подстегивали Леньку как призыв на помощь, и, сбивая ноги о камни, он мчался по берегу, задыхаясь от злобы и возмущения.

А девочка все еще не сдавалась… Оторванная от платья оборка волочилась за ней, голубые банты втоптались в песок, из разбитого носа капала кровь…

— Сарынь на кичку!

Ленька обрушился на ее врагов со страшной силой. Мускулы его, окрепшие в постоянной тяжелой работе, налились твердыми желваками. Одним ударом кулака он сбил Трошку, схватил за шиворот и отбросил Миньку. Не давая им подняться и нанося удары то одному, то другому, он повторял злобно и отчетливо, подкрепляя каждое слово увесистым тумаком:

— Не тронь, сволочь! Не тронь ее! Убью гадов! Минька тонко взвизгивал и хватал его за руки, Трошка истошно ревел, пряча от Ленькиных кулаков разбитое лицо. Динка, вне себя от изумления и восторга, торжествующе выкрикивала свои чудодейственные слова:

— Сарынь на кичку!

— Хватит, — вдруг сказал Ленька, останавливаясь и отирая со лба пот. — Вон отсюда, жулье проклятое! Чтоб ноги вашей не было больше тут! — заорал он на воющих мальчишек. — Живо уходи! Ну?!

Минька подхватил падающие штаны и бросился бежать;

Трошка, прихрамывая и держась за щеку, пошел за ним. Отойдя подальше, оба оглянулись и, подняв камни, швырнули их в Леньку. Камни, не долетев, упали на песок. Ленька усмехнулся.

— Ладно, ладно, бродяга! Попомнишь ты нас? — трусливо оглядываясь, грозили мальчишки.

— Побей их еще! — бойко предложила Динка.

— Хватит, — спокойно повторил Ленька. — Теперь не тронут. — И, поглядев на оторванную оборку и закапанное кровью платье девочки, озабоченно спросил: Чье платье-то на тебе?

Динка мгновенно вспомнила пристань, жалостливое выражение в глазах Леньки, копейку, которую он ей дал… и испытующе взглянула на него исподлобья:

— Мое платье…

— Знаю, что твое, а вот где взяла ты его? Украла? — Ленька посмотрел на нее строго и участливо. Серые глаза ва его бледном лице казались совсем черными.

Динка испуганно замотала головой.

— Не… Потихоньку я взяла… Я положу назад… — пробормотала она.

— «Назад»! — с горечью усмехнулся Ленька, присаживаясь на камень. — Ты гляди, оборвала ведь все, кровью попортила… Не миновать тебе палки, безнадежно закончил он, и снова в его глазах мелькнуло выражение глубокой жалости.

Динке вдруг непреодолимо захотелось удержать его сочувствие, сравнять их судьбы, быть такой же бездомной сиротой, как и он, Ленька. Она уже видела себя рваной и голодной девочкой, тайком надевшей нарядное платье барышни и поплатившейся за это короткое счастье жестокими побоями. Видение было настолько ясным, что Динка закрыла лицо руками и заплакала.

— Не реви, не реви! — испугался Ленька. — Еще хуже закапаешь. Пойдем, умойся… Ишь размазала кровищу-то!

Он взял Динку за руку, подвел ее к воде и, глядя, как она умывается, набирая пригоршнями воду, с досадой сказал:

— Не так! Ведь ты опять же на одёжу льешь! Опусти свою личность в воду и пошуруй ее там руками, а тогда вытаскивай.

— Э-э… ишь ты какой! — покрутила головой Динка. — Я окунаться боюсь!

— Ништо, — сказал Ленька. — Прячь руки назад! — Он осторожно наклонил Динкину голову, несколько раз окунул в воду ее лицо, обмывая его там своей ладонью. Ладонь у него была жесткая и шершавая.

— Корябаешься, — сказала Динка.

Но Ленька не обратил никакого внимания на ее слова:

— А ну, глянь на меня!

Динка подняла подбородок кверху. Из носа потекла тонкая струйка крови.

— Текет, — озабоченно сказал Ленька и зажал ей нос двумя пальцами. — Не бойся. Дыши ротом. Постой так маленько!

Динке не хотелось стоять с зажатым носом, но, полная уважения к своему старшему товарищу, она не спорила. Операция Леньки помогла.

— Я все это на себе испытал, — сказал он, снова усаживаясь на камень. — Я тертый птиц… — задумчиво добавил он.

— Птица, — поправила Динка.

— Почему птица? Птица — это она, а я — он. Чего не знаешь, молчи! — обиделся Ленька.

— А как же говорят: летит птица… Откуда знают, что это она?

— Вот глупая! Раз говорят, то знают. К примеру, летит стая птиц… это про кого? Птица — она, птиц — он, тут и думать не над чем!

— Правда! Очень просто, оказывается, — соглашается Динка.

— Я много чего знаю. Одной энтой «Пещеры» сколь перечитал! Девятый выпуск вот дочитываю… — Он вынимает из кармана сложенную в трубочку тоненькую темно-красную книжицу с картинкой по обложке.

— «Пещера Лихтвейса», выпуск девятый, цена пять копеек», — с трудом читает вслух Динка и с интересом разглядывает картинку. На картинке мрачными, темными красками нарисована пещера, загроможденная камнями и ящиками. Из-за ящиков видны зверские лица присевших там людей, а у входа в пещеру стоит человек с поднятым вверх револьвером. — Что это, Лень? — с испугом спрашивает Динка.

— А вот, вишь, всё убийцы… Графиню одну затащили они… А вот этот самый Лихтвейс и приметил их. Да вот на этой странице как раз написано… — Ленька послюнявил палец и, перелистав смятые страницы, нашел в конце книжки относящиеся к картинке строчки. — «Стой! — крикнул громовым голосом Лихтвейс. — Руки вверх и ни с места! Ваша карта бита!» — громко и медленно прочитал Ленька.

— Ой, как страшно! — прошептала Динка. — И убил он их?

— Зачем — убил? Когда б убил, так не об чем и писать было! Он их все с первого выпуска ловит, а это еще только девятый. Может, под конец убьет, конечно, только этих выпусков еще много.

— Ну как же они спрячутся от него? — глядя на картинку, интересуется Динка.

— А вот тут есть, в самом конце… — Ленька снова берет книжку и читает последние строчки: — «Прогремел роковой выстрел, но пещера вдруг дрогнула, и в тот же миг пол под ногами Лихтвейса провалился вместе с убийцами…»

— Ой! — всплеснув руками, вскрикивает Динка. — Провалился?

— Не бойсь! Вылезет… Ему уже не первый раз эдак-то, — успокаивает ее Ленька, пряча книжку в карман. Динка задумчиво крутит головой:

— У нас книг много, но такой я не видела еще. Может, только на чердаке где-нибудь… Глаза у Леньки загораются.

— Коли есть, принеси… А тогда обратно положишь, ладно? — просит он.

Динка неуверенно кивает головой.

— Погоди… А как звать-то тебя? Макака, что ли? — спрашивает вдруг Ленька.

— Нет, меня зовут Динка, а Макакой меня дразнят. Макака — это обезьяна, а у меня вот… — Динка выпячивает вперед нижнюю губу и с огорчением говорит: Из-за нее меня и дразнят!

— Пустяк дело! — небрежно говорит Ленька, — Дать еще раза два но шее, так и губа понравится. А Макака — имя хорошее, куда лучше, чем энта Динка.

— Да ведь это обезьянье имя! — волнуется девочка.

— Ну, а обезьяна что? Она еще получше людей.

— Так ведь Макака — это для дразнения такое имя!

— Кто скажет со злостью, тому для дразнения! Да злой человек еще и не так назовет… Ты на это плюнь с высокого дерева. Макака — имя хорошее, ни у кого такого нету, а у тебя есть, — убежденно говорит Ленька.

Динка молчит. Может, и правда ей наплевать? Макака так Макака.

Ленька хмурит лоб и о чем-то думает, потом неожиданно спрашивает: