Седьмое евангелие от «ЭМ» - Франц Гюгович Герман

наряд охраны понял, что на литейном цехе исчезла крыша. Не могло же её унести ураганом, который к тому времени уже кончился. Над зданием клубились тучи пыли – крыша обрушилась во внутрь здания. Целого пролёта просто не было.

– Что же это, дядя Саша. Спасателей надо вызывать? – со страхом прошептал Володя.

– Спокойно, надо посмотреть, может помощь кому нужна. Ремонтники второй день подряд без смены работали. Две бригады.

Дверь в административную часть здания оказалась открытой. Охранники не стали подниматься на второй этаж, а сразу прошли в подсобное помещение. Потолок был на месте, но по всей стене коридора ползли страшные щели. Штукатурка во многих местах осыпалась. Зайдя в раздевалку, они остановились на пороге – в самых причудливых позах кругом лежали тела. Кто-то был одет, кто-то по пояс глый. Одни сидели на лавках, другие лежали на полу.

– Стой здесь, – сказал дядя Саша, – я осмотрю помещение.

Володя со страхом, судорожно передёрнул затвор своего карабина. Глаза его выпрыгивали из орбит. Дядя Саша приложил палец к губам –мол: тихо – и двинулся по комнате, аккуратно обходя тела на полу. У окна на столе стояло жестяное оцинкованое ведро. Подойдя к столу, дядя Саша почуял знакомый дух. Наклонившись поближе к ведру, до него дошло: в ведре был портвейн. Дядя Саша дотронулся до ближайшего тела – оно было горячим.

– Вовка, пьяные они в ж…, – крикнул дядя Саша, – как же они ведро портвейна на завод пронесли? Не иначе с ликёрки утечка. Один забор-то с ликёркой.

Вовка на трясущихся ногах приблизился к столу. Они обошли все тела. Все дрыхли пьяным тяжёлым сном.

– Пошли в цех, этих будить бесполезно.

Дверь в цех со стороны раздевалки не открывалась, видимо, была подпёрта рухнувшим перекрытием. Охрана решила выйти наружу и осмотреться вокруг цеха. На подъездных путях стояли вагоны. Под цистерной лежал человек в ремонтной робе с ведром в руках.

– Вот она – корова, – многозначительно кивнул дядя Саша, – два дня доили. А я-то думаю – вторая бригада ремонтников пришла в литейный, а первая не вышла. Надо ведёрко и к себе в охранку захватить.

Как только утром Семён пришёл на работу, Эстэт сразу повёл его на крышу здания, где размещался отдел главного энергетика. Панорама с крыши открывалась великолепная.

– Вон литейный цех, – показал рукой Эстэт, – видишь, над левым пролётом крыши нет.

– А куда она девалась? – с удивлением спросил Семён.

– Наверно, последствия грозы. Вроде никого не завалило, спасатели до сих пор завалы разгребают. А ведь могли мы с тобой там быть погребёнными.

Семёна передёрнуло при этой мысли.

* * *

Первый свой заводской отпуск Семён решил провести в Ленинграде и посвятить его Достоевскому. Однажды в мгазине «Знание» ему попалась интересная книга, в которой он прочитал статью достоевсковеда-любителя Бурмистрова о Петерсбужском маршруте Раскольникова. Семёну очень захотелось изучить этот маршрут на месте. Этим и объяснялся выбор города для проведения отпуска. Две недели пронеслись незаметно. Возвращаясь из Ленинграда, прямо в аэропорту, Семён купил книгу, название которой его заинтриговало. Книга называлась «Крупномасштабная структура пространства-времени». Одним из авторов был некто С. Хокинг. Это имя тоже ничего не говорило Семёну. Прямо в самолёте он начал читать эту книгу. Семён был удивлён: математический язык книги был практически незнаком Семёну. Речь шла о картах, атласах и многообразиях. Это была новая для Семёна математика. Это был язык топологии. Таким образом, становилось понятно, что самообразование ещё было очень не полным, и список Рашевского надо было каким-то образом расширять. А однажды в книжном магазине он купил книгу тоже двух незнакомых авторов «От проективной геометрии к неевклидовой». Это тоже было очень удивительно – как это: от одной геометрии к другой? Но пройти мимо этой книги просто не давала какая-то сила. «Ладно, на досуге полистаю», – подумал Семён и поставил книгу на свою книжную полку.

После отпуска Семёна перевели в конструкторское бюро. Семёну такой переход не нравился, но это пыл приказ, который не обсуждался – как в армии: приказали, выполняй. Коллектив был почти женский и это было в новинку для Семёна.

В этом году Семён сделал первое своё изобретение и получил за него нагрудный знак в виде медали: «Изобретатель СССР». Его огромное фото появилось на заводской аллее славы.

А вот с комсомолом у Семёна почему-то никогда не ладилось. В институте его трижды исключали из комсомола. Семён не приходил на эти собрания и его не могли исключить – требовалось личное присутствие. Наконец он пришёл, но комсомольское бюро не пришло, и Семёна опять не исключили. Вчера Семён не ходил на комсомольское собрание отдела энергетика, а сегодня узнал, что его избрали начальником комсомольского прожектора. Комсорг Люба толком ничего не могла сказать, что такое «комсомольский прожектор» и Семён отправился в заводской комитет комсомола, чтобы разъяснить этот вопрос. Комсомольская организация завода насчитывала несколько тысяч человек, поэтому на заводе был освобождённый комсомольский актив (секретарь, два заместителя и машинистка). Сидел актив в отдельном домике на отшибе (здесь раньше была старая проходная).

Войдя в комитет комсомола Семён сразу же натолкнулся на знакомого – Олега (школьная кличка «Англичанин»). Олег когда-то учился в одном классе с другом детства Семёна Геней и через него они и были знакомы. Геня рассказывал, что Англичанин попивал и не отличался усердием в учёбе, а кличку получил из-за яркого английского или не английского прононса на уроках английского языка.

– Привет, ты к кому? – спросил Семёна Олег.

– Привет, мне нужен комсомольский секретарь.

– Я и есть – секретарь, – ответил Олег. Семён внутренне удивился, но виду не подал. Узнав, что Семён из отдела энергетика, Олег спросил между делом.

– Вы там спирт получаете?

– Да, двадцать литров в месяц.

– Солидно, – серьёзно оценил Олег.

В ближайшие полчаса Олег разъяснил Семёну задачи комсомольского прожектора, выдал бланки отчётов и агитационную литературу. Семён понял, что для начала надо создать свою команду. На эту роль подходили два пацана из электролаборатории. Так, по крайней мере, думал Семён. Одного звали Вова (по прозвищу «Пещерный» за туристическую любовь к пещерам и умение фотографировать). Второго звали Гариф. Он отличался завидной настойчивостью и умением пробивать административные преграды. Надо было только убедить Гарифа, что дело это правое.

Однажды, выходя с завода, Семён услышал, как кто-то громко произнёс его имя.

– Ба, Семён, – это был его бывший одноклассник по кличке «Доктор» – тот самый Вова Г-ев, которому Семён когда-то решил экзаменационную работу по математике.

– Доктор, ты как тут?

– Работаю на заводе инспектором ГАИ, – (завод имел большой транспорт и в своём ГАИ была оправданная необходимость), – ты где?

– В конструкторском бюро отдела энергетика.

– Бабы есть?

Доктор был уже разведён и от трёх браков имел четверых или пятерых детей. Ещё со школьной скамьи Доктор отличался тем, что имел отличный музыкальный слух,