Парижанка - Жорж Онэ

– Вам что, вы богаты, Жан! – сказала, наконец, госпожа де Ретиф. – Вы можете оставаться независимым, если пожелаете.

– Я живу остатками отцовского наследства. У меня прекрасная обстановка и тридцать тысяч годового дохода. Если ограничиться клубной кухней, игрой по маленькой, посредственными сигарами, наемным экипажем, можно как-нибудь пробиться, но достаточно ли этого? Прибавьте сюда одиночество, отсутствие семьи, экономка для ухода за мной и комнатный лакей, который будет беситься, если не станешь отпускать его по вечерам, и исполнять свое дело спустя рукава. Дорогая моя, молодость красит все. Когда же начнешь спускаться под гору, надо к чему-нибудь пристроиться, а с этой целью пока еще ничего не придумано лучше брака. Жаклина говорит мне: «Мы состаримся вместе; вы всегда найдете у меня уютный уголок». Черт возьми! Разумеется! Но ведь мне придется туда ходить. В этом все! Приятно иметь этот уютный уголок у себя в доме, а не у чужих.

Молодая вдова улыбнулась.

– Вы мне напомнили Наполеона в 1815 году. Вы подступаете к границе, чтобы поставить на карту все, что у вас есть. Вам нужно выиграть сражение под Ватерлоо. Это означает; или трон Франции, или остров Святой Елены. Составим же наш план кампании и выполним его без колебаний. Великого человека, с которым я вас сравнила, погубило то, что он перестал верить в свою счастливую звезду. А у вас, несомненно, есть частичка такой счастливой звезды.

– Частичка? Да у меня их много целых, только все они или певицы, или танцовщицы!

– Не дурачьтесь. Верите ли вы во что-нибудь?

– Я? Да у меня гибель предрассудков! Но я особенно верю в женское влияние.

– Тогда мы постараемся, чтобы вы не разочаровались. Поговорим, как практичные люди. Несомненно, что Жаклину предупредила одна из этих вредных тварей в нашем кружке, госпожа Варгас или госпожа Тонелэ…

– Это очень гадко с их стороны. Я никогда им ни в чем не отказывал…

Она погрозила ему своей прекрасной белой рукой.

– Томье, Томье! Мне передавали, что вы были страшным злодеем!..

– А вы не хотели верить? Напрасно! Могу поручиться, что это правда.

– Бес!

– Потому-то я и мечтаю сделаться отшельником.

– Хорошо; на вашем месте я повела бы открытую игру с Превенкьером. Вы не воображаете, конечно, что ему неизвестно ваше положение в доме Леглиза. Он не настолько наивен, чтобы прийти в ужас от этого, Однако он может опасаться, что расторгнуть эту связь будет труднее, чем простую близость молодого человека с замужней женщиной. Ищите случая открыть банкиру ваше сердце и тогда опишите ему все без утайки: ваше охлаждение к Жаклине, мечты о новом счастье, наклонность к регулярной жизни и многое другое, что может внушить вам ваше блестящее воображение относительно предмета, который вам так близок. Допустим классическую гипотезу: Роза была предупреждена относительно ваших планов одновременно с Жаклиной. Надо же устроить так, чтобы Превенкьер при первых опасениях, высказанных его дочерью, был в состоянии отвечать ей вашей исповедью. В конце концов молодая девушка, неглупая от природы, поймет, что под этими разоблачениями кроются происки зависти и ревности. Мадемуазель Розу не особенно огорчат попытки остановить ее триумфальную колесницу. «Если у меня оспаривают Томье, значит, он стоит этого. Если на него клевещут, значит, он лучше многих». Вот рассуждение, доступное и пятилетнему ребенку. Несомненно, что оно придет ей на ум, а с того момента будет задето и ее самолюбие, так что если вы сумеете взяться за дело, то все шансы будут на вашей стороне. Нечего и говорить, что я, пользуясь своим выгодным положением в доме, окажу вам немедленную поддержку. Услуга за услугу. Ведь я не скрываю, что если сравнительно легко привести вас с мадемуазель Превенкьер к алтарю, то гораздо хлопотливее будет привлечь туда ее отца под руку со мною. Но вы поможете мне в знак благодарности. Этого потребуют от вас ваша собственная польза и ваша дружба. Впрочем, будьте покойны, я не сделаюсь скучной тещей.

– Скорее надо опасаться, чтобы вы не сделались слишком веселой!

– Даю вам слово, что я буду строга и останусь бездетной.

– Благодарю за это милое обещание и обязуюсь со своей стороны похлопотать о вашем обеспечении.

Этот легкомысленный с виду разговор, но важный по своим последствиям, был прерван появлением Розы, которая заехала за госпожою де Ретиф, чтобы отправиться вместе с ней в Булонский лес. Молодая девушка высказала Жану свою обычную приветливость, из чего оба союзника заключили, что к ней еще не имели доступа наветы их врагов. Томье со своим величественным видом проводил обеих дам до экипажа.

Запряженная двумя чудными лошадьми коляска покатилась по аллее Елисейских полей, миновала площадь Звезды и выехала на Лесную аллею. Под жарким солнцем, освежаемые прохладой политых газонов, среди экипажей, стремившихся взад и вперед по этому триумфальному пути роскоши и богатства, Валентина с Розой отдавались мерной качке эластичных рессор, Не доезжая ворот, на шоссе они встретили гулявшего пешком Превенкьера, с тросточкой в руке и беззаботным видом настоящего фланера [Фланер – человек, разгуливающий без всякой цели, праздношатающийся].

– Ваш батюшка! – воскликнула госпожа де Ретиф.

Роза велела кучеру остановиться.

Коляска подъехала к тротуару. Улыбающийся Превенкьер подошел к ней.

– Что ты тут делаешь один? – спросила дочь.

– Хочу подышать чистым воздухом. Я проработал взаперти до пяти часов; голова у меня отяжелела; тогда я оставил свои письма и пошел гулять. Ну, а вы куда собрались вдвоем?

– Не желаешь ли продолжать прогулку вместе с нами?

– Пешком?

– Нет. Садись к нам в экипаж.

Превенкьер открыл дверцу и, видя, что дочь хочет уступить ему свое место, остановил ее с улыбкой.

– Не пересаживайся, дитя мое, не обращайся со мной, как с дедушкой… Кроме того, сидя напротив, я буду лучше видеть вас обеих.

– Куда ты хочешь поехать?

Банкир бросил вопросительный взгляд на госпожу де Ретиф.

– О, не надо в аллею Акаций, – сказала она, – поищем тихих уголков.

– Хорошо, поезжайте тогда к полю Отейльских скачек.

Они покатились по тенистым, прохладным аллеям леса, вдоль Катланского луга, по берегу восхитительной речки, шумной и бурливой, стремнины в миниатюре, между искусственных скал. Тишина едва нарушалась отдаленным громыханьем экипажей и через правильные промежутки треском ружейных выстрелов в голубином тире. Чувство неизъяснимого довольства убаюкивало Превенкьера; откинувшись на подушки экипажа, он смотрел с неведомым восхищением на два прелестных существа, которые уже соединял в одно в своей почти одинаковой любви. На перекрестке аллеи. Маргариты раздался звон бубенчиков и показалась целая ватага быстро несущихся велосипедистов. Раздались возгласы: